Совершенное творение

*** POV Эмили Тишина, которую нарушает лишь громкое тиканье часов где-то вдалеке, в кабинете главврача. Быть может, их звук настолько сильно запомнился и наложил свой нерушимый след в воспоминаниях, что даже если они остановятся, я буду продолжать все так же отчетливо слышать навязчивое и однотипное тиканье этих огромных часов. А всё из-за этой невыносимой тишины, тишины, которая всегда окружает меня в этой полуразрушенной больнице. Не могу понять, для чего они держат нас здесь, по несколько месяцев не давая взглянуть на солнечный свет. Подобно запертым животным в своих грязных и старых клетках. Только вот животные не могут предположить, что с ними будет потом, а мы, пациенты этого забытого богом места, прекрасно все понимаем. Каждый день в точности повторяет свой предыдущий и так по вечному кругу, это ожидание никогда не закончится, все мы знаем, что однажды двери в наши палаты наконец-то распахнутся, и мы впервые за долгое время сможем увидеть настоящий свет, а не мигающую, едва работающую, неприятную желтую лампочку. Сможем на секунду вдохнуть полной грудью свежий воздух, или хотя бы не тот, что пропах нашими телами, грязью и остатками сгнившей пищи. Тюрьма, в которой мы являемся чем-то вроде подопытных крыс. Каждому при входе в палату сказали: «Вы были никем, а станете частью материи вечной и великой», после этих слов дверь закрывается до того дня, пока нас не поведут на смертный приговор. Нет, это вовсе не психбольница, а люди здесь не были сумасшедшими, как обычно говорят «врачи». Мы просто были нищими, бедными, не имели имущества и родни, о нашей смерти никто и не вспомнит, именно поэтому нас и решили сделать материалом для этого их гениального проекта, суть которого никому не была известна вплоть до дня смерти. Часто по ночам, когда все свернувшись клубком в своих тесных палатах пытались хоть на секунду забыть, что смерть теперь неизбежна и только жребий определяет то, сколько осталось еще гнить в этом грязном и холодном месте, я слышала крики. Именно в этот час вечную тишину нарушали крики, они доносились издалека, порой могло казаться, что это лишь бред измученного одиночеством, пленением и полным отделением от жизни и общества разума, но я точно была уверена, что я слышу это, и каждую чертову ночь они убивают. Долго убивают кого-то из нас, ни в чем не провинившихся людей ради одного лишь гениального и безумного замысла. Жизнь - хрупкая материя, которой владеет каждый из людей. Только вот сейчас мы считались за рабочий материал для достижения поставленной цели, а не личностями. Когда я только тут оказалась, то первое время было интересно, ради чего же на самом деле все эти люди отдают свою жизнь, правда ли то, что нам пытаются помочь или же просто безжалостно уничтожают как биомусор, засоряющий мир. Но кто давал им право так распоряжаться с жизнью? Ведь как бы там ни было, мы все без исключения являемся людьми, мы равны между собой, и каждый может иметь право на жизнь в мире, пусть и жизнь безо всяких удобств и в бедности, но я была бы рада знать, что выживу. Я никогда не могла понять людей, которые пытались найти причины для того, чтобы продолжать жить, которые испытывали и жаловались на извечную скуку, но при этом имели всё для обустройства себя и своих близких в обществе. Что им требовалось кроме того, что они уже смогли найти свое место в жизни? Почему они не могли наслаждаться тем, что имели? Однако теперь я потеряла даже то единственное, что могло являться моей последней ценностью — право на жизнь. Это место, оно сводит людей с ума. Порой мне становилось всё сложнее вспомнить, как на самом деле выглядит внешний мир, представить его во всех прекрасных красках. Щебет птиц, бутоны распускающихся цветов весной, палящий свет летнего солнца — все это представляло для меня определенную ценность, которой я навсегда лишена. Со временем мы навсегда потерям себя и забудем то, кем являлись, тогда и смерть, быть может, станет долгожданной наградой. Возможно, именно поэтому они и держат пациентов тут до тех пор, пока мы окончательно не сойдем с ума. Ведь убийство биомусора, который уже ничем не пригодится этому миру, вовсе не будет тяготить душу, Скорее всего, жизнь других вовсе не играет роли для здешних работников, которые вечно гонятся за своей великолепной и неизведанной мне целью. *** POV Катрин Шварц Отвратительное грязное место, безумная в своей агонии и страхе, которая сейчас корчится у моих ног, ободранные и запятнанные кровью стены старой больницы, на которых виднеются тысячи царапин от ногтей заключенных. Не больница, а тюрьма, где как на смертном одре раз за разом казнят заключенных. Мне противны эти сумасшедшие, совершенно рехнувшиеся людишки, потерявшие всякий смысл существования и зависимые лишь от нашей воли, словно совсем юные дети, не способные даже самостоятельно о себе позаботиться. Так пусть они сдохнут, пусть задохнутся в своей же крови, пусть сорвут голос, умоляя о помощи и пощаде. Пусть познают истинную агонию медленной и мучительно смерти. Ненависть? Презрение? Отчуждение таких жалких человеческих особей? Что же на самом деле меня так отталкивает в образе