я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра

Джанин Темный пустой коридор в Бесстрашии – не лучшее место для тайных встреч и для подобных разговоров, даже в ночное время, когда кажется, что в округе никого нет. На самом деле здесь всегда может оказаться поблизости кто-нибудь – случайно забредший бесстрашный, потерявший ориентацию в пространстве или кто-то, кто имеет доступ к скрытым камерам видеонаблюдения. Конечно же, не ко всем – большинство из представителей фракции даже не догадываются о том, что за ними ведется куда больше наблюдения, чем они могли бы себе представить. Конечно же, это к лучшему, и вопреки всем принципам Эрудиции порой сила как раз таки в незнании. Конечно же, если это незнание относится к общей массе людей. Впрочем, на данный момент во мне поселились некоторые сомнения насчет этого незнания, и именно по этой причине я здесь, в такое время, без личной охраны, скрываюсь под покровом ночи, как подросток, пробирающийся на запретное свидание. От подобных мыслей во мне разрастается ощущение, очень похожее на презрение – ко всему, что меня окружает, но я всячески стараюсь подавить его, чтобы оно не вылилось в нечто большее и не затуманило мой разум. Я делаю все, чтобы всегда сохранять чистый разум – это главный залог успеха. И плевать на то, что я крайне недовольна и то, что мне хочется раздавить этого олуха Эрика, как бессмысленное насекомое, которое приносит больше проблем, чем пользы. Здесь, в коридоре пахнет пылью и затхлостью, такое чувство, будто бы здесь почти никогда никого не бывает, и, возможно, оно так – иначе разговор происходил бы в другом месте. Мне здесь не нравится, хочется скорее подняться на землю и оказаться в своем автомобиле, на пути к своему дому, подальше от этого проклятого раздражения. - Тебе стоит лучше следить за тем, что происходит в твоей фракции, - негромко произношу я самым отстраненным голосом, на который только способна. Я говорю негромко, но здесь слишком хорошая слышимость – мой голос эхом разносится по полутемному коридору. – Ты не мог подобрать место получше, где была бы гарантия того, что нас никто не услышит? – на этот раз в моем голосе проскальзывает нетерпение. Я скрещиваю руки на груди и отступаю на шаг от лидера Бесстрашия, и поднимаю голову. Он выше меня на голову, но все равно создается впечатление, что я смотрю на него сверху вниз. Ведь это была именно моя идея отправить его в эту фракцию, несмотря на те успехи, которые он показывал в родной Эрудиции – его жестокости больше места здесь. Однако я не учла, что в какой-то момент она вместе с жаждой власти начнет разъедать его мозг, выталкивая способности к анализу и самоконтроль на второй план. - Здесь нас никто не подслушает, - бросает Эрик, - Здесь редко кто-либо бывает. «Редко – не никогда, Эрик», - хочется сказать мне тоном учителя, как когда-то, но я молчу, зная, что сейчас не время для нотаций. - Сейчас не то время, чтобы показывать на что ты способен, - произношу я. – Мне совершенно не нравится то, что сейчас происходит, к тому же, я прекрасно знаю, что здесь есть и твоя вина. Он хочет что-то сказать, но я поднимаю руку, жестом приказывая ему не перебивать меня. - Ты знаешь, зачем ты здесь. Ты, как эрудит, должен осознавать, что и почему происходит, и пока не поздно – ты должен все взять в свои руки и исправить, - говорю я еще тише. – Другие фракции уже видят, что у вас происходит что-то неладное, и могут в любой момент вмешаться. Полагаю, ты прекрасно понимаешь, что это означает. Или ты забыл, зачем оказался здесь? Я замолкаю и выжидающе смотрю на Эрика. Вижу, что на его лице отражается борьба, он явно хочет что-то сказать, выказывая свой протест или пытаясь оправдаться, но понимает, что