***
В момент, когда дверь капитанской каюты издает привычный звук, сопутствующий, как правило, чьей-то несанкционированной попытке наладить отношения с капитаном (который постоянно забывает запирать свою каюту), Шепард неотрывно смотрит в экран датапада. Открыто изображение: фотография Гарруса Вакариана шесть лет назад, сделанная прессой. На фотографии ему двадцать четыре года, у него совершенно целое лицо, и на нем легкая броня в цветах СБЦ. Шепард смотрит, глупо моргая. Он уже с минуту держит эту штуку в руках. В суматохе трудового дня эмоции при взгляде на фото — удивление? Ностальгия? — выбивают из колеи. Турианца на изображении хочется по-отцовски назвать пацаном и ободряюще хлопнуть по плечу. Даже если уже тогда он был выше Шепарда почти на голову. И даже если уже тогда был невыносимо упертым придурком, готовым целую деревню вырезать во имя Добра. Несмотря на это… всё было совсем иначе. Славное время, когда Гаррус Вакариан был молод, наивен в отношении союзников и не выебывался. Особенно славно последнее. Шепард ему тогда умилялся. Особенно в тот день, когда они выследили доктора Салеона. Шепард рявкнул: — Ну, Гаррус, этот — мой! Сегодняшний Гаррус фыркнул бы: «Мечтай!» и убрал убегающего доктора из снайперки, дав пуле просвистеть в сантиметрах от головы Шепарда (и Шепард бы даже не вздрогнул, потому что знал — как люди знают, что солнце восходит на востоке, садится на западе, и нельзя пить отбеливатель — Вакариан его не подстрелит). Тогдашний суетливо выхватил винтовку, а Шепард, заслоняя ему обзор, перепрыгнул через ящик и пальнул по Салеону из дробовика. Разумеется, Гаррусу и в голову не пришло стрелять, когда был риск задеть капитана. Старые-добрые времена, черт бы их побрал. Шепард на всю жизнь запомнил, как Гаррус подошел к нему и, удивленно моргнув, спросил: — Что это было, Шепард? Выражение его лица и голос сбили капитана с толку. Было очень трудно не захохотать. — Никогда не сомневайся, если можешь отхватить выстрел! — родил Шепард нравоучительный совет. — Понял, — понял Гаррус. И остаток дня ходил приунывшим. Или тот день, после Новерии, когда Шепард сошел с борта и засел в «Логове Коры». Он успел опустошить бутылку виски, два раза получить приват-танец и один — по морде, когда в мигающей софитами темноте клуба завидел Гарруса, высматривающего кого-то. Шепард помахал рукой и громко позвал его, так, чтобы, даже если Гаррус искал не его, проигнорировать бурное приветствие было трудно. Гаррус был удивлен подходом Шепарда к службе, но приглашение сесть принял и наполненный официантом стакан взял. Стадия опьянения капитана была ораторской. Настроение тоже соответствовало. Гаррус внимательно слушал. Но, похоже, стал терять нить повествования, когда Шепард перешел от Совета (который может поцеловать его зад) к Эшли Уильямс (которую ему, по началу, тоже куда-нибудь поцеловать хотелось). — На Иден Прайм я думал, что это гребаная судьба, — признался Шепард, плотнее облокачиваясь о стол, потому что стул под ним был не то сломанный, не то живой и планирующий захватить власть над миром. — Она была такая… смелая, решительная, и так хорошо держалась, несмотря на то, что потеряла всех своих. Я без колебаний спас ее от того маяка. Но стоило ей подняться на борт… стоило ей открыть рот, как я чуть нахрен не утонул в ксенофобии. Гребаная расистка! — рявкнул Шепард. — Без стеснения мне заливала, что ей не нравитесь вы и Рекс… сравнивала инопланетян с собаками! — С кем? — переспросил Гаррус. — Неважно! — грохнул Шепард по столу. — Тьфу! Всю романтику мне обломала. Вообще ничего не хочу. Зато теперь у нас есть Лиара. Она милая, ведь не поспоришь? Гаррус без энтузиазма кивнул. На всякий случай он отпил еще — чтобы быть ближе к волне, на которой с такой страстью колыхался Шепард. — Но я же боюсь при ней