***
– Бобрёнок, а ты когда планируешь меня внуками осчастливить? – перебивая рассказ сына о последней прочитанной сказке, интересуется госпожа О. Она подпирает подбородок руками, сложенными в форме чаши, и доверительно улыбается. Сехун давится чаем и заходится в кашле. – Ты чего это, мам? У меня даже девушки нет! – Меня это-то и волнует. Если ты не снизишь свои стандарты, то так и останешься старой девой до конца жизни, – уверенно заявляет госпожа О, грозя указательным пальцем и сводя густые брови к переносице. – Перестань искать принцессу и обрати внимание на девушек рядом. Вот, к примеру, Ким Михо. Какая славная! – Славная-то славная, но ты видела, как она смеётся? Меня чуть инфаркт не схватил в первый раз. Потом привык. Но это всё ещё неприятно, – скривив лицо, выдаёт Сехун, и по коже рук невольно пробегают мурашки от воспоминаний. Мерзость. – Тогда… Юн Сора? Она очень мило смеётся, даже прикрывает ручкой рот, – не сдаётся мать, входя в раж. – Красавица, готовит отменно, а как хозяйство ведёт! Любая свекровь обзавидуется! – Ты забыла добавить, что она тупая как пробка, – устало замечает Сехун. – Да и вообще, ты же знаешь что я ищу. Мне нужна девушка особенная: красивая, умная и с изысканными манерами, как в сказке. Не такая, как все эти пустышки, которые бегают вокруг с надутыми губками. Добрая, чуткая и кроткая. И… – И нереальная! Бобрёнок, я тебе слово даю, с такими запросами ты до конца жизни один будешь. – Ну и ладно. Зато у меня всегда будешь ты, – Сехун со смехом встаёт из-за стола и подбегает к матери, стискивая ту в объятиях. – Ты же идеальная, мам… Остаток дня протекает лениво – для Сехуна по крайней мере. Он сидит на мягком стуле у камина, перечитывает «Золушку», поражаясь тому, как людей вроде мачехи и сестёр на самом деле много в мире – даже в его жизни. Куда ни сверни, наткнёшься на корысть. Над этим только смеяться – не поражаться точно. Сехуну бы привыкнуть. Мать бегает по кухне с готовкой, упрямо отказываясь от помощи. В фартуке, подвернув рукава свитера, вся в муке. Сехун изредка поглядывает на неё и легко улыбается. Ему не хватает такого в буднях: почти весь день проходит в делах вроде учёбы и подработки, и он так устаёт, что времени на походы в гости домой не хватает. – Загадай желание, бобрёнок. Свечи яркие, обжигают горло, показывают «7» на праздничном творожном торте. Сехун в неуверенности сжимает губы, но что-то в мамином взгляде внушает доверие, он подаётся вперёд, складывает руки в молитве и мешкает всего секунду. «Хочу сказку». Задувает – и мрак.***
– Просыпайтесь, Ваше Высочество! Шторы отдёргивают, и яркие лучи солнца дарят комнате свет. Сехун жмурится. – Ни за что-о-о. Аджумма, верните мне одеяло! Брыкается, отбиваясь от чужих рук, что тянут его за ночную рубаху, пытаясь поставить на ноги. – Хватит нежиться, Ваше Высочество! У вас сегодня запланирована охота с господином До, – строго доносится уже из-за двери, и Сехун обречённо выдыхает. В его обычный распорядок дня не входит ничего, кроме валяния дурака, потому что Королевство его отца совсем тесное и не требует больших усердий для того, чтобы оставаться процветающим. Да и Король вполне себе живой, удачно заключает с завидным постоянством сделки с заморскими гостями, стараясь особо не вовлекать сына в свои дела: тот растяпа ещё, совсем безответственный. Но отчего-то именно сегодня ему поручают найти поддержку в лице принца соседнего Королевства. Сехун лениво потягивается, просыпается глаз за глазом, нога за ногой. Комната такая же чистая, как обычно. Спасибо аджумме, что никогда не пренебрегает своими обязанностями и прибирает за неряхой-принцем. В углу огромный платяной шкаф, забитый детскими книжками; на подоконнике растёт паприка; кровать с балдахином заняла собой половину покоев – бельё тёпло-бежевое. Глубокий зевок. – С добрым утром, Ваше Высочество! – Сехун встаёт напротив длинного зеркала, поправляет причёску и подмигивает своему отражению, улыбаясь уголком губ. – Ну что за красавец!***