несчастных заключенных? Что побуждает с каждым мгновением причинять их измученным телам лишь больше боли? - Отвратительно, - мне достаточно лишь одного мимолетного взгляда на девушку, сейчас судорожно вдыхающую воздух, словно в ожидание моих действий. Люди в момент зависимости от кого-то всегда впитывают каждое слово их покровителя, если подобное наименование, конечно, уместно в данной ситуации. Зависимость — низшее качество, до которого я никогда не позволю себе опуститься, ни при каких обстоятельствах. Но самое кошмарное в том, что на самом деле все люди от чего-то зависимы. Наркотики, алкоголь, антидепрессанты, табачные изделия, успокоительное, любовь, начальство, работа - причин так много, что их невозможно перечислить полностью. Однако, могу сказать с полной уверенностью, что любой мог бы назвать как минимум три пункта, от которых он зависит в жизни. Жалкий род человеческий, который потерял всякую гордость, стал абсолютно зависим, который так легко может себе подчинить власть с помощью простейших устройств и внушаемой ложной информации. Люди стали подобны марионеткам, которыми так легко управлять. Добро пожаловать в реальный мир — самое масштабное и многочисленное представление на нашей Земле, советую занять зрительские места в первых рядах, ведь на сцене представлены самые разнообразные и отвратительные человеческие пороки, который каждый так жаждет скрыть. Резко хватаю девушку за тёмно-коричневые, почти черные от грязи спутанные волосы и подтягиваю к себе. Хоть сейчас мои ладони и защищены от окружающего белоснежными докторскими перчатками, но по телу все равно проходит дрожь, вызванная отвращением. Лишь безвольное и неспособное ни на что существо, полностью зависимое от моей воли и сегодняшнего настроения. Жить или умереть? Позволить продолжать жалкое существование в грязных стенах этой маленькой и темной комнаты или же наконец подарить блаженную, но мучительную смерть? Я всегда делаю выбор в сторону последнего решения. В любом случае, это справедливо. Если бы мне и дали выбирать, то я непременно выбрала бы смерть. Одна лишь мысль о подобном жалком существовании вызывает презрение. Тело пациентки с глухим шумом падает на пол, а в моей ладони всё также зажат клок вырванных тёмных волос. Словно впервые увидев их, внимательно рассматриваю, после чего убираю в маленькую баночку с подписью «hair». Настало время составить новую комплектацию. С каждым годом моя коллекция человеческих деталей всё пополняется. Сегодня в растворах будут плавать совершенно новые экземпляры органов и частей тела. - Имя, - мой голос никогда не дрожал, в нём присутствовали некие звонкие нотки, которые порой выдавали внутреннее беспокойство и постоянное душевное напряжение, однако фразы всегда уверенно слетали с моих уст. Холодные, ничего не передающие слова, которые я повторяю раз за разом с новым пациентом или жертвой опытов, а быть новым участником проекта под названием «собери идеальное тело человека из деталей совершенно разных людей», какая разница, как вообще именовать предметы или людей. Важны лишь основные признаки, по котором их можно охарактеризовать. Именно для подобных целей я всегда и спрашивала имя. Лишь сортировка и подписи баночек с органами. Если такое имя было уже занято, то я вновь повторяла вопрос, и это длилось до тех пор, пока участнику не удавалось назвать ещё свободное наименование. В плохом случае мне приходилось самостоятельно назвать ему новое имя, что тут же вызывало волну ярости, так как подобные вещи всегда ассоциируются со связями. А я, как упоминалось ранее, не переношу такого рода слабости в моей работе, чем бы она ни была вызвана и как бы не проявлялась, - Имя, возраст, произносите четко и разборчиво, - чуть громче повторяю я, но пока что стараюсь излишне не завышать голоса от накатывающего внутреннего волнения, вызванного по-обыкновению страхом не справиться с поставленными целями. Ответа не последовало, лишь пустой и отчасти удивлённый взгляд затуманенных от наркотических средств глаз. Тупой, упершийся в одну точку взгляд. Пациентка дёргается на полу, и шепчет что-то неразборчивое, быть может, мольбы о пощаде или всё же пытается произнести давно забытое имя и возраст. Смотрю на часы, надетые на моё запястье. Секундная стрелка быстро описывает круг по циферблату. Минута. Целая минута бессмысленного ожидания. Ещё пять минут в запасе, после чего часы в центральном зале пробьют полдень. Скрипучая и резкая мелодия, которая звучит систематично дважды в день, оповещая больных, не имеющих и малейшего доступа к внешнему миру о времени суток. Порой я лично видела, как многие заключенные выцарапывают отметину на стене каждый раз, когда часы отбивают двенадцать часов. Пациентка хватается своими посеревшими от грязи руками за одну из моих ног, отчего на светло-белых колготках остаются грязные разводы. Ну что же, моё терпение тоже не безгранично, порой стоит сделать исключение из типичных правил. Не дожидаясь мелодии часов с силой ударяю ногой по лицу заключённой. Слышится глухой хруст и болезненное мычание. Девушка хватается руками за нос, однако видно, как по её лицу и шее тонкой струйкой стекает кровь. Возможно, я