Почему она?

«Почему Аннабет?» — порой Перси задавался этим вопросом. Почему в его голове остался только ее образ? Конечно, он не жалел об этом и был рад и счастлив, что помнил ее. Он ни за что бы не променял ее портрет, постоянно предстающий перед его лицом в то время, когда он не помнил, кем являлся сам, на чей-либо еще. Но все же такой вопрос невольно всплывал. Он безумно любил Аннабет, он не смог бы прожить и дня без нее. Он сам не видел жизни без нее. После войны с Геей, после этой дороги тяжких испытаний, растянувшейся на пять лет, после их восьмимесячного расставания, падения в Тартар… они могли, наконец-то, вздохнуть полной грудью, жить спокойно. Наконец-то, у них не было призрачного будущего, наполненного неизвестностью, на деле оказавшейся чередой потерь и лишений, как год назад, а только обычная уверенная и счастливая жизнь. Перси вместе с Аннабет могли вернуться в квартирку в Ист-Сайде к его матери. Их встретили ее слезы, долгие объятья, горячий чай с печеньем. Когда миссис Джексон и Аннабет направились на кухню, тихо переговариваясь, Пол крепко пожал руку Перси, серьезно сказав: — Мы очень рады, что ты… ну, в порядке. Сидя за столом вчетвером, они долго разговаривали обо всем подряд: о школе, о колледжах, о Новом Риме и изменениях в жизни мира богов, об их затянувшимся путешествии. Перси старался упускать наиболее опасные моменты, как и всегда в общем-то. Перси довольно долго говорил с матерью, но на более… личные темы. Возможно, она догадывалась или чувствовала или знала, что ее сын собирался поговорить о чем-то, что касалось только их с Аннабет, хотя это было странно для него, беседовать с матерью на такие темы. Но Перси давно решил поделиться с ней. Салли видела, что он настраивался на серьезный разговор, хмуро смотря в пол. Он так изменился за это время, стал выше, сильнее, загорел еще больше, но при этом вид у него был усталый. — Так, — начала она, — Аннабет остается в Нью-Йорке? — Да, проект Олимпа, Лагерь, всё такое... — И ты. Она будет жить одна? Если хочешь… мы могли бы снять вам квартирку... Перси покраснел: — Н-нет, ма, он-на будет учиться в школе-интернате. Салли понимающе кивнула. — Извини, я не хотела тебя смутить. У Перси в голове не могла уместится мысль, что они с Аннабет будут жить вместе. Когда-нибудь, конечно. Каждый раз, когда он думал об этом, начинал смущаться. — Вы… — продолжала его мать, — ну, сам понимаешь, у вас все хорошо? После недолгого молчания он ответил: — Я люблю ее, ма. На радостях Салли чмокнула его в щеку. Он немного смутился, но продолжил. В памяти всплыл его недавний разговор с отцом, на закате появившимся в Лагере на берегу океана. В это время они с Аннабет прогуливалась по пляжу, когда увидели его, стоящего в воде по колено и держащего в руках огромной длины спиннинг. Аннабет оставила своего парня наедине с отцом, тихо улизнув в Лагерь. — Привет, сын, — сказал Посейдон, не глядя на него. Перси замялся. Они не говорили уже год из-за этого божественного сумасшествия, вызванного расколом Лагерей. Посейдон не изменился за это время: все та же гавайская рубашка, шорты, на голове легкая панамка. Они разговаривали так, будто ничего не произошло. — Я горжусь тобой. — Да я ничего и не сделал, — ответил Перси, — Гею победили Джейсон, Пайпер и Лео. Посейдон кивнул. — Да, но ты был стержнем Семерки. А это уже много. Расскажи о своем путешествии. Перси попытался возразить, он и так ведь все знал, но все же рассказал ему, как они встретили рыболюдей в Атлантике, рассказал о Хрисаоре, пирате, которого они встретили в Средиземноморье, о реках в Тартаре, о его бое с Ахлис, о том, как это, мягко говоря, не понравилось Аннабет, да и он сам не был в восторге, упомянул реку Малый Тибр и Геру, ее замысел и то, что помнил лишь Аннабет. Посейдон сосредоточенно смотрел на океан. Перси не знал, слушал он его вообще или нет. Но после его последних слов о дочери Афины, он улыбнулся и сказал то, что надолго засело в голове полубога и не давало покоя. Он долго думал над этими словами, сам не говоря Аннабет. Перси вернулся из своих мыслей и воспоминаний в квартирку матери. — Я говорил с отцом, — сказал он. Лицо Салли посерьезнело. Но Перси уверенно улыбнулся и, обернувшись, посмотрел на Аннабет, смотревшую в окно. Он рассказал о том, что помнил лишь ее, когда ему стерли память, передал матери слова Посейдона. Она посмеялась и сказала ему: — Ты должен сказать ей. Перси засомневался в правильности этого решения, но сам подсознательно понимал, что рассказать придется. Когда-нибудь, конечно. — Но ма... — попытался возмутиться он, когда мать развернула его и стала подталкивать к Аннабет. — Давай, сынок, скажи. Идите на балкон. Мы вам мешать не будем. Аннабет оглянулась. — Перси? — Дорогая, — Салли выглянула у него из-за спины, — Перси хочет поговорить с тобой. Та нахмурилась, подозревая что-то серьезное. Они вышли на балкон, встав друг против друга. Аннабет выжидающе смотрела на Перси, скрестив руки на груди. Тот начал смущаться. Особенно под ее пристальным взором. Рядом с ней цвело разросшееся Лунное кружево. Был уже вечер, потемнело, и оно начинало сверкать во всей своей красе, напоминая ему о Калипсо, брошенной им и найденной Лео, с которым она была полностью счастлива. Перси был безумно рад, но в данный момент это не добавляло ему уверенности. Видимо, он начинал краснеть, Аннабет это заметила, она усмехнулась: — Ну, так что, Рыбьи Мозги? Перси вздохнул: — Помнишь, отец появился в Лагере? Аннабет серьезно кивнула. — Я рассказал ему... — продолжил он, — Случайно, совершенно случайно... — Что сказал-то? — О том, что, ну, когда потерял память... Он, не закончив, перевел на нее взгляд, Аннабет все прекрасно поняла. Она улыбнулась. Задорные огоньки заплясали у нее в глазах, она подошла ближе и взяла Перси за руки. — И-и-и? — протянула она. — И Посейдон кое-что сказал. — Что же? — Почему… то есть, почему я помнил только тебя. Лицо Аннабет чуть ли не светилось. И Перси не мог не улыбаться в ответ, хотя, он был абсолютно уверен, выглядел как идиот, как глупый влюбленный идиот. — Так что же он сказал? Перси не понимал, почему ему было так трудно говорить, будто они снова оказались в павильоне для трапезы на его шестнадцатилетие, когда Аннабет его поцеловала не в первый раз, правда. Он, наверняка, выглядел таким же красным и смущенным, как сейчас. А Аннабет также задорно и хитро улыбалась, только стала еще красивей: ее волнистые волосы золотистыми волнами спускались на плечи, а поразительные глаза цвета темных грозовых туч блестели. Перси просто с ума по ней сходил, если честно. Он сглотнул и на выдохе сказал: — Что даже Гера не способна стереть нашу любовь. Аннабет засмеялась и поцеловала его. — А-то ты не знал, Рыбьи Мозги...