– Как вам, господин? Отличные у нас леса, верно? Сехун заводит руку за спину, доставая стрелу, и переводит взгляд вправо, где паренёк в седле – До Кёнсу, наследник престола соседнего Королевства – увлечённо отзеркаливает его действия. Конь Сехуна стоит поодаль смирно. – Верно, лес чудесный! Но мне больше по душе его жители, – отзывается принц. – Особенно та госпожа, что подглядывает за нами всё время, – звучит совсем тихо, сливается с шелестом листвы у подножий деревьев и остаётся висеть в воздухе. Кёнсу вдруг меняется в лице. – Зачем мы здесь? Кажется, я ясно дал понять вашему отцу, что не занимаюсь благотворительностью, – тон слегка надменный, нос вздёрнут. Сехуну приходится приложить максимум усилий, чтобы пропустить мимо ушей непосредственное унижение собственного достоинства. Да ещё и кем: низкой выскочкой, что даже лук толком держать не умеет. Максимум усилий! Он старается казаться невозмутимым, поворачиваясь к принцу и произнося заранее подготовленное: – Я хотел договориться по-хорошему, но, похоже, вы так не умеете, господин, – шаг вперёд, а на лице наигранно подавляемая ухмылка. – У меня отличные новости для вашего отца. Его Величеству будет приятно узнать, что родной сын желает ему скорейшей смерти, – ещё ближе, ещё увереннее. – Я стал свидетелем одного разговора недавно. Совершенно случайно. Между вами и господином До Сынсу, вашим братом. Должен сказать, яд – это же так примитивно! Лицо принца вмиг меняет окрас. Только что он упивался своим положением, а теперь сжимает зубы от досады и тяжело дышит. В его руках лук и стрелы, но Сехун успел заметить абсолютную безобразность До Кёнсу в отношении оружия. Он расслаблен. Даже имеет дерзость отбросить в сторону предметы самообороны и сделать парочку шагов в сторону человека с преимуществом. – Мне не нужна материальная помощь, господин. Мирное соглашение – всего лишь-то. Чего вам стоит? Сехун уже празднует в душе победу и собирается растянуть губы в улыбке, как случается нечто необъяснимое: До Кёнсу вставляет стрелу в гнездо тетивы, натягивает, целится, прищурив глаз, и – бум! – Сехуна сносит с ног чужими руками. Всё слишком быстро, слишком неожиданно; когда глаза открываются и приходит осознание ситуации, принца уже след простыл, а девушка, что прежде стояла у дерева отдалённо, теперь нависает над Сехуном, жмурясь. Целый шлейф мыслей и запахов окутывает с головы до ног. Это какие-то пряности, сахарная пудра… топлёное молоко? Отчего-то звучит очень знакомо и тепло, трепетно – словно выдранная страница из давно забытой истории. Сехун пытается сосредоточиться на чём-то одном. Во-первых… – Ты кто? – тишину леса рассекают низкие нотки. Девушка вмиг приходит в себя. Открывает широко глаза и поднимается на ноги, отряхивая белоснежное платье от опавшей листвы. Длинные волосы спутались и отливают медью на солнце, а пальцы тянутся к сехуновским, чтобы помочь. Когда они на одном уровне – почти, – незнакомка кланяется и убегает, развернувшись. Так быстро, что Сехун даже не успевает окликнуть её, и поблагодарить, и попытаться понять, что произошло, и хотя бы улыбнуться ободряюще – больно виновато она выглядела. Он садится на коня и скачет обратно в замок, размышляя обо всех странностях, случившихся с ним сегодня. К примеру, До Кёнсу. Теперь-то Сехун знает, что принц соседнего Королевства только притворялся простачком, и он думает, что тот не так уж и глуп, как могло показаться. И… да, Кёнсу пытался его убить. У него бы даже получилось, если бы не девушка, что появилась внезапно и сбила Сехуна с ног, заставив увернуться от стрелы. Такая знакомая – только откуда? Сехун не спит всю ночь, пытается отыскать в закромах памяти любые подсказки. Но результатом остаётся недоволен и на следующий день после полудня заново отправляется в лес на коне. В этот раз он один. Девушка в белом стоит тут же, среди деревьев: с распущенными волосами – водопадом по спине и плечам, – с лёгкой улыбкой на тонких губах и искринкой на дне глубоко посаженных глаз. Сехун внимательно вглядывается в её лицо, прежде чем делает уверенный шаг навстречу. Но ответ категоричен: девушка вскакивает на коня, что стоит неподалёку смирно, и дожидается, пока Сехун последует её примеру. Путь – вперёд, в сторону, противоположную от замка. Скачут долго – пока не смеркается. Сехун в конце концов не выдерживает. – Девушка! – восклицает. – Остановись. Прошу, остановись и