сломала ей переносицу. Придётся вычеркнуть орган обоняния из списка того, что мне удастся сегодня заполучить. - Назови имя и возраст, имя и возраст! - мой голос больше не звучит холодно, как первые два раза, теперь в нём явно прослеживаются нотки раздражения, а может даже злости. Как бы не было прискорбно это осознавать, но я полностью зависима от своего статуса и места в обществе, отчего отступление от принятого мной процесса вызывает страх. Ни один пациент не имел и малейшего права касаться меня, я ненавижу тактильные контакты с кем бы то ни было. В ответ слышится лишь негромкое всхлипывание и тихий плач пациентки, заглушаемый мелодией старых часов с кукушкой. Теперь время нашей оздоровительной беседы объявляется официально открытым. - Отвечай не медля, я не переношу лишнего ожидания, - каждое моё слово сопровождается очередным ударом в лицо, а именно — нос. Сейчас мне кажется, что одной из важнейших целей является разломать его к черту, пока от некогда важного органа восприятия не останется несколько переломанных хрящей, не способных более улавливать запахи. Если она так и не ответит, а он будет уже сломан, то можно переключиться на рёбра. Продолжать, пока каждое из них не будет сломано, пока осколки костей не изранят лёгкие девушки, и она не задохнётся от нехватки воздуха и невозможности вдохнуть. Ещё один удар по голове, который приходится в затылок, так как заключенная резко переворачивается, пытаясь защитить сломанный нос, - ответ, я всё ещё жду чертов ответ! - мой голос уже дрожит от резко накатившей волны ярости, мне всегда с трудом удается скрывать ее. Неужели невозможно на секунду сконцентрировать свое внимание на определенных вещах и вспомнить возраст и имя? - Пожалуйста, - судорожный вздох, - только дайте мне сказать, прошу, секунду, остановитесь, - глубокие вдохи, после чего девушка пытается вытереть кровь, непрерывно стекавшую из сломанного носа, но попытки оканчиваются неудачей, - Эмили, - едва слышно проговаривает она, - двадцать шесть лет. Записываю. Да, какими бы отбросами не являлись эти пациенты, все равно каждый из них может стать частью прекрасной куклы, которую я непременно создам, когда соберу все необходимые элементы. Тут нет права на ошибку и недочеты, каждая мельчайшая деталь моего творения должна быть совершенной. Я всегда мечтала об утверждении за счет создания того, что превзойдет всех людей... Только таким образом можно добиться всеобщего признания. Время перейти в другую комнату. Вскоре после того, как отзвучала мелодия часов, вошли двое санитаров. Оба были облачены в белую форму, большая часть лица скрыта под масками. Эти работники всегда вызывали у меня доверие. Санитары были в меру молчаливы и никогда не задавали лишних вопросов касательно их задачи, лишь день ото дня молча и качественно выполняли своё дело, при этом никогда не интересовавшись постоянными кровавыми разводами на стенах и полу, причудливыми инструментами и довольно обширной коллекции, включавшей в себя органы людей самых разных возрастов. Вот что значит истинная сила денег. Это было бы даже смешно, если бы не было столь реально. Да, в этом гнилом мирке любой готов держать язык за зубами, только лишь бы ему вовремя выдавали цветные бумажки. Денежная зависимость, безразличие к жизни и судьбе живых людей, подчинение воли тех, кто имеет более высокую должность — такова иерархия этого места, как и мира в целом. Все способны думать лишь о своей собственной выгоде, даже если кто-то и утверждает обратное, то можно быть уверенным в том, что в минуту опасности он скорее перережет глотку другому человеку, чем пожертвует своей жизнью. - Как обычно, - этой фразы более чем достаточно для того, чтобы двое молчаливых служащих безупречно выполнили свою часть работы. Мужчины с лёгкостью справляются с пытающейся выбраться пациенткой и переносят её тело в комнату, которую я именую операционной, хоть и процессы, проводимые в данном помещении, мало кто смог бы назвать операциями. Пыточная — дали бы обозначение этому месту обычные люди, не ознакомленные с моим проектом. Санитары при помощи эластичных, но при этом прочных ремней, закрепляют дрожащее тело девушки на устойчивом ввинченном в пол стуле из тёмного дерева. После этого мужчины удаляются на несколько минут, а вернувшись, держат в руках два крупных ящика, в которых содержатся все необходимые мне приспособления для начала «операции». Молча кивнув головами, санитары покидают комнату. Какими бы безразличными к чужому горю не были эти люди, но желания марать свои руки чужой кровью у них явно не наблюдалось. Быть может, если бы им предложили за это отдельную плату, то дело бы обстояло совершенно иначе. Приготавливаю укол с обезболивающим препаратом. Это вызвано не жалостью, а скорее нежеланием наблюдать слишком скоропостижную смерть пациентки от болевого шока. Подношу шприц к ротовой полости Эмили и стараюсь как можно быстрее, пока она вновь не начала дергаться, вколоть препарат. К сожалению, выполнить укол до конца не удалось. Эмили резко дернула головой, отчего часть шприца отломалась и застряла в её коже. Если сейчас же не вытащить иглу, то действие может закончится