When I Die

       В открытое настежь окно влетает теплый летний ветерок, свежий ночной воздух постепенно заполняет собой тёмную и тесную комнатушку. Легкая мелодия отражается от голых стен. Она звучит вновь и вновь повторяющимися строчками забытой колыбельной песни. Такой родной, такой живой голос прямо здесь, прямо сейчас. Рядом. Тот самый голос, который был с тобой долгие-долгие годы. Тот самый голос, что поддерживал тебя в трудную минуту, помогал встать с колен, заботился о тебе. А потом вдруг исчез, его вдруг не стало. Нигде. Ни дома, ни в школе, ни на улице… как бы ты ни старался, как бы не пытался отыскать – его нигде не было, разве что, в твоем измученном болью разлуки детском сердечке. И вот сейчас он здесь, с тобой, как в те самые времена. Анжел-нуна. Тошнотворный ком подходит к горлу, мешая дышать, а на глазах наворачиваются слезы. Едва успокоившееся дыхание опять сбивается, и ты вновь начинаешь задыхаться. Задыхаешься от печали, от тоски, от жгучей боли в груди, но больше всего – от желания увидеть ее. Рвано и глубоко вдыхаешь, беспомощно поворачиваешься лицом к глухой стене. Тебе нужно успокоиться: ее здесь нет и быть не может. Ты же и сам это знаешь. Ведь знаешь?.. Ее вообще теперь нигде нет. Пора бы смириться, не думаешь? От этих мыслей легче только на пару секунд – ровно до тех пор, пока они у тебя в голове. А после, сердце начинает колоть с новой силой. Ведь так хочется верить, что она рядом, что она тут. Живая, здоровая сидит на краю твоей кровати и напевает тебе колыбельную. Хочется верить, будто бы это она, а не ветер, перелистывает разбросанные по столу листочки. Будто бы это она мягко треплет тебя по светлым волосам и шепчет на ухо: «Ну, хватит, все хорошо, я здесь, видишь? Не плачь…». Хочется верить… так хочется! И ты поддаешься ночному воздуху, поддаешься своим слезам и тайным надеждам. Разум уступает сердцу. Глубже втягиваешь в легкие прохладу и, на секунду задержав дыхание, тихо-тихо шепчешь на выдохе строчки, подпевая ее песенке. Голос дрожит, губы не слушаются. Но ты пытаешься выдавить из себя хотя бы подобие внятных слов.

You give me strength when I start to worry You lift me up when I’m feeling sorry You’re building me up with love and affection When I’m in danger you’re my protection

С каждой строчкой тебе все больней. Но ты не останавливаешься и поешь, ведь так ты говоришь с Голосом. Так ты можешь сказать, хоть что-то сказать Голосу до того, как он исчезнет. Нет, до того как исчезнет Она. Сколько бы ты не лежал, сколько бы ни пытался справиться со своими чувствами, ты не можешь успокоиться. Твое терпение на исходе. Ты резко распахиваешь опухшие от слез глаза и подскакиваешь на кровати, осматривая темное помещение. Никого, только ветер. Это все ветер. Ты знал это с самого начала. Но от чего так больно? Хочется кричать. Эта идея кажется тебе более чем привлекательной. Но ты все же с трудом ее подавляешь и валишься обратно на серые простыни, поджимая колени к груди, сжимаясь в калачик. Вот поэтому ты боишься ночи. Ненавидишь ночь, - время, когда потаенные страхи и печали выходят наружу, словно монстры. Они пожирают тебя. Днем изнутри, - это терпимо, ты давно привык. Но ты все еще не можешь привыкнуть к иллюзиям, что создает ночь. А Она – одна из самых страшных иллюзии. Не спишь, пока окончательно не измотаешь себя мыслями. Заснешь лишь под утро, когда за горизонтом появятся слабые лучики солнца. Какой же ты слабак.

***

Хрупкая женская фигура сидит на краю кровати, наблюдая за восходом солнца в окно. Затем переводит уставший и грустный взгляд на спящего мальчишку, проводит невесомой рукой по влажным щекам, наклоняется к своему чаду, мягко целуя в лоб. Наконец то он заснул. Как же ей хотелось быть рядом с ним. Как же хотелось обнять его, когда он плакал, прямо как пять лет назад, когда ее малыш был еще ребенком. Тогда, только заслышав приглушенные всхлипы, она приходила в комнату Ларка, садилась возле кровати и, поглаживая мальчишку по голове, напевала старинные колыбельные. Ее песни прогоняли кошмары, и мальчик спокойно засыпал. Сейчас подобное было не в ее силах. Не в силах призрака. Все что ей оставалось: просто наблюдать. «Прости меня, Ларк? » Очередной порыв ветра врывается в комнату, принося с собой запах раннего утра. Он уносит за собой эфемерное видение и все плохие сны. Фигура тоже исчезнет. Но не навсегда. Она будет с ним до тех пор, пока не убедится, что мальчик в безопасности. До тех пор, пока он не будет крепко стоять на своих ногах во взрослой жизни. Как заботливая мать, она будет присматривать за своим неокрепшим малышом.

And when I die I keep on living You’ll always have my love seeing you through I’ll be your angel up in heaven…