сейчас это неуместно. Когда, наконец, он сдержано кивает, я позволяю себе усмехнуться. - Мне дать тебе четкий план действий или ты сам догадаешься, как следует поступить в данной ситуации? – я вскидываю одну бровь, а после опять усмехаюсь. Он снова выдерживает паузу, после чего сдержано отвечает: - Я сам, - в его голосе не звучит ни намека на какое-либо выражение. Теперь моя очередь кивать. Больше я ничего не говорю. Только усмехаюсь. Так мы стоим друг напротив друга некоторое время, пока не становится понятно, что задерживаться здесь больше не имеет смысла. - Я сама дойду до выхода, - произношу я. Кому как не мне знать о расположении камер в Бесстрашии? Эрик снова кивает. Проходит несколько секунд, а после он медленно разворачивается и идет вглубь коридора. - Никакого чрезмерного насилия и жертв, Эрик, - негромко говорю ему вслед. Он останавливается, давая этим понять, что услышал меня. – Еще рано. Еще несколько секунд он стоит, не двигаясь, закрывая весь обзор пустого коридора своей широкой спиной, после чего снова двигается. Я слежу за ним, пока он не исчезает за поворотом. Тогда я стою еще несколько секунд, а после разворачиваюсь на каблуках и иду в противоположную сторону. С каждым моим шагом освещение все больше слабеет, пока в какой-то момент я не погружаюсь в темноту, и пусть могу рассмотреть дорогу перед собой, чувствую себя еще более некомфортно. Мне не нужно, чтобы меня кто-либо видел меня здесь, но в какой-то миг я замираю – мне кажется, что я слышу какое-то шевеление. Останавливаюсь, поворачиваю голову в сторону, но не вижу никакого признака того, что я здесь не одна. И уже хочу продолжить свой путь, как кто-то хватает меня за запястье, и я не успеваю опомниться, как оказываюсь прижата к стене. Кажется, в моих глазах отражается неподдельное изумление. Трис Этой ночью мне не спится. Скула до сих пор болит от малейшего соприкосновения с подушкой, хотя прошло уже больше пяти дней с момента моей драки с Эриком... Конечно, легко надрать зад тому, кто вдвое меньше тебя и во столько же раз слабее... Надо было не лезть на рожон, а просто промолчать, но нет же, мне всегда необходимо вставить свое слово. Теперь меня все считают еще более отчаянной, чем считали раньше. Ну и черт с ними, зато я была права: не зря же заработала себе синяк... А как красиво всё было подано! Как вполне себе честная схватка: Эрик вызвал меня на ринг и после полуминуты нашей настоящей битвы всадил-таки мне кулаком в лицо, и если бы я не увернулась в последний момент, носила бы сейчас два фонаря под глазами и сломанный нос. Получается, я еще легко отделалась. Теперь у меня имеется собственная комната, хотя порой я и скучаю по нашей общей опочивальне, где можно было слышать мерное сопение как друзей, так и врагов. Впрочем, я уже привыкла к тишине в своих хоромах: с тех пор, как мне позволили занять комнату, прошло месяцев восемь... Я поднимаюсь от нагретого матраса, спуская голые ступни на ледяной бетонный пол. Лицо мое, конечно же, сразу же перекашивается от неприятных ощущений, а боль в скуле только подливает масла в огонь - я даже неосознанно шиплю, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Конечно же, после секундного замешательства, я спешу засунуть ноги в свои зашнурованные ботинки, в одном их которых со внешней стороны засунут небольшой нож - я давно усвоила, что прогулки по бесстрашию лучше совершать хотя бы в частичном "обмундировании". За окном еще глубокая ночь, но привыкшие к темноте глаза прекрасно справляются со своей задачей: рассмотреть, что же творится в округе. Однако, как и всегда, ничего там, естественно, не творится. Я поднимаюсь с кровати, разминая шею и прохаживаясь до деревянного стула, на котором