летальным исходом ещё до начала непосредственно преставления. Вот ведь нетерпеливые и глупые люди. С трудом останавливаю Эмили, которая пытается увернуться от прикосновения моей руки, словно бы каждый раз, когда происходило соприкосновение, её обдает током, и девушка начинала дёргаться с новой силой. В итоге эта игра настолько изматывает нас обоих, что мне приходится оглушить пациентку несильным ударом по затылку, от которого она на мгновение теряет бдительность, и мне удаётся изъять иглу, торчавшую из ротовой полости. Когда Эмили перестает угрожать непредвиденная смерть, которая сулила бы отхождением от моих планов, мой разум вновь холодеет, а в мыслях уже выстраивается список самых необходимых деталей и органов, которые можно заполучить от этой девушки. - Эмили, - растягиваю я по слогам её имя, - моя дорогая Эмили, ты даже не представляешь, что сыграешь одну из важнейших ролей в истории нашей медицины... Нет, не лишь в этой сфере! Я взяла на себя огромную ответственность воссоздать идеальное существо, которое будет внешне полностью схоже с нами, людьми, только гораздо совершеннее. Ты когда-нибудь задумывалась о вечной, никогда не кончающейся и прекрасной красоте? Думаю, что нет. А все потому, что жалкие люди считают ненужным думать и мыслить о том, что невозможно, даже не попытавшись создать нечто совершенное, - бросаю взгляд на комнату, после чего вновь смотрю прямо в глаза девушке, - грязь, кругом одна лишь отвратительная грязь. Я желаю видеть в этом мире хоть что-то совершенное! Скорее всего, пока что большинство осудят мои планы и назовут их абсурдом, но со временем придет понимание и желание копировать моё прекрасное создание. Кто-то скажет, что это лишь декорация, не приносящая никакой пользы. Но разве может столь прекрасное создание, созданное рукой истинного ценителя прекрасного, быть бесполезным? Каждый раз, когда я смотрю на уже собранные детали для моего творения, во мне просыпается наслаждение от одного лишь вида, - вновь ловлю взгляд девушки и громко смеюсь. Подобный приступ можно назвать истерическим, однако, подобное удивление и ужас, застывшие на лице пациента, не могут быть не забавными, - думаю, что нет смысла продолжать рассказывать тебе о столь глобальном, ведь твоя миссия относительно всего плана совсем проста и ничтожна, хоть и немаловажна. Склоняюсь над самым ухом пациентки и силой сжимаю на нём зубы. Ощущаю металлический вкус во рту, порой мне противно осознавать то, что часть каждого из этих людей находится внутри меня, однако, если взглянуть на это с другой стороны, если воспринимать это как слитие со своим прекрасным творением, то отвращение тут же исчезает. Кусаю глубже, пока не дохожу зубами до гибкого хрящика, пожалуй, не стоит портить такие хрупкие детали. Отстраняюсь от девушки, после чего обрабатываю свежую рану и накладываю аккуратную повязку. Думаю, что обезболивающее уже достаточно подействовало, чтобы забрать одну из самых редких, но при этом необходимых деталей. - Улыбнись мне, Эмили, покажи свою прекрасную улыбку, докажи, что ты рада стать частью моего великолепного творения! - на моих губах вновь видна улыбка, однако пленница лишь сильнее сжимает зубы и отворачивается. Как же я ненавижу этот их инстинкт самосохранения, если бы пациенты только знали, насколько меня злит подобное отношение и нежелание помогать мне в создании творения. Я натягиваю новую пару белоснежных перчаток на руки. Ненавижу телесно соприкасаться со своими пациентами. Для какой бы великой цели человек не предназначался, он всё равно является одним из самых грязных и грешных существ. Придется применить немного физический силы, хоть я и не предпочитаю использование подобных методов, иных вариантов нет. Ведь она, разумеется, не собирается выполнять мои указания добровольно. Подхожу к девушке и с силой сжимаю её щеки, если бы не действие наркотических средств, то мне определенно не удалось бы заставить её открыть рот. Как только мне удаётся добиться своего, тут же закрепляю ротовую полость в раскрытом положении при помощи железного устройства, крепящегося за зубы. Если бы пациентка только и попробовала закрыть рот, то определенно сломала бы зубы об сложный механизм из стали. Словно в подтверждение моих слов, Эмили пытается вновь сжать челюсть, однако резкая боль от механизма, царапающего десны и напряжения в жевательных зубах останавливает её, отчего девушка лишь опускает взгляд, словно уже понимая, что её ждет в скором будущем. Будь я на ее месте, то благодарила бы судьбу за шанс стать частью истории. - Не стоит так расстраиваться, - приподнимаю её лицо за подбородок и внимательно смотрю в глаза, - так бы ты сдохла в одной из больниц через несколько лет, а может даже и месяцев от жестокого обращения, однако, я великодушно дарю тебе особенный шанс. Шанс стать частицей чего-то вечного и масштабного, того, что будет живо в сердцах людей ещё сотни лет, - вижу, что Эмили слегка качает головой из стороны в сторону, словно оспаривая достоверность моих планов, - и мне очень жаль, что ты не способна оценить своей значимости и великого предназначения, а тем более ставишь под сомнение достоверность мною