***
У соседей-пенсионеров живёт собака – дряхлая полуслепая болонка. Утром, когда Милкович курит на веранде, она выходит через специальную дырку в двери в сад и, ворча и похрюкивая, начинает обнюхивать кусты в поисках туалета. Она ходит по траве, переваливаясь на жирных лапах, и тычет носом во все попадающиеся по пути предметы. Потом садится на клумбе, важно срёт и закапывает своё дерьмо задними лапами. И всё это, слепо подняв голову к небу – так легче уловить опасность носом. Микки наблюдает за ней каждое утро. Утро – это его время. Йен почти всегда спит до обеда. Погода располагает – дождь не прекращается всю неделю. Огромные тучи, кажется, решили разродиться. Дожди следуют, как родовые схватки, один за другим, и этому не видно конца. Поэтому Микки не имеет ничего против распорядка Йена. Галлагер много спит, иногда ест еду, которую Милкович готовит для него, иногда выходит на веранду и молча сидит в кресле. Они вообще почти всё время молчат – пара фраз о погоде и качестве еды не в счёт. Йену идёт на пользу такой отдых, он выглядит гораздо лучше. Не в порядке сам Микки – тоска по дому, по Евгению и Светлане усиливается из-за бесконечных дождей. Дом – это не только ожидающий его сын и русская баба. Микки боится признаться себе, что скучает по прежнему Йену, по его бесшабашной улыбке, по совместным безумствам. Чёрт, даже по тому, как они били друг другу морды, он скучает. Микки боится, потому что понимает, что Йена не вылечат пара недель на море, и даже год на море не вылечит его. Микки знает, что лечение – это много лет, и он готов к этому. Но он не видит ни малейшего улучшения, поэтому так тоскливо и стрёмно у него на душе. Поэтому Микки берёт на кухне кусок ветчины, выходит на веранду и подманивает болонку. И когда собака, тряся толстыми ляжками, подходит к нему и тычет носом в колбасу, он, вместо того, чтобы пнуть её под жопу (что всегда было его с братьями любимым развлечением), осторожно чешет ей за ухом. Собака похрюкивает от удовольствия и благодарности, и Микки становится легче.***
Йену опять стало хуже. Целый день он не встаёт с кровати, а потом закрывается в ванной и не выходит около часа. Милкович напрасно стучит в дверь и угрожает сломать замок. Всё, что он слышит изредка с той стороны – спокойное «Я в порядке». «Я, я, я, не в порядке, блять, ебаный в рот!» - хочет кричать Микки, но вместо этого сидит под дверью ванной комнаты и, периодически засыпая, стучит в дверь, чтобы услышать очередное отстранённое «явпорядке». На следующий день Милкович срывается – зажав сигарету в зубах и вооружившись ломом, он решительно идёт к запертому лодочному домику. Хозяин дома предупреждал его, чтобы он не трогал лодки – в такую погоду нехер делать в море. Но сидеть в тихом доме Микки больше не может. Ему насрать, пойдёт это на пользу Галлагеру или нет, главное – ему, Микки, это пойдёт на пользу. Точка. Взломав дверь, он заводит мотор лодки и стартует. Йен, сидя на веранде, безучастно смотрит на него. И Микки, наплевав на всё, нажимает педаль газа. Он мчится по волнам, капюшон практически сразу слетает с головы и дождь начинает хлестать его по щекам. Он пытается кричать от восторга, но ветер попадает ему в горло и затыкает его, оставив лишь какой-то восторженный полувсхлип-полухрип. Лодка подскакивает на волнах, взлетает носом вверх, грозя перевернуться и затопить горе-моряка, вода переливается через борт и стаскивает его вниз. Ноги скользят по дну катера, и всё, что Микки хочет в этот момент - это отпустить руки и позволить волнам утащить его за собой. Закинув голову, он хрипло смеётся - из них с Йеном именно у него, Микки Милковича, первого отказали нервы. Ирония? Ещё какая, блять, ирония. В этот момент всё смешивается в голове Милковича - желание умереть сливается с жаждой жизни в коротком и страстном объятии, и, разочарованно скуля, отступает. До следующего срыва. Оно умеет ждать. Подплывая обратно, он видит, что Йен сидит на причале и курит. Бледная улыбка играет на его губах, когда он смотрит на Микки.