висит моя кожаная куртка. Засунув руку в ее карман, достаю оттуда резинку для волос, которой тут же собираю волосы на затылке в небрежный хвост, направляясь в сторону раковины, дойдя до которой, смотрю в свое отражение в висящем над ней зеркале. Такое чувство, будто бы левая сторона моей щеки намазана сажей. Ухмыльнувшись собственным мыслям, одергиваю длинную майку, прикрывающую мой зад, и склоняюсь над краном с текущей холодной водой. Прохладные капли приятно холодят лицо, позволяя мне получить большую долю бодрости, которая потребуется мне для того, чтобы совершить ночной моцион по бесстрашию. Прополоскав рот водой и сделав несколько глотков, чтобы освежиться еще больше, выключаю воду и выпрямляюсь, вытирая руки и лицо о полотенце, висящее на крючке у раковины. Пожалуй, в такой холод стоило бы надеть брюки, но мне будет достаточно и одной длинной майки, доходящей почти до колен. Я выхожу из своей комнаты, миную длинный безлюдный коридор и спускаюсь по лестнице на уровень ниже, где находится еще один коридор. Когда выхожу в ответвление, идущее к этому самому коридору, слышу приглушенный стук каблуков, сразу же строя догадки о том, кто в бесстрашии мог бы нарядиться в туфли. Звук совершенно не похож на цоканье широких ботинок, он напоминает, скорее, стук тонкого каблучка по каменному полу. Притаившись в темном углу, прекрасно скрывающем мое положение, вслушиваюсь в доносящиеся звуки. Цоканье каблуков явно приближается, значит, кто-то двигается в сторону третьей развилки этого уровня: кому бы это могло потребоваться? В этом месте обычно никто не ошивается... Я упираюсь плечом в стену и задерживаю дыхание, когда мимо меня проходит женщина, силуэт которой мне удается рассмотреть в кромешной темноте, разбавляемой еле уловимым светом от дальней голубоватой лампы: идеальная осанка, действительно высокие тонкие каблуки, длинная узкая юбка и коротко остриженные волосы, едва достающие до плеч. Запах нежных духов ударяет мне в нос, когда женщина отходит от меня на метр. В голове моей мигом выстраивается ассоциативный ряд, и на мгновение я цепенею от своего разбушевавшегося внутреннего голоса: черт возьми! Это же Джанин Мэтьюс! Уж ее-то запах духов я не спутаю ни с чем... Дальнейший монолог стараюсь прервать, чтобы расслышать раздающиеся голоса: сначала Джанин, а потом... Я даже приоткрываю рот: Эрик. Твою же мать, я так и знала! Так и знала, что этот ублюдок не может быть чист! Спустя какое-то время неподвижного стояния, чувствую, как затекает моя рука, упирающаяся в холодный бетон стены, но мне плевать, я должна дослушать этот разговор до конца, ведь с каждым произнесенным Джанин словом я начинаю цепень еще больше, осознавая, в какой заднице находится наше бесстрашие: Эрик эрудит - проблема раз, он доносит информацию до эрудиции - проблема два, формат этой информации никому не известен - проблема три, четыре - зачем он здесь? Какова цель его пребывания? Простой слив информации или... отслеживание дивергентов... - Мне дать тебе четкий план действий или ты сам догадаешься, как следует поступить в данной ситуации? - произносит Джанин. Я пытаюсь напрячь свои извилины, проматывая в голове варианты ответа на вопрос: "что именно должен сделать этот мудак?", но вариант такой, что вариантов ноль, поэтому я вслушиваюсь дальше. Но когда Джанин завершает разговор словами: "никакого чрезмерного насилия и жертв - еще рано", понимаю, что просто так оставлять это нельзя. "Дорога появляется перед идущим", как говорится, поэтому надо действовать. Звук отдаляющихся шагов слышится с другой стороны коридора: видимо, наш чересчур преданный фракции лидер отправился в личные покои, или что там у них находится (надо будет исследовать при