сказанного. Никто, никто из вас не в состоянии понять моих грёз, ради которых я отдам всё. Пусть даже придется создать памятник моему шедевру из голов трупов, которые стали его неотъемлемой частью, пусть даже мне придется отдать свою собственную жизнь. Сейчас в моих руках находятся стоматологические щипцы. Все оборудование, которым я пользуюсь во время проведения «сеанса» всегда продезинфицировано и словно сияет от чистоты, контрастирующей с перепачканной в крови комнатой. Захватываю приспособлением передний зуб пациентки и с силой выдергиваю его. Девушка зажмурила глаза в ожидании резкой боли, однако лишь слегка вздрогнула от ощущений. Препарат сократил ее восприятие до минимума. Смею повториться, что я не способна испытывать жалость к таким существам как люди, это лишь мера предосторожности, ведь мои подопытные порой погибали почти в самые первые наши совместные минуты от болевого шока. Именно по этим причинам стоило сначала сделать из человека «овоща» при помощи наркотиков, а потом, в самом начале процесса, применить обезболивающее. Сейчас кровь сочится изо рта девушки, порой мне кажется, что эти тонкие красные ручейки или же алые дорожки — это самое прекрасное и чистое из того, что существует в людях. Жаль, что мой шедевр, созданный из всех этих тварей, будет невозможно накачать кровью, которую будет гонять по организму искусственное сердце. Не отрываться! Никогда нельзя отрываться от процесса, иначе я наверняка выбьюсь из составленного графика. Нельзя отвлекаться на усталость, голод, сострадание, только лишь цель — это единственное, что должно сейчас возвышаться над всеми моими мыслями и потребностями. Продолжаю поочередно вырывать зубы изо рта девушки. Чувствую, как на моем лбу выступают капельки пота от физической усталости и перенапряжения. Да, я не обладала такой физической силой, как у санитаров. Возможно, логичнее было бы попросить их выполнить эту работу, но я никогда не позволяла никому прикасаться к деталям моего творения, иначе, несомненно, оно не выйдет таким совершенным. Весь рот Эмили сейчас перепачкан ее же кровью, сочившейся из десен, в которых недавно располагался ряд белых крупных зубов. Провожу рукой в перчатке по деснам с небольшими выемками на месте корней зубов. Эмили начинает кашлять. Рот девушки все еще обездвижен, а от напряжения, действия обезболивающего и наркотических средств она едва может заглатывать кровь, которая полностью наполнила ее рот. Еще немного и ,возможно, она задохнется в агонии от собственной же крови. Быстрая и безболезненная смерть, не правда ли? Люди в этом месте не заслуживают подобного, еще слишком рано для нашего расставания. Я склоняюсь надо ртом девушки и слегка наклоняю ее голову так, чтобы поток крови стекал вниз, отчего попадал прямо мне в рот. Сейчас я ощущаю отвращение и удовлетворение одновременно, и мне никогда не удастся понять, какое из чувств все же сильнее. Мой рот постепенно наполняется теплой алой жидкостью. Я заглатываю кровь своей пациентки. Она представляет собой немного сладковатый напиток, послевкусие от которого напоминает нечто металлическое. Моя кровь, должно быть, уже такая же грязная, как и кровь этих людей, однако, с другой стороны я, гениальный создатель бесподобного существа, буду обладать кровью каждой из деталей своего творения. Теперь можно продолжать. Я оборачиваюсь к зеркалу и окидываю себя взглядом. Белоснежная одежда испачкана алыми каплями, на губах остатки крови, благодаря которым красная помада приобретает более насыщенный цвет. Столько грязи, а ведь это лишь начало. Я забрала у девушки единственную деталь, которая привлекла мое внимание сразу, теперь стоит присвоить себе все те элементы ее тела, которые могли бы хоть как-то пригодиться в создании моего шедевра. Думаю, что стоит закрепить ее покрепче, ограничить движения еще больше. Беру в руки изогнутые хирургические иглы, через каждую из которых продеваю плотные нити, предназначенные для сшивания глубоких рваных ран. Думаю, что они не смогут полностью сдерживать движения моей дорогой гостьи, но она дважды подумает перед тем, как начать дергаться с острыми приспособлениями, которые будут продеты через ее прекрасные губки. Вновь оборачиваюсь и возвращаюсь к Эмили. Мягким движением руки прикасаюсь к ее испуганному и наполненному болью лицу. Девушка тут же дергается от моих легких прикосновений, должно быть уже ожидая того, что ничего хорошего они за собой не понесут, однако ее попытки хоть как-то спасти уцелевшие части тела, чем бы они не являлись, бесполезны. Вновь хватаю девушку за кончик подбородка и разворачиваю ее лицом к себе. Начинаю медленно продевать острые иголки через её нижнюю губу, делая это не спеша и плавно. Каждый раз, когда Эмили дергалась от неприятной боли в коже, то я тут же вытаскивала иглу и начинала весь процесс заново, только делая его еще дольше, намеренно растягивая движения пронизывания нежной кровоточащей кожи губ. В моих руках остается все меньше игл с хирургическими нитками, которые я закрепляю в небольших, приспособленных для самого разнообразного крепления, крюках сверху. Разорванные губы девушки уже онемели от постоянной ноющей боли и сухости. Кровь