поговори со мной. Так и происходит: чужой конь сбавляет шаг и вскоре замирает на месте. И Сехун к собственному удивлению отмечает, что расстояния между ними практически нет, хотя прежде ему казалось, что сколько ни пытайся догнать незнакомку – та всегда будет слишком далеко. – Тебе стоило раньше меня позвать. Видел, как устал твой конь? Одно слово, и я бы остановилась. Сехун находит тон девушки укоризненным, а голос – приятным. Он улыбается, прежде чем поддаётся любопытству и задаёт кое-что интересное. – Почему ты бродишь одна в этом лесу? – Ищу тебя, принц. – Кто ты? И зачем тебе нужен я? – Меня зовут Рианнон, и я ищу тебя для любви. Повисает тишина. Сехун обдумывает чужие слова, задаваясь вопросом, стоит ли воспринимать их всерьёз, когда понимает: Рианнон, точно! Он уже слышал это имя прежде: из уст аджуммы, что читала ему в детстве сказки о великой любви и поверженных врагах. О Рианнон – волшебнице и Королеве с большой буквы. В книгах её именно так и описывали: невыразимо прекрасная, в белоснежном платье, с исцеляющим голосом и кучей других положительных качеств, присущих любой героине красивой истории. Сехуну думается, что перед ним точно та же Рианнон, что внушала ему прежде смелость сквозь сухие страницы пергамента, и он решает согласиться на любой её каприз, если та только предложит ему отправиться вслед за ней в приключение. Мальчик, что мечтал о большой и интересной жизни, потягивается, просыпаясь, в его душе. И Сехун обдуманно улыбается.***
Восторг от неожиданной встречи довольно скоро сменяется разочарованием. Сехуну казалось, что Рианнон идеальная, что в отличие от девушек его Королевства и принцесс, с которыми он имел неудовольствие познакомиться, у Рианнон есть манеры и вежливость, и что она самая настоящая королева, как в самой настоящей сказке. Однако громкий заливистый смех, неприкрытые дёсны во время которого, привычка бить больно и точно в одно место – в плечо, – явное пренебрежение нормами приличия и всё в таком духе меняют в корень мнение Сехуна о прекрасном. За несколько дней, что они прожигают, бесцельно странствуя вдали от его замка, Сехун в голове даёт чёткое определение образу Рианнон. Недокоролева. Недокрасавица. Недомастерица. Недонаездница. Недопевица. Всё в Рианнон теперь кажется недостаточным для достижения высот его стандартов. Даже имя. – Я буду звать тебя Ри, – тоном, не терпящим возражений, заявляет Сехун, когда они скачут вдоль берега на четвёртый день. Рианнон на это только пожимает плечами: «Чем бы дитя ни тешилось…»***
– А куда мы в общем-то держим путь? – интересуется Сехун спустя неделю бесцельного скитания по острову; конь устало плетётся рядом, ведомый потугами верёвки в его руках. – Мне кажется, что я уже жалею о своей просьбе взять меня с собой в путешествие. Потому что это совсем на него не тянет, Ри. – Ты прав. Это не путешествие. Мы просто скачем туда-сюда без намеченного плана, – тон у Рианнон серьёзный. – Хочешь знать правду? Сехун несмело кивает, чувствуя неладное. – Я исчезаю. Каждый день по крупинке. Мне дали тридцать дней на то, чтобы попрощаться с землёй, и я зачем-то прожигаю их в твоей унылой компании. Нравится? – Нет, – бездумно слетает с уст. Сехун и сам не верит своим словам, но чувствует, что они из самых глубин. – Я не хочу, чтобы ты исчезла, Ри. – Какое совпадение. Я тоже не горю желанием на небо возвращаться… Вообще без понятия, какого дьявола именно ты мне попался на пути и по душе пришёлся – но сделай с этим что-нибудь. Хочу, чтобы мой выбор спутника на конец жизни оказался правильным. Сехун находит себя беспомощным против непривычно злой Рианнон, у которой только слёзы из глаз не рвутся ручьями. Он отпускает верёвку, делает пару неуверенных шагов и, крепко сжимая в объятиях хрупкое тельце, шепчет обещания, что «не исчезнешь, Ри, я не отпущу». Парочка ближайших часов проходит в разговорах о том, как всё к этому пришло и нет ли иного выхода, кроме как вернуться к истокам – к сборищу скучных небесных жителей, – где волшебники чуть ли не отбросы общества. Ответ категоричный: иного выхода никогда и не было. – Тогда… давай как ты планировала? Весело и беспечно. Чтобы уйти с улыбкой, – предлагает Сехун. Сердце тянет