случае), значит, Джанин действительно будет идти тем же путем на выход. Одна. Без охраны. Беззащитная, хрупкая сука. Что ж, здесь всё очевидно... Промедлю хотя бы секунду - всё пойдет коту под хвост. Шаги Джанин кажутся уверенными, однако я чувствую внезапный прилив адреналина, побуждающий меня вынуть из ботинка нож, больше напоминающий кинжал, и совершить следующее действие. Резко вынырнув из темного ответвления коридора, хватаю Джанин левой рукой за правое запястье, а правой - прикладываю лезвие ножа к шее, легко затягивая ее в темноту своего укрытия, как паук, затаскивающий свою добычу. Грубо прижав ее спиной к стене, отпускаю запястье и накрываю ее рот ладонью, приближая губы к ее лицу: - Заорешь - пожалеешь об этом, если поняла - кивни, - ее опьяняющий запах сбивает меня с толку, однако, Джанин, хоть и тяжело дышит, но не собирается выполнять моей просьбы. Я стискиваю зубы и сильнее прижимаю лезвие к ее горлу, прикасаясь губами к скуле, чтобы тихо прошипеть ей на ухо: - Я сказала, кивни. До моей просьбы, наконец, снисходят - какое счастье. - Умница, - мой голос становится мягче - а теперь по порядку, - медленно убираю руку от ее рта, неторопливо обхватывая пальцами ее лицо и не намереваясь увеличивать между нами расстояние - Сначала я проверю наличие или отсутствие некоторых деталей... - произнося это, опускаю руку от ее лица к лацканам пиджака, не убирая нож от ее горла. Прикасаюсь пальцами к ее теплой коже, нагло оглаживаю грудь, скрытую под рубашкой. Расстегнув две пуговицы пиджака, прохожу ладонью по талии, заворачиваю к спине и останавливаюсь, нащупав пальцами провод. Резко тяну его вниз, слушая щелчок на воротнике рубашки - видимо, со спины. Вытянув провод, слегка отстраняюсь от Джанин, чтобы показать ей результат своей предусмотрительности - прослушивающее устройство: - Вот и замечательно, - на моих губах появляется улыбка, а провод с микрофоном летит на пол и оказывается под моим ботинком. Я снова уменьшаю между нами расстояние и убираю нож от шеи Джанин, располагая его напротив ее груди: - Скажите, мэм, - в моем серьезном голосе звучит и ирония, и угроза - о каких радикальных действиях шла сейчас речь? О каком насилии? О каких жертвах? И что задумывает Эрудиция? - делаю паузу - впрочем, правильнее было бы спросить, что задумываете вы? - в этой темноте, я смотрю Джанин на губы, чувствуя на своей здоровой щеке ее теплое дыхание. Странно, но меня подбивает необъяснимое желание сделать что-нибудь запретное... то, чего бы раньше я никогда не сделала... Джанин Момент неожиданности – идеальный момент для нападения. Именно он на стороне того, кто рискует совершить резкий выпад и именно из-за него в большинстве случаев нападающий оказывается в выигрыше, несмотря ни на что. Признаться, я не только осознавала, но и ощущала своими инстинктами, что не нахожусь в безопасности. Одна, в темном коридоре, в чужой фракции, большинство представителей которой – отчаянные головорезы и психопаты, и у них нет никаких границ. Моей же главной ошибкой было то, что я оставила свою охрану наверху и отпустила Эрика. Мое главное оружие – мозг, но никак не мускулы и навыки в борьбе, хотя, конечно, я прекрасно знаю теорию. Но какой в ней толк? Правильно, никакого, и как результат – я стою, припертая спиной к стене, лишенная возможности пошевелиться, не причинив себе ущерба. Я почти сразу догадываюсь, кто этот таинственный напавший, еще до того, как она что-либо говорит. Это словно бы несуществующее шестое чувство, на исследование которого было бессмысленно потрачено столько средств. Или я просто успела хорошо ее изучить? На протяжении последнего полугода мы сталкивались на различных собраниях, где должны были принимать участие представители