так и стекала по ним, но Эмили все равно лишь больше вырывалась. Как же порой занятно наблюдать за подобной глупостью людей. Зачем пытаться вырваться, если исход твоей жизни давно предопределен? Зачем делать его еще более болезненным долгим и мучительным? Однако, думаю, что мне никогда не понять хода мыслей моих деталей творения, как и им не понять всей гениальности моего замысла и великолепной возможности вложить в истинное произведение искусства хоть часть своей плоти, любую мельчайшую частицу. Каждый элемент творения становится частью истории! Это не только мои необоснованные амбиции, это профессионально собранная модель совершенного человека, это творение подобно пожару, с каждым мгновением его слава будет пылать все сильнее и в скором времени не найдется человека, который не знал бы о подобном изобретении. Пациентка все дергается, так и не прекращая этого бездумного действия. Отчего боль лишь усиливается, а кожа с каждым мгновением оттягивается. Еще немного и она разорвет свою истерзанную губу, в таком случае мне придется закреплять ее тело за другие участки кожи, которые, скорее всего, тоже не выдержат, если учитывать ее тщетные попытки освободиться. Крики отражаются эхом от стен полупустой комнаты, они проносятся сквозь двери, крики, полные боли и отчаяния, наполняют каждый уголок больницы. Страх, безумная боль и отчаяние, вызванное полным осознание неизбежной и мучительной гибели. Не только эта девушка издавала подобные звуки, каждый из них, тех, кто стал участником моего гениального проекта. Люди, по природе своей, абсолютно схожи в определенных ситуациях, особенно когда речь заходит о целости их драгоценной жизни. И кем бы они ни были до этого момента, как бы они не жили, столкнувшись со смертью лицом к лицу, им вовсе не хочется умирать, они будут готовы на что угодно, чтобы хоть на несколько ничтожных секунд оттянуть скоропостижную кончину своей жизни. - К чему такие старания, моя дорогая, - обращаюсь я к Эмили, - я ведь вовсе не собираюсь тебя убивать, - ласково произношу я и провожу кончиками пальцев по окровавленным губам. Стоит отметить, что иглы изрядно порвали нежную плоть, - ты лишь причиняешь себе лишние мучения. Я ведь вовсе не собираюсь тебя убивать, а ты продолжаешь так усердно пытаться освободиться, словно это и вправду способно изменить ход событий. Ты умрешь, но вовсе не по моей вине, я ни разу никого не убивала. В своей смерти ты можешь лишь винить себя и свое несовершенное тело, которое в один прекрасный момент больше не сможет выдержать большей боли, большей кровопотери, - наклоняюсь ниже и шепчу почти в самое ухо, - Это будет только твоей виной, если сердце внезапно остановится, а в голове пронесутся последние невнятные мысли. Понимаешь ли, когда ты только оказалась в этом месте, вместе со мной, то твое будущее стало предопределено, и теперь никакие жалкие попытки не смогут его изменить. И это вызвано вовсе не моей жестокостью, а напротив чрезмерною любовью к миру. Понимаешь ли, для прогресса всего человечества всегда приходилось жертвовать отдельными людьми. Что может быть прекраснее этого, разве ты никогда не мечтала войти в историю?! - понимаю, что говорю слишком громко, так всегда случается, когда я осознаю всю значимость моего творения в судьбе человечества. Жаль только, что те, с кем я обычно об этом разговариваю, никак не могут проникнуться столь воодушевляющими речами. Однако стоит перейти от слов к следующему этапу и завершить сегодняшний этюд, я слишком выдохлась физически. Эта девушка уже не сильно важна для меня, так как свою основную задачу она выполнила и даровала мне необходимый элемент творения. Разумеется, запасные детали никогда не бывают лишними, но порой мне было безмерно сложно отказать себе в небольшом развлечении - наблюдать агонии умирающего в луже собственной крови человека. Мало кто поймет мои мотивы, но я отлично могу осознать, что движет убийцами. Только вот им это весьма сложно передать словами, находясь перед строгим взглядом судьи, но мне не светит такой участи, отчего описать незабываемые ощущения от наблюдения за смертью не составит никакого труда. Резким движением дергаю за плотные нити, тем самым вырывая их из губ девушки. Я, как можно скорее отвязываю ее от стула и сталкиваю, она тут же с глухим шумом падает на пол, негромко крича от сильного удара. Эмили так долго пыталась освободиться от всех этих, стесняющих ее креплений, однако даже не предусмотрела того, что такая свобода навряд ли даст ей хоть малейшие шансы на жизнь. Ведь бежать отсюда некуда. Я наблюдаю за тем, как девушка дрожащими рукам прикасается к своей разорванной губе, словно пытаясь хоть как-то придать ей форму. Она тихо плачет от боли и осознания неизбежной смерти, которая в скором времени настигнет ее прямо в этой палате. Интересно, думали ли все эти люди когда-нибудь о том, какой же на самом деле будет их кончина? Должно быть, большинство из них даже не представляла, что смерть может быть настолько жестокой и желанной, что она может остановить череду мучений и стать неким отпущением. На моих губах появляется улыбка, и я негромко смеюсь. Приятно осознавать то, что ты исполняешь