от собственных слов, однако держаться их – единственно верное решение. – Раз уж ты выбрала меня, я сделаю всё возможное, чтобы ты запомнила последние дни и вспоминала их в особо грустные времена на небе. Как тебе идея, а? Замечательная, по-моему. – Ты прав. Замечательная. Рианнон смеётся: так же, как всегда – не трудясь прикрыть ладошкой рот, громко и заливисто. И Сехун понимает: живо, по-настоящему. Его впервые не пугает перспектива однажды проснуться под порывы этого смеха. Он даже позволяет себе допустить мысль о том, что улыбается в ответ, и тянет руку к макушке Рианнон, чтобы прижать её к себе в объятиях ближе и прошептать: «Замечательная…»***
– Сехун. – Да? – Я буду скучать. Рианнон глядит Сехуну точно в глаза, и тот вздыхает – утомлённо, в искреннем жесте. Его улыбка невесёлая, когда он говорит: – Я тоже буду скучать.***
Сехун пинает камушек, попавшийся под ноги, наблюдая за тем, как тот летит прямиком в воду, и тяжело приземляется на берегу, выпуская из рук верёвку с конём. Рианнон опускается рядом – задумчивая, вся в сожалениях. Он понимает. Верно. Сегодня последний день. Сехун удивляется тому, как так получилось, что он на целый месяц ушёл из дома – без предупреждения, – а за ним даже не послали никого на поиски. Да и До Кёнсу… что с этим выскочкой? Он таки убил своего отца или испугался перспективы оказаться за решёткой? У Сехуна мириады вопросительных знаков разбросаны в мыслях, и ему бы все их обернуть точками – да только не это сейчас важно. Важен человек, что так прочно засел у него в голове – без подоплёки, с кучей препятствий и «но», – волшебница и Королева с большой буквы; та, что так неумолимо исчезает по крупинке каждый день. Сехун думает о том, как это – любить кого-то столь возвышенного. Рианнон для него недосягаема: сияет солнцем, но ни шагу вперёд – иначе обожжёт. Улыбается заискивающе, обнажает шею, собирая волосы пучком в одну руку, и обязательно смеётся. Не так, как над его безобразными шутками – тихонько, вздёрнув подбородок и обнажив кончики губ, прикрытых ладошкой. Глаза складываются полумесяцами, бортами дрейфующих судёнышек в беспокойном море, что омывает сердце и разливается по венам. Точно в приглашающем жесте. – Сегодня последний день, ты же помнишь? И Сехун теряет рассудок. Он подаётся вперёд на песке, легко касаясь губами губ, пальцами – лица, волос, – проводя между, вплетаясь созвездиями. Рисует солнцу лучи – тёплыми касаниями, шёпотом, обжигая. Это похоже на сон. Словно вот-вот настанет пробуждение, и нёга растает с просветом в сознании. Он целует везде: проходится губами по шее, ниже – по груди, – по животу, ниже. Прохладное море ласкает обнажённую кожу, а разгоряченный песок оседает между пальцев. Это сон. Точно. И Сехун просыпается. Согретый солнцем берег обретает форму: диван – Сехун лежит на диване! Он открывает широко глаза и озирается по сторонам. Сквозь неплотно задёрнутую шторку виднеется рассвет. И точно: циферблат часов показывает восемь с лишним утра – идеальное время для прогулки вдоль замёрзшей Хан.***
Сехун сидит на снежном берегу, подсунув под себя пакет, и задумчиво обводит взглядом просыпающийся город. Он не помнит, что ему снилось: плохая привычка забывать всё, что не связано с мамой, – однако на душе от ночных иллюзорных приключений отчего-то пусто и сыро. В такие моменты согревающее дыхание только приветствуется. Потому, когда кто-то присаживается с ним рядом, беря его руки в свои и даря тепло чередой выдохов, Сехун и думать не думает о том, чтобы поинтересоваться своим спасителем – вместо этого упивается приятными ощущениями и прикрывает глаза от блаженства. Но уже и солнце стабильно в небе, и город окончательно проснулся, и осознание неумолимо огревает Сехуна покалыванием красных от холода щёк. Он поворачивает голову влево и вглядывается в женское лицо с натянутым на нос вязаным шарфом. Глаза блестящие, глубоко посаженные, в их отражении Сехун видит самого себя: заинтересованного. – Ты кто? – прорезает утреннюю тишину низкими нотками. Незнакомка смеётся и опускает шарф (от него веет несочетаемым: какими-то пряностями, сахарной пудрой и топлёным молоком). – Меня зовут Квон Боа, и я ищу тебя для любви, – её ответ.