всех фракций, и я неоднократно ловила на себе ее взгляды. Мне хотелось предполагать, что я вижу в них ненависть, но девчонка по большей части смотрела на меня изучающе, пристально, и, признаться, это меня волновало куда больше, чем возможная неприязнь. Ведь с ней я сталкиваюсь почти постоянно, а нечто новое не может не интриговать. Сейчас это ощущение возникает почти сразу, из ниоткуда. Нельзя сказать, что я испытываю страх, хотя должна была бы – эта девчонка размахивает ножом, как зубочисткой, явно совершенно не осознавая, что это не игрушка. Она приказывает, пытается выглядеть властной, однако при этом я не испытываю того ужаса, на который она рассчитывает: скорей, я больше забавляюсь. В какой-то момент мне даже хочется усмехнуться, но я прекрасно понимаю, что это будет уже слишком. - Девочка, - мой шепот странным образом вдруг получается хриплым. Я говорю, и едва ощутимо касаюсь губами ее щеки, и в какой-то момент, понимаю, что все это время меня окутывает слабый запах ягодного шампуня, кожи и еще чего-то терпкого. Понимаю, что мои глаза почти закрыты, тело напряжено, как тугой узел, а мои пальцы вцепились в руки девчонки чуть выше локтей. Конечно же, это мало чем поможет мне, но в то же время я понимаю, что не в силах ослабить хватку, да и пока не вижу в этом смысла. – Опусти нож. Мой голос чуть выравнивается, и пусть я говорю тихо, слова звучат четко, как приказ, и я говорю тоном, не терпящим возражений. Вот только я прекрасно знаю, что она меня не послушает, и странным образом все еще не боюсь ее. - Это слишком серьезные игрушки, даже для тех, кто почти год прожил в Бесстрашии, - уголки моих губ сами ползут вверх. Я чуть приоткрываю глаза, слегка задеваю ресницами кожу ее щеки, смотрю прямо в ее глаза, пристально, чуть насмешливо. Однако вижу в ее взгляде странную решимость, затуманенную чем-то еще, и это мне совершенно не нравится. По моему телу проходит дрожь, и я еще сильнее напрягаюсь, сильнее смыкаю пальцы на ее руках, но никак не выказываю этого. А после еще и губы сжимаю в тонкую линию, и из моего взгляда исчезает насмешка. Он становится холодным, непроницаемым, а меня одолевает странная решительность. - Это дела взрослых, Беатрис, и не думаю, что тебя должно волновать то, что касается лишь лидеров фракций, - холодно говорю я и смотрю так, словно бы она не лишила меня последнего оружия и не держит у моей груди нож. – Ты всегда была хорошей девочкой, зачем же портить этот образ? Теперь я смотрю на нож у своей груди, а после – снова в ее глаза. Не обращая внимания на оружие, я веду вверх по левой руке девочки и останавливаю свою ладонь лишь на ее плече, чуть сжимаю голую кожу. И даже немного приближаюсь, однако учитываю расстояние между ножом и моей грудной клеткой: - Не слишком красиво нападать на людей в темных коридорах, верно? Усмехаюсь. Странным образом становлюсь участницей этой игры, хотя и с трудом осознаю ее правила и то, куда она может привести. Но я по-прежнему не чувствую страха. Трис Если прослушивающее устройство Джанин работало исправно - а оно стопроцентно работало именно так - то рабы по ту сторону шнура уже давно начали операцию по спасению своей оказавшейся в западне госпожи, поэтому у меня имеется совсем немного времени, чтобы довести начатое дело до конца. Что же... стоит мне просто дернуть рукой в неверном направлении, как проблема многих сотен людей в нашем мире будет устранена. Как буду устранена и я. Только... что же тогда ожидает нас в конце? Не наихудший ли сценарий развития событий? Пожалуй, слишком самонадеянно брать такую ответственность в свои руки. Меня бесит тот факт, что Джанин не просто не боится меня, она еще и нагло ухмыляется - я слышу это по ее голосу. Это