самое заветное, а именно предсмертное желание человека. Ведь в их положении единственным желанием может быть лишь смерть и прекращение финальных минут жизни, затуманенного наркотиками и обезболивающем разума. Несильно пинаю пациентку в бок, проверяя, среагирует ли она на это физическое воздействие или находится в совершенно бессознательном состоянии, отчего я не смогу в полной мере насладиться мгновениями смерти. Однако, мои надежды оправдались. Эмили слегка поворачивает голову и пытается взглянуть на меня. - Прекрасно! - восклицаю я, - просто восхитительно! Ты в осознанном состоянии и сможешь навсегда запомнить самый значимый момент в твоей жизни, а именно — мгновения полные отчаяния перед смертью, - делаю небольшую паузу и смеюсь, - жаль вот только, что твоя вечность настолько же коротка и мимолетна, насколько коротка жизнь бабочки, - присаживаюсь на корточки и провожу рукой по волосам Эмили, - Хочу обрадовать тебя тем, что я выбрала не случайный пример, ведь жизнь бабочки не только коротка, но и прекрасна. Она проходит этап метаморфоза и из отвратительной гусеницы становится красивейшим существом. Так же и ты пройдешь небольшую трансформацию, после чего словно бы переродишься. Люди как ты становятся прекрасными лишь тогда, когда находятся на грани жизни и смерти, а их тело истекает кровью. Разве может быть что-то привлекательнее подобного зрелища? Метаморфоз человеческого тела? Чем же он для меня является на самом деле? Ведь в людях так много несовершенства, что невозможно полностью исправить все. А если невозможно исправить, то стоит избавиться от участков, которые особенно сильно раздражают мои глаза в процессе взаимодействия... Переворачиваю Эмили на спину и беру в руки хирургический скальпель. Сейчас в глазах девушки видно так много эмоций, которые каждый испытывает, когда точно знает, что будущее несет лишь смерть. Отчаяние, страх, мольба, едва ощутимое любопытство - все это перемешивается в глазах, создавая неповторимое сочетание переживаний, которое никто не в силах скрыть. Знание будущего - это ужасное проклятие, ведь будущее не несет в себе ничего хорошего, лишь смерть, которая приближается с каждым днем. Разрезаю испачканную в грязи и крови одежду Эмили скальпелем и прислоняю холодное лезвие к участку тела между ребрами. Девушка, явно собрав последние силы, вызванные лишь желанием остановить свои мучения и жаждой жизни, приподнимает руки и хватается за острие скальпеля, судорожно пытаясь убрать его от своей кожи. Какой же глупый и необдуманный поступок, если учесть ее нынешнее состояние и то, что в моих руках на остро заточенное оружие. Я ненавижу людей, которые пытаются помешать мне, чем бы это не было вызвано. Резким движением руки откидываю ее дрожащую конечность на пол и тут же с силой вонзаю в середину ладони острие скальпеля, протыкая участок тела почти насквозь. В комнате раздается резкий вопль девушки, а ее тело вытягивается и принимает почти идеально ровное положение. Однако этого недостаточно. Вновь заношу руку вверх и с силой вонзаю скальпель в уже поврежденный участок. Так продолжается до тех пор, пока лезвие не начинает стукаться об пол, а крики становятся все тише от вызванного резкой болью шокового состояния и выделения адреналина в кровь. Стоит на время остановиться и передохнуть. Вытаскиваю скальпель из сквозной дырки в ладони и аккуратно осматриваю ее. Края пореза вышли довольно неровными, а клочки оборванной кожи мешали разглядеть то, что находится под ней. Слегка оттягиваю кожу на ладони девушки и разрезаю ее, теперь ее будет гораздо легче снять. Постепенно разделываю руку Эмили и снимаю с нее кожу, настолько увлекаясь данным занятием, что совершенно забыв изначальные намерения лишь слегка убрать то, что мешало мне насладиться видом на скважину в ладони. Останавливаюсь лишь тогда, когда слышу глухой кашель пациентки, задыхающейся в собственных слезах, отчего мне приходится слегка приподнять ее голову. Это не милосердие, а лишь нежелание такой быстрой смерти, пока что она вкусила недостаточно, а я не смогла в полной мере насладиться ее кончиной. В последний раз бросаю беглый взгляд на содранную мной кожу девушки и ее кровоточащую, обнаженную ладонь, после чего перевязываю участок тела бинтами во избежание слишком сильной кровопотери. Я хочу, чтобы она чувствовала процесс своего метаморфоза, будучи еще живой. Бросаю беглый взгляд на часы, что тут же вызывает во мне новую волну ярости и желания проделать тоже самое со второй рукой девушки. С трудом я пересиливаю это чувство, осознавая, что тогда наверняка выбьюсь из графика, чего мне определенно не хотелось. Каждой детали моего творения я уделяю почти равное количество внимания и собственного драгоценного времени. Ведь каждое мгновение - единственное в своем роде, будет несправедливо даровать кому-то больше предсмертного времени наедине со мной. Изменить эту традицию может только скоропостижная смерть пациента от потери крови или болевого шока. Не думаю, что девушка осмелится еще раз мешать тому, что я собираюсь делать из страха за свою вторую ладонь, а также полном отсутствие физических сил. Вновь подношу скальпель к грудине