Akatsuki

      Ты очень красива, когда спишь. Банально, но это действительно так. Отличница до кончиков ногтей, всегда сосредоточенная на том, что делаешь, во сне ты расслабляешься, и на губах то и дело проскальзывает улыбка. Я бы могла бесконечно вслушиваться в твоё тихое мерное дыхание, но мне пора. Опускаюсь на колени перед низкой кроватью, чтобы поцеловать твои дрожащие ресницы и в последний раз провести рукой по чудесным шёлковым волосам. Спи, я хочу, чтобы сегодня ночью ты видела лишь прекрасные сны.       Эта война не стала неожиданностью. Когда на границе зазвучали первые выстрелы, правительство объявило о наборе в войска нового типа: лётные подразделения на основе машин «Чайка». Миниатюрные лёгкие самолёты, очень простые в управлении и невероятно манёвренные. Всё это за счёт малого веса пилота. Фактически, на курсы принимали одних девушек. Уже через два месяца, в первом бою, чайки показали свою эффективность, и, несмотря на неодобрение общественности, проект не только не закрыли, но и расширили, понизив возрастную планку.       Отец погиб в один из первых дней агрессии. Жить было не на что, и я, закрыв дом, приехала подавать заявку уже с чемоданом. Да, вражеские лётчики боялись чаек, придумывали страшные прозвища и небылицы, но наши потери тоже были огромны. Через год из первого набора остались лишь я и ещё одна девушка. После страшного боя, где мы выжили лишь чудом, к нам в больничную палату зашёл Леда, командир подразделения, и объявил, что больше мы летать не будем. Он говорил ещё что-то про награды за храбрость, а в моей голове крутилось только: «Больше не летать? А что же мне теперь делать?» Одна мысль о том, чтобы вернуться в полуразрушенный, уже чужой город вызывала панику. У меня было прострелено плечо, и если раньше я старалась мужественно терпеть боль, но после слов Леды расплакалась как ребёнок. Вцепившись в его плечо, я просила позволить остаться, ведь идти мне было просто некуда.       И он позволил.       Через несколько дней, глотая обезболивающие, я с интересом наблюдала за вновь прибывшими. Шестой набор. Совсем ещё мелкие. Несмотря ни на что многие из них оживлённо болтали и даже смеялись. Больше всего шумели две сестрёнки. Они наперебой рассказывали что-то окружающим и пытались растормошить грустную девочку, сидящую на мешке с вещами.       Так я впервые увидела тебя.       Когда подошедший Леда представил меня, как одного из ваших инструкторов, ты подняла глаза и робко улыбнулась мне. Я видела такое выражение много раз. Так, немного растерянно, выглядят люди, боящиеся своего будущего.       Как и многие, ты пошла в чайки, потому что мать больше не могла кормить и тебя и твою маленькую сестру. Это было ещё страшнее, ведь, в отличие от меня ты не могла позволить себе жить сегодняшним днём. Ты почти не говорила об этом, но я знала: ты постоянно думаешь о них, и потому ещё усерднее стараешься на тренировках.       Когда я узнала, что из тебя хотят сделать лидера, мне показалось, что в ясном небе над тренировочной площадкой прозвучал гром. Лидер всегда первым врывался в ряды противника, стараясь разбить построение, а в бою на него начиналась настоящая охота. Ни одного из первоначальных лидеров из предыдущих наборов кроме меня уже не было в живых. Естественно, теперь твоё обучение полностью переложили на меня.       Каждый раз, наблюдая, как одна за другой поднимаются в небо белые, чёрные, коричневые чайки, я молила всех Богов, чтобы ты вернулась обратно. И ты возвращалась. Раздавленная усталостью и смертью друзей, бессильно падала мне на руки из кабины, тихо шепча обветренными губами: «Я вернулась, Су». А я, не замечая боль в руке, обнимала тебя и плакала от счастья, всё ещё не веря, что ты вновь смогла обмануть смерть.       Но чаек из твоего отряда становилось всё меньше, а восьмой набор только-только «встал на крыло», когда нам объявили о готовящемся большом налёте на город, а ещё о том, что седьмой набор не станут отзывать с западного побережья, чтобы помочь нам. Не помня себя, я влетела в кабинет Леды:       — Отзовите обратно седьмой!       — Это не мне решать, — он снял очки и потёр красные от долгого напряжения глаза. — Сядь.       — Но это безумие! Их же всех перебьют, — не помня себя от ярости и страха, я подошла к самому столу и упёрлась руками в кипы документов. Теперь Леда смотрел на меня снизу вверх и от того выглядел ещё более усталым.       — Наш долг — защищать город. Любой ценой, — он бросил на стол передо мной телеграмму с приказом, встал и отошёл к окну. — Они ещё ничего не знают.       — Вы хотите, чтобы им сказала я? — голос предательски сел, а бумажная лента с сообщением из штаба выскользнула из дрожащих пальцев. На миг мне показалось, что комната начала сужаться, а в лёгкие больше не поступает воздух, будто я прыгнула в глубокое озеро, когда, немного помолчав, командир ответил:       — Я хочу, чтобы ты сделала это так, как считаешь нужным.       Не знаю, что конкретно он имел в виду, но решение пришло само.       Выпросить снотворное в госпитале, сославшись на обострившиеся боли в руке, было несложно. Она действительно всё ещё болела и плохо слушалась, но, постоянно переживая за тебя, я практически не обращала на это внимания. Через полчаса после отбоя я разбудила отдельно каждого. Кроме тебя. Налёт должен был начаться около двух ночи, и у нас ещё было время, чтобы подготовиться.       Раздав последние указания и обсудив план защиты, на несколько минут возвращаюсь, чтобы проститься с тобой, а, придя на поле, вижу, как Леда начинает перекличку. Втискиваюсь между сестричками и жду.       — Андо.       — Хай!       — Маруяма.       — Хай!       — Хасимото.       — Хай! — кричу я. Сердце пропускает несколько ударов, а в наступившей тишине слышно, как в мою сторону начинают оборачиваться. Леда замирает, не отрывая взгляда от списка. «Пожалуйста. Здесь, ведь, темно. Пожалуйста!» — крутится в моей голове. И он продолжает называть имена, многие из которых уже завтра пополнят списки потерь.       Пробегая к твоей машине, я успеваю шепнуть командиру «Спасибо», а дальше — такие привычные, но уже полузабытые ощущения: кожа штурвала, педаль в пол, стрёкот двигателя и, наконец, — полёт. Лёгкость божественного ветра, а на борту — красное пятно. Все говорят, что это восходящее солнце, знак с флага страны, но я точно знаю: это красная луна, что появляется, когда небо затянуто дымом от сгоревших самолётов.       В эфире шумят помехи, сквозь которые с трудом прорезается искажённый голос:       — Ваша задача — не подпустить к городу бомбардировщики. С остальным справятся с земли.       Ясно. Значит, их так много, что на большее никто и не рассчитывает. Полёт над ночным океаном прекрасен. Мерцающая звёздами и бликами бесконечность впереди и мерный шум мотора. Спускаюсь к самой воде. Настолько близко, что кажется — протяни руку и коснёшься тёмной глади. Как я жила без всего этого? Слыша нарастающий гул, выжидаю ещё несколько секунд, а затем стремительно набираю высоту, чтобы вынырнуть прямо перед носом вражеского штурмовика.       Последний бомбардировщик удаётся взорвать уже у самого берега. Штурмовики давно кружат над городом, но я говорю всем возвращаться. Пока остальные заходят на посадку, нарезаю круги неподалёку. Две, три, четыре… Всего четыре. Больше никого не видно. Замечаю у посадочной полосы Леду с фонарём и невысокую фигурку рядом. Канна? Хорошо, что все исправные машины были в небе, иначе ничто не удержало бы тебя на земле. Кажется, ты смотришь на меня. Приветственно качаю крыльями и, собираясь заходить на посадку, замечаю штурмовик, летящий вдоль берега. Откуда он взялся?! Наш лагерь находится у самой воды. Пока освещение было полностью выключено, все его обитатели находились в относительной безопасности, но только не теперь. Смотрю на ярко горящие посадочные полосы. Ты бежишь к берегу и показываешь мне, чтобы я улетала. А штурмовик начинает снижаться. Мне кажется, я вижу отблески пожара города на его пулемётах.       Нет, нет, нет!       Разворачиваюсь, стреляю. И понимаю, что у меня закончились патроны. Он всё ближе. Я не смогу иначе.       Сгорая в ночном небе тысячами огненных искр, я думаю о тебе. Конечно, ты сейчас стоишь на берегу и плачешь, а в больших тёмных глазах отражается зарево моей жизни. Мне бы очень хотелось хоть на минуту стать холодным ветром, что треплет твои волосы, смахнуть твои слёзы и сказать последнее «Прости».       Прости, Канна, но так действительно лучше. У тебя есть сестра, мать, а у меня — только ты. И я счастлива спасти то единственное, что люблю. Я знаю, всё это не напрасно. Война закончится, наступит спокойная жизнь, и ты позабудешь весь этот кошмар, сможешь вновь жить счастливо. А пока… Пока я хочу подарить тебе это бесконечно глубокое звёздное небо, такое же прекрасное, как ты. Пожалуйста, смотри на него почаще и, хотя бы иногда, вспоминай меня.