Часть 1
7 июля 2015 г. в 15:41
Транспортировка пленников вымотала Олегу все нервы. Пчелкина умудрилась расцарапать Шурику лицо, Иван сломал руку Максу, и даже чертова Марго, не признав Олега, дважды больно клюнула его, целясь в глаза. Вредная ворона явно унаследовала непростой характер своего хозяина.
Оказавшись в своей комнате, Олег первым делом закинул неразобранную сумку под кровать и отправился в душ. Но даже прохладная вода нисколько не помогла успокоиться и расслабиться. Выйдя из ванной, Олег растянулся на кровати, чья стоимость явно была близка к цене маленькой "однушки" на окраине Питера, в которой Олег проводил редкие выходные между очередными заданиями и поездками.
Спать категорически не хотелось. Поворочавшись полчаса, он встал, выудил из шкафа новенькие джинсы и футболку (спасибо запасливому Разумовскому, непонятно как угадавшему с размером) и отправился искать единственное место во дворце, где ему могло бы быть уютно.
Кухня неожиданно оказалась не огромным залом, набитым шустрыми поварами-итальянцами, а небольшим светлым помещением, пустующим в этот довольно поздний час. В шкафчике обнаружилась мука, в холодильнике – овощи и мясо, и как-то сама собой спонтанно родилась мысль о том, что грех побывать в Италии и не приготовить пиццу. Тем более, по мнению Олега, готовить ее у него получалось ничуть не хуже, чем у местных шеф-поваров.
В углу стоял довольно скромный музыкальный центр, который, как и сама кухня, заметно выбивался из общего пафоса и великолепия окружающей обстановки. Не поленившись, Олег вернулся в комнату и откопал в сумке флэшку с музыкой.
– Так-то лучше, – пробормотал он, когда давящую вечернюю тишину нарушили гитарные аккорды.
Полчаса спустя начинка уже была аккуратно нарезана и разложена по тарелкам, чтобы потом сразу разложить на приготовленном тесте.
В то время, пока Олег увлеченно сражался с запаянной на совесть упаковкой муки (какого черта итальяшки вообще ее продают в пластиковых упаковках?), Шурик бесцельно слонялся по дворцу. Наутро ему нужно было возвращаться в Питер, и здравый смысл дружелюбно подсказывал наемнику идти спать, а не искать приключений в темных коридорах. Но какой русский человек слушает голос разума?
Из кухни пробивалась полоска света и доносилась приглушенная музыка, показавшаяся Шурику смутно знакомой. Озадачившись, кому могло прийти в голову готовить под русскую музыку в 11 вечера, он открыл дверь пошире и заглянул в помещение.
Открывшаяся картина вызвала смутное желание протереть глаза, побить себя по щекам и – для полной уверенности – провериться у нарколога и психиатра. Потому что последним, что Шурик мог выдумать даже под травкой, был его суровый и немногословный босс, окруженный аккуратными тарелочками с нарезанными овощами, который одной рукой помешивал шкварчащий на сковороде фарш, а другой – пытался открыть упаковку муки.
Остолбенев, Шурик замер, наблюдая, как Волков постукивает ногой в такт музыке. Пакет поддался его потугам, разумеется, в самый неожиданный момент, и облачко муки разлетелось по кухне, заставив Олега с матом и кашлем рыться по шкафчикам в поисках веника.
«Я никого и ничего не видел, – заторможено подумал Шурик, еще несколько раз ошарашено моргнул и пулей вылетел из кухни, молясь, чтобы Олег не успел его заметить в пылу войны с мукой. – Если он меня видел – шею нахер свернет, как свидетелю».
Этот вечер точно не располагал к спокойствию. На другом конце дворца Юля с яростными воплями громила предоставленную ей гостевую спальню. Увы, комната Сергея располагалась слишком близко, и уже спустя час его и без того ноющая голова начала отзываться взрывом боли на каждый грохот из покоев Пчелкиной. Сергей мысленно проклял Грома, его вкус к женщинам, весь женский род. Увлекшись, он начал уже проклинать всех обладателей красных и рыжих волос, но вовремя осекся и замер посреди комнаты, рассеяно наматывая на палец прядь волос.
Из задумчивости его вывел треск ломающегося дерева.
– А ведь это была кровать XIX века, – тоскливо вздохнул он. – На чем спать-то теперь будет, глупая женщина. Хотя о чем это я, умная бы на Грома не клюнула.
Решив, что спокойно посидеть за ноутбуком все равно не выйдет, Сергей пригладил волосы и выскользнул из комнаты.
Так уж вышло, что каждого, кому в этот вечер не сиделось в спальне, почему-то неудержимо тянуло в сторону кухни. Как и Шурика, внимание Сергея привлекла музыка. Открыв дверь, он замер на пороге, разглядывая Олега с насмешливой ухмылкой.
– «Любэ»? Серьезно?
Олег даже бровью не повел, продолжая меланхолично раскатывать тесто.
Сергей фыркнул и, гордо прошествовав через кухню, демонстративно убавил звук почти до минимума.
– Слушать русскую музыку – мужланство. В России не писали талантливой музыки последние полтора века – точно. А может, и больше.
Олег промычал что-то невразумительное, старательно игнорируя подколки. В кармане у него пиликнул телефон, оповещая о новом сообщении. Прежде чем достать его, Олег небрежно вытер руки о футболку.
– Вообще-то это эксклюзивная дизайнерская вещь. – При виде подобного варварства Сергей болезненно поморщился. – Стоила почти пятьсот баксов.