выбивает меня из колеи - я не знаю, как себя вести, что предпринять в следующую минуту, как поступить. Ни сила, ни мозг не помогут мне в этом деле. Хочется психануть и сбежать с места преступления, как нагадивший подросток, но, черт подери, я не такая. Начинаю корить себя за наивность. За то, что поступила импульсивно, за то, что вообще оказалась сегодня в этом коридоре. Какой хрен дернул меня выбраться посреди ночи в опасные дебри бесстрашия? Почему сразу нельзя было вернуться в свою комнату и разложить всё услышанное по полочкам, обдумать, составить план и обсудить его с Тобиасом, Юрайем, Кристиной? Потому что я идиотка. Пожалуй, это и есть корень всех моих проблем. - Тебя не касаются дела Бесстрашия, - раздраженно цежу я сквозь стиснутые зубы, вжимая лезвие ножа в грудную клетку Джанин с левой стороны. Меня переполняет гнев, однако, Джанин удается подавить его на мгновение, когда ее ладонь поднимается по моей руке к плечу. В момент, когда она снова ухмыляется, я позволяю себе немного поиграть, но без энтузиазма и веселья: - Не слишком красиво нападать на людей в темных коридорах, верно? - Не слишком красиво наставлять своих шавок в темных коридорах, верно? - копируя ее голос, парирую я - Не тяни время, - произношу жестко - мы обе прекрасно знаем, что полк твоих ублюдков уже стремится на выручку своей мамочке, - задев ножом несколько пуговиц ее рубашки, разрываю их выверенным движением, останавливая острие ножа у ее горла, но тут же опускаю его к ложбинке между грудей и, неглубоко вдавливая лезвие в кожу, медленно веду кровавую линию вниз - итак... - капли крови выступают из неглубокой раны, я не останавливаю движение рукой - О каких действиях шла речь? Что ты задумала? - нож замирает под мелким, сантиметровым порезом. Я знаю, что после этого разговора вряд ли выйду живой из бесстрашия. Возможно, стоит задуматься об убежище. Может, настало время податься в бега? Джанин - Тебя не касаются дела лидеров фракций, - парирую я, отвечаю в тон Беатрис, и теперь поднимаю на нее взгляд: в нем нет ни капли насмешки, только внезапное раздражение. И пусть на моем лице ничего по-прежнему не отражается, в глубине глаз можно разглядеть закипающую злость. И дело не в том, что она делает – на мгновение, когда отлетают две пуговицы моей рубашки и когда кончик ее ножа скользит по моей коже, мое дыхание замирает, и что удивительно – я даже не чувствую боли. Только холод от лезвия на моем теле, а после странный жар, расползающийся по каждой клеточке моего тела. Неосознанно сильнее сжимаю рукой плечо девчонки, впиваюсь в него ногтями. Где-то на краю сознания возникает мысль о том, что я отключала микрофон во время разговора с Эриком и не успела его включить, а охрана если и поймет, что я отсутствую слишком долго, вряд ли будет брать штурмом Бесстрашие. Ребята проникнут сюда, однако не так скоро, как хотелось бы, и за это время мне нужно успеть самостоятельно выбраться отсюда. Первые минуты мне казалось, что это будет проще простого, но поступки девчонки каждый раз говорят об обратном. Отпускать она меня не собирается, но и прекрасно знает, что я и не подумаю делиться с ней своими планами и мыслями. - Еще раз повторяю: опусти нож, - на этот раз в моем голосе звучат железные нотки, но вряд ли она обратит на них внимание. Глупо иметь дело с бесстрашными, для которых доводы разума – нечто чуждое. Моя рука, что все еще покоится на ее плече, сползает чуть вниз, на спину, дабы также вжаться в ее лопатку, а после я смотрю на нож, который упирается между моих грудей. Наверное, я должна испытывать смущение – не каждый день я оказываюсь в подобном виде перед наглыми девчонками из Бесстрашия, однако сейчас все мои усилия направлены на то, чтобы