слово грубое сказать, — продолжал откровенничать капитан. — Она на своих раскопках вообще мужика не видела. Живого. С их темпом взросления, буду три года только на свидание приглашать, потом еще три года обнимать вечность. Ну и хрен с ними, а, Вакариан? Вы единственный чело… турианец, с которым мне действительно комфортно. Вы не расист, и три года вас ждать не надо. Выпьем за это! — Шепард был доволен своим прекрасным тостом. Чокнулись. Шепард залпом осушил стакан. Гаррус неуверенно допил из своего. Дальше все как в тумане. Шепард помнил, как было трудно переставлять ноги, и было темно, и аэротрассы за громадным окном в доке сияли гирляндами, сложенными из далеких точек фар. Как подвижные созвездия. И помнил, как он, хоть и был мертвецки пьян, осознал, что лучше в таком виде на корабле не появляться, и заночевал в гостинице. Еще помнил, как неудобно было опираться на высокого, подобно фонарному столбу, Гарруса — зато эффективно. Силы и в пьяном турианце на пятерых хватит. Это был момент, когда их отношения из сугубо деловых перешли во что-то менее формальное. Намного менее формальное. Шепард понял это, когда Вакариан сгрузил его на постель и навис сверху, переводя пьяное дыхание, и негромко сказал: — Отдыхайте, капитан. — Зовите меня Джон, — ответил Шепард. Мандибулы Гарруса дрогнули, и он слегка подвис. Через десяток секунд вдумчиво произнес: — Нет. Завтра, — он многозначительно посмотрел вверх, будто где-то там, под потолком, нависло это страшное завтра, — вы будете жалеть о том, что сказали мне это. И вообще — что напились. — Никогда, — уверенно ответил Шепард. И икнул. — Я никогда не жалею о том, что напился. И нам надо сблизиться, Гаррус. В хорошем смысле… ничего такого не подумайте. Вы же не думаете ничего такого? — Если мы сблизимся еще хоть чуть-чуть, я на вас упаду. Этот бренди был… ну… его было много. — Падайте, — разрешил Шепард, — только плохой капитан не сможет поймать своего солдата. Вы считаете меня плохим капитаном? — Никак нет, сэр. Но падать на вас н-не… не по уставу. — Ну, на то мы и в увольнительной. И называйте меня Джон! Помолчали. Шепард смотрел в голубые турианские глаза и старался больше не икать. Гаррус не упал, хотя Шепард немного надеялся. Наконец, турианец выпрямился и вздохнул. — Думаю, мое появление в пьяном виде вызовет меньший ажиотаж, чем ваше, так что я, пожалуй, переночую на «Нормандии», — сказал он. — Что? — возмутился Шепард. — Вздор! Не потерплю пьяных подчиненных на моем корабле. Спите здесь! Тут есть вторая кровать. К тому же, на нашей непростой миссии трудно представить, откуда может прийти опасность. Лучше вам не ходить ночью в одиночестве по жилым секторам. — Кажется, вы путаете меня с Лиарой, Ше… Джон, — сказал Гаррус, разминая шею, — я за себя постою. — Вы же выпимши! — нашелся Шепард. — Ложитесь спать. Не упирайтесь. Тем более, что это приказ. — Мы же в увольнительной… Шепард подумал, как здорово было бы связать Гарруса, заклеить ему скотчем рот, положить рядом с собой, обнять и уснуть здоровым сном младенца. А потом подумал, что от выпитого в голову лезет странная хрень. То есть, может быть, где-то, на самом глубоком дне его сознания, он и задумывался о чем-то подобном по трезвости, но… нет. Нет. Конечно, нет. Он же не маньяк! Веревок и скотча не было бы. Когда проснулся утром, Гарруса в номере след простыл. Как он ушел, Шепард не помнил. Это не значило ровным счетом ничего, но почему-то от этого было тоскливо. Он умылся, привел себя в порядок, вернулся на корабль и первым делом спустился к посту Вакариана возле «Мако». Тот был на месте. — Простите за вчерашний вечер, капитан, — произнес турианец, склонив голову, — я пью очень редко, так что алкоголь бьет в голову. Должно быть, я вел себя неподобающе. — Не буду врать, что это не так, — Шепард скрестил