– Угу, – откликнулся Олег, набирая ответное смс. Убрав телефон обратно в карман, он вернулся к прежнему занятию.
– Я с кем вообще разговариваю? – Сергей уселся на край соседнего стола. Головная боль наконец-то отступила. – Ты мне за уляпанную футболку до конца дней должен будешь.
– Ага, – спокойно согласился Олег.
Сергей с подозрением уставился на него.
– Знаешь, так обычно с женами разговаривают: «Да, дорогая», «конечно, дорогая». Когда не слушают их! Ты меня вообще слышишь?
Олег поднял на него мрачный взгляд.
– У тебя, конечно, со статусом болтливой жены много общего, но я тебя все-таки слушаю.
Сергей моментально растерял всю ехидную расслабленность и спрыгнул со стола. Под руку попался грязный, но острый нож, которым Олег еще недавно разделывал овощи. Сжав рукоятку, он подлетел к Волкову и злобно прошипел:
– Будь на твоем месте кто-то другой – и это блюдо было бы некому заканчивать.
– Расслабься. – Олег примирительно улыбнулся и отодвинул раскатанное тесто.
Сергей, все еще раздраженный, отвернулся и скользнул взглядом по нагроможденным на плите полированным кастрюлям, отражающим с полдесятка искаженных отражений. В каждом из них Птица злобно ухмыльнулся и красноречиво провел пальцем по горлу, а пальцы самого Сергея непроизвольно сжались, и рука напряглась для удара.
– Эй, ну ты чего так психанул-то?
Пробившийся сквозь пелену иррациональной ярости голос отрезвил его, и, вздрогнув, Сергей выронил нож и неожиданно уткнулся лицом в слегка припорошенное мукой плечо Олега.
– Нет, ничего. Проехали, – выдохнул он.
Олег нахмурился, не ожидав такой резкой смены настроения, случившейся уже второй раз за несколько минут.
– Все, точно? Больше на меня с ножом не бросаешься?
Вместо ответа Сергей вяло пнул упавший на пол нож, и тот откатился куда-то под шкафчики.
– Вот и прекрасно, – кивнул Олег. Немного отстранившись, он с легкостью приподнял заметно похудевшего в тюрьме Сергея и посадил на край стола. Теперь в муке были испачканы и не менее дорогие домашние брюки, но высказывать мелочные претензии Сергей был уже не в настроении. Он неохотно поднял взгляд и угрюмо взглянул на Олега.
– Вот только не надо на меня смотреть с таким беспокойством. Я в норме.
– Как всегда, – усмехнулся Олег, снова придвигаясь к нему вплотную. Любого другого человека, любую женщину Сергей бы сейчас грубо оттолкнул, но Олег умел каким-то мистическим образом успокаивать его своим присутствием и вселять ощущение покоя и уверенности. Хоть и, бесспорно, нередко выводил из себя.
Сергей вздохнул и потянулся к Олегу, и тот с готовностью наклонился ему навстречу, целуя и еще крепче прижимая к себе. Будто бы это была не кухня переполненного наемниками палаццо, а их крошечная комната в питерской общаге, в которой они жили вместе на первом курсе, до того, как Олегу пришло в голову отчислиться и уйти служить.
Шорох перьев в голове стих, будто Птица испугался светлой стороны своей личности.
Где-то на краю сознания мелькнула мысль о том, как забавно, что именно Волков – суровый наёмник, офицер запаса, между прочим, участник немалого числа вооруженных столкновений на просторах Родины и за ее пределами – целует настолько мягко, аккуратно, с некоторой долей трепета. Хилым Сергей не был ни до тюрьмы, ни сейчас, но это не мешало Олегу относиться к нему с таким трепетом.
Сергей, ощущая на скуле сухой отпечаток перепачканной мукой руки, чуть запрокинул голову, прикрыл веки и уткнулся макушкой в кафельную мозаику стены, подставляя цепочке поцелуев подбородок, кадык, ключицу. Со вздохом зарывшись в жесткие темно-каштановые волосы Олега, Сергей открыл глаза – и его взгляд мгновенно скользнул по россыпи отполированных предметов: кастрюлям, половникам, хромированному холодильнику – по десятку отражений, в которых яростно скалилось черноперое существо с птичьим желтым прищуром. Темная тварь кривлялась в бессильной злобе, зная, что Олег надежно огораживает Сергея от нее одним лишь своим успокаивающим присутствием.
***
За прошедшие полчаса Шурик успел проголодаться и, надеясь, что Волков оттуда уже ушел, снова отправился в кухню. Ни музыки, ни голосов оттуда, и правда, не доносилось, и он уверенно распахнул дверь.
Открывшаяся картина с легкостью побила недавний рекорд «самое невероятное из увиденного за всю жизнь», и Шурик с трудом сдержал пораженный возглас.
Почти минуту он тупо разглядывал самозабвенно целующуюся перепачканную в муке парочку. Наконец выйдя из оцепенения, он так же тихо прикрыл дверь и пулей помчался по направлению к своей комнате, уже на безопасном расстоянии бормоча: «Мои глаза… мои глаза… теперь точно убьет».
Вечер во дворце выдался беспокойным: пленники шумели, Шурик за бутылкой виски бессвязно ругался Славе на подлую жизнь. И лишь двое во всем огромном палаццо чувствовали себя спокойно и умиротворенно. Хотя бы на один вечер.