девушки, но теперь уже надавливаю на нежную кожу, отчего под лезвием выступают первые, отливающие ярким красным цветом в свечении лампы капельки крови. Недостаточно глубоко. Надавливаю с большей силой и упираюсь прибором в кость девушки, теперь остается только продлить разрез до места нахождения последних ребер. Закончив первый разрез, вновь возвращаюсь к его началу и углубляю. Эмили настолько обессилила, что уже почти не способна реагировать на мои действия, лишь изредка ее тело вздрагивает от прикосновения скальпеля к разодранной коже и обнаженному мясу. Когда яркая алая вертикальная полоса, от которой струятся потоки крови, расширена и обработана должным образом, я перехожу к более маленьким деталям, а именно украшаю остальную часть грудной клетки девушки. Скальпелем разрезаю кожу между ребрами девушки, словно бы прорисовывая ее тело аккуратными кровоточащими болезненными полосами. Каждый порез — это часть пути метаморфоза. Человеческое тело особенно прекрасно, когда оно истекает кровью, а на нем находятся глубокие порезы или шрамы от них. - Ты почти достигла совершенства, моя дорогая, - шепчу я, склонившись над Эмили и глажу ее лицо рукой, - мне осталось только закрепить полученный результат, и тогда я дарую тебе свободу... Если ты, конечно, сможешь дожить до этого момента, - хоть пациентка не шелохнулась, но я отчетливо разглядела едва различимую надежду, спрятанную за огромным страхом в ее глазах в момент произнесения мной последней фразы. Если бы Эмили была способна говорить, то вероятно спросила бы меня: «Скольким пациентам посчастливилось обрести свободу?» на что я ответила бы: «Ни одному. Обрести свободу и выжить — абсолютно разные вещи. Даже если они проявляли неиссякаемое терпение и почти невозможную физическую выносливость, даже если бы я проявляла каплю милосердия, ни одна деталь моего творения больше никогда не смогла бы обрести свободы. Она была бы слишком мнимой и нереальной. Они даже не пожелали бы покидать стен этой больницы, ведь им больше некуда идти с ужасными увечьями. Они никому не нужны и никто во внешнем мире не будет в силах им помочь. Ступая на порог этой комнаты, становясь частью моего творения, все они были обречены на жестокий рок неизбежной судьбы. Они полностью утратили возможность вновь стать свободными. Сломанные жизни и личности, имена которых когда-нибудь войдут в историю, как деталей моего творения» Достаю из кармана халата небольшую зажигалку и открываю ее. Тут же неяркий огонь отчетливо освещает мне мельчайшую деталь лица Эмили. Перед финальным этапом, который становится завершением моего очередного времяпровождения с пациентом, я внимательно осматриваю каждую черту его лица. В моей памяти много лиц, они все различны, но прослеживается одна нить, связывающая их всех воедино. На каждом из этих лиц видна жажда смерти, все эти люди мечтают умереть как можно скорее, они мечтают об окончании этих мучений. Можно сказать, что именно я выполняю роль их палача и исполняю это самое заветное, предсмертное желание. Не спеша, стараясь запомнить каждое мгновение, подношу зажигалку к кровоточащим ранам девушки и начинаю медленно их обжигать. Кожа вокруг порезов чернеет и обугливается, а кровь тут же запекается и темнеет из ярко-алого до темно-бордового. Удивительно, но лишь недавно обессилившее тело Эмили теперь извивается и пытается хоть как-то увернуться от обжигающего огонька зажигалки, которым я прожигаю кожу до мяса. Я ощущаю отвратительный запах горения человеческого мяса и немного отворачиваю голову из-за возникшей тошноты, подступающей к горлу. Крики, полные боли, разносятся по палате, отражаются от ее стен, выходят в коридор и оповещают остальных пациентов о том, что скорее всего будет ожидать их в будущем. Это судьба, а как известно, никто не в силах избежать предначертанного ему рока судьбы. Страх — это великая сила контроля. Именно благодаря подобному страху нам удается поддерживать порядок в этом месте. На мгновение Эмили широко распахивает глаза и вдыхает воздух полной грудью, она словно задыхается им, с такой силой она пропускает кислород в свои легкие. Человек никогда не может насладиться тем, что чувствует и испытывает в последний раз в жизни. Это был ее предсмертный вздох. Тело Эмили, словно огромная кукла, с глухим шумом падает на пол, это неизбежная смерть от изнурения организма и болевого шока. Глаза девушки все еще открыты, в них можно различить отречение от жизни, нежелание продолжать это ничтожное существование и боль от мучений, испытываемых перед самой кончиной. Я навсегда сохраню в своей памяти этот образ - прекрасный метаморфоз тела девушки, перерождением которой стала смерть. Плавным движением руки закрываю глаза Эмили и аккуратно целую ее в еще теплый лоб. Да, лишь в эти мгновения, несколько ничтожных секунд после смерти, только тогда я испытываю едва ощутимую жалость к деталям своего шедевра. Ни одна смерть, произошедшая в стенах этого здания, не была напрасной. Все эти люди стали частью моего великолепного творения, я даровала им шанс войти в историю. И лишь их вина в том, что они не были настолько сильны, чтобы вынести столь тяжкое бремя это чести.