руки на груди, — вы меня ослушались и сбежали. На вас могли напасть по дороге. О чем вы думали? Гаррус попытался объясниться. Он сказал «эм-м» и добавил «хм». Шепард задался вопросом, не перегибает ли палку, и решил немного сжалиться над парнем. — Ладно, Гаррус, я шучу. Простите. Давно так хорошо не отдыхал, как вчера. Было бы неплохо как-нибудь повторить. Если вы, конечно, не будете против. Было очень тяжело побороть идиотскую ухмылку, лезущую на лицо при виде смущения Гарруса. Но Шепард поборол. Чтобы не заставлять Вакариана в панике искать подходящие слова, которые и уважили бы старшего по званию, и не были откровенным враньем, Шепард решил закруглиться: — Сейчас можете возвращаться к работе. На лице Гарруса, несмотря на скудность мимики, читалась благодарность. И что-то, похожее на сожаление (яростное сожаление) о том, что ему вообще однажды пришло в голову взойти на этот корабль. Ничего, думал Шепард, уходя. Они точно станут друзьями, и он никогда об этом не пожалеет. А в следующий раз, когда они будут хорошо отдыхать, как полагает друзьям, он, возможно, запрет дверь номера. Просто на всякий случай. Мало ли, откуда может прийти опасность, когда вы на непростой миссии.***
Нынешний турианец — без году тридцатилетний, отмеченный всем многообразием шрамов и носящий тяжелую броню и винтовку весом в двадцать килограмм — зашел в каюту. Он только что закончил координировать операцию подразделения особого назначения, дал стратегический совет примарху, откалибровал «Таникс» и теперь решительно направлялся к дивану, мрачно кивнув Шепарду. — Мне нужно выпить, Шепард. — Бар на две палубы ниже, Гаррус, — капитан сошел по ступенькам. — Да ладно. Давай вспомним старые добрые деньки. — Это которые? Гаррус по-щегольски, вразвалочку, уселся на диване, накрыл лицо ладонью и потер глаза. — Ну, те, когда я приходил к тебе, или ты ко мне, и мы напивались, как свиньи. — А, эти деньки, — Шепард качнул головой. — Думаю, с ними покончено. Мы же с тобой респектабельные офицеры высокого ранга, от которых зависит судьба галактики. Где в этой картине пляски с бубном и перегар? — Иногда без этого картины и не выходит, — подметил Гаррус. — Не знаю, как тебе, а мне судьба галактики осточертела. Виктус отправляет наших парней в гущи битв, как на скотобойни, саларианцы воротят морду от кроганов, кварианцам плевать на все, что выходит за борт кораблей-ферм, а «Нормандия» носится по космосу, пытаясь все это разгрести. У нас есть право на выходной. Шепард немного помолчал, задумавшись о тяжести собственного бытия и о том отчете по Ранноху, который он должен отправить Хакету, эм, когда же это… а, вчера. — Да и какого хрена, — буркнул он, — право на выходной должно быть у всех. В течение первого часа они цивилизованно выпивали в каюте за будничной болтовней. Затем потребовалось велеть СУЗИ поручить парням в столовой строго секретную миссию: сварганить Шепарду пасту с креветками, Гаррусу — что-то несъедобное, и прихватить из бара добавки. Разглашение — расстрел! Затем они снова вызвали СУЗИ и велели придумать секретную миссию для Веги с Кортезом, чтобы освободить ангар челноков для собственной совсем уж секретной миссии. Разумеется, впоследствии от СУЗИ требовалось отключить прослушку в ангаре — миссия же. И не обращать внимания на бунт аварийных систем, если будут выстрелы, потому что капитан корабля обо всем позаботится. — ХА! — Шепард стоял у терминалов Кортеза, расставив ноги, и крепко держал снайперскую винтовку. На голове его был шлем, надетый задом-наперед. — Что-то мне подсказывает, что в стрельбе вслепую я тебя сделал, Вакариан. — Да? Я бы не был так уверен. Шепард с третьей попытки развернул и снял шлем, взял «Вдову» и с трудом нашел прицел, чтобы посмотреть, он думал, на ровное отверстие по центру головы нарисованной мишени. Но нет. Зато он расстрелял «Нормандию». — Черт, — огорчился Шепард. — Это все качка. То есть эта, как ее, турбулентность. То есть… наверное, мы как раз проходили через ретранслятор. — Уверен, это происки Жнецов, коммандер. — Можно подумать, у тебя выйдет лучше! Гаррус поднял указательный палец в ясном как день жесте «счас все будет». Или какой это палец? Их там всего три. Три пальца! Как называются турианские пальцы?! Шепард решил, что сегодня же погуглит. Гаррус взял со стола ремень из легкой брони Шепарда, завязал себе глаза, забрал у него винтовку и медленно подошел к точке в центре между терминалами. Неспешно, осторожно прицелился. Выстрелил. Перезарядился. Еще раз выстрелил. Шепард забрал у него оружие и посмотрел в прицел. Одна пуля угодила мишени в грудь, другая — в подбородок. Шепард свел брови. Он, конечно, был не вполне в кондиции, но призадуматься о том, как это Гаррусу удалось подобное жульничество, смог. Видимо, пропустил часть означенного в условиях опьянения. Трезвым не место в этом бою! Оглянувшись, Шепард нахмурился и скрестил на груди руки. — Я вот не понял. А где турбулентность? Гаррус смотрел на убитую мишень, словно увидел призрак, а Шепард слегка протрезвел от неожиданного воспоминания об Омеге. Вполне возможно, что спустя четверо или пятеро голодных суток непрерывной пальбы, наедине с трупами своей команды, четко видеть Гаррусу не помогал даже его визор. Вполне возможно, что означенное в правилах опьянение имело место, как и положено, просто в пальбе вслепую Архангел Шепарду шансов не оставил. Капитан убрал винтовку на терминал, взял стаканы и протянул один Гаррусу. — Знаешь, что, ну его нахрен, это соревнование. На борту все знают, что я и снайперка — не лучший дуэт. Гаррус принял стакан из его рук и, следуя примеру Шепарда, обошел терминал и присел на край рядом с ним. — Конечно. Ты предпочитаешь зарядить себя биотическим ударом аккурат в морду врагу. — И убить троих за одну атаку. — Регулярный таран головой обычно приводит к проблемам… с головой. Не подумай, что я намекаю. — Поэтому иногда я даю шанс покрасоваться одному снайперу. Он отстреливает отвлеченных на меня врагов, думая, что после этого он крутой стрелок. Гаррус фыркнул, глянув на Шепарда. — Я слышал, он был крутым стрелком еще в пятом классе. Недолго после Шепард решил, что пришло время для более горизонтального положения, сполз на пол и оперся о терминал спиной, согнув одну ногу в колене. Хлебнул из стакана. Мишени смотрели из противоположного конца ангара и напоминали о чем-то, о чем не хотелось вспоминать. Так уж повелось, что в любой обстановке будут такие детали. Возвращающие в голову образы: отдающие ужасом или тоской. Как окно в потолке его каюты и он, выброшенный в космос из взорвавшегося корабля. Как мишени и Архангел. Или датапад с открытой статьей о молодом турианском СБЦ-шнике, глядящем на Шепарда с восхищением. Но прошлое забывалось, а настоящее — где шрамы зажили, а СБЦ-шник превратился в опору Палавена и безнадежно побил Шепарда в вечном подсчете выстрелов, — его более, чем устраивало. — Не знаю, Вакариан, что бы я без тебя делал, — вздохнул Шепард. — Ты спасаешь меня от выпивки в одиночестве. Это точно было бы несолидно. Голос Гарруса в последние годы стал ниже и жестче, чем был у турианского пацана в легкой синей броне. По сути, от того пацана остался только визор. Да и сам Шепард теперь не тот. И это было, черт возьми, к лучшему. — Знаешь, иногда мне кажется, что ты все-таки сделаешь мне предложение, — доверительно сообщил Гаррус. — Ну нет, это уж вряд ли. Я хотел тогда, на крыше, даже речь произносить начал, а ты возьми да меня устыди, — Шепард пожал плечами. — Сиди теперь без предложения. — Я выпью за твою скрытую романтичность, Шепард. — Я выпью за палку в твоей заднице. Стаканы звякнули.***