подавить гнев. Я поднимаю взгляд, смотрю Беатрис в лицо, мои губы чуть кривятся. А после резко хватаю ее за запястье, чтобы отвести от себя руку с ножом, не сомневаясь, что пусть она и умеет драться, но силы наши равны. Трис Я ведь узнаю, в чем дело. В любом случае узнаю, даже если сейчас отпущу Джанин, даже если меня посадят под замок - всё равно узнаю. И ни за что не оставлю всё, как есть. Это противостояние до добра не доведет. Я понимаю, что чувствует Джанин: свое превосходство. А она понимает, что чувствую я: неуверенность в следующем шаге. И это придает ей сил, заставляет ухмыляться моим тщетным попыткам повлиять на ее железную волю. Во мне действительно происходит борьба: с одной стороны, я могла бы нанести существенный ущерб ее здоровью, не моргнув и глазом, а с другой - какой-то необъяснимый импульс, попеременно вспыхивающий и затухающий внутри меня, и странный трепет перед природной эстетикой не позволяют мне поднять руку на эту идеально слаженную женщину: жестокую, холодную, но такую... удивительно притягательную. Я позволяю Джанин отвести свою руку в сторону, хотя знаю, что в любой момент могу вернуть силовое превосходство на свою сторону. Почему она так уверена в том, что имеет на меня влияние? И почему действительно имеет его: не обычное, не стандартное, а какое-то чужеродное для меня, необъяснимое. Я знаю, что она не сможет меня контролировать. Никто не сможет, но, в то же время, ей прекрасно удается держать меня в узде. "Укрощение строптивой" - как же это банально. Могла ли я когда-либо вообразить, что некоторые из моих фантазий смогут воплотиться в реальность? Например, сейчас я прижимаю Джанин к стене, чувствуя тепло ее тела и ощущая ее прикосновения на себе. Конечно, не так, как рисовало мое воображение, но вполовину похоже. Расцарапанное плечо пульсирует саднящей болью. Как же всё это глупо... Может, стоит похитить Джанин и удерживать ее в какой-нибудь пустующей комнате, пока не выдаст мне всю информацию? Представляю этот абсурд. - ц-ц-ц, какая жалость... маленькая девочка разозлила взрослую сдержанную тетю, - делаю наигранно разочарованное выражение лица, впрочем, вряд ли сейчас можно что-либо разглядеть в этом полумраке, один лишь голос сейчас играет ключевую роль - но еще большая жалость в том, что эта маленькая девочка не может причинить вреда этой взрослой тете, - продолжаю уже нормальным тоном - твое счастье, Джанин. Хорошо держалась, - отступаю от нее на шаг, протягивая свободную руку вперед, и поправляя ее испорченную рубашку, чтобы прикрыть грудь - я не стану впустую сотрясать воздух словами о том, что дела фракции теперь, уж прости, касаются и меня. Однако, я - рано или поздно, с твоей помощью или без - докопаюсь до истины, - опускаю руку - и прежде чем твои верные друзья подрежут мне крылья, - приближаюсь к ее уху - я успею сделать много полезных дел, - скольжу губами по ее скуле и останавливаюсь поцелуем в уголке ее губ - первое полезное дело, - говорю тихо, после чего выпрямляюсь - уходи. Джанин У нее мягкие губы. И теплые. Слишком теплые – от их касания по моему телу разносится жар. От щеки, к которой она прикасается, до других участков тела, заполоняя невыносимым теплом каждую клеточку, цепляясь за каждый нерв, заставляя меня чувствовать себя каким-то иным, совершенно нечеловеческим существом, которое стремительно превращается в один сплошной инстинкт. Мне это не нравится – мне катастрофически не нравится то, что сейчас происходит. Начиная от поведения девчонки и этой нелепой ситуацией, заканчивая моей странной реакцией на ее угрозы. Так, словно бы мне не безразлично, так, словно бы эта девчонка имеет большую ценность, чем можно было себе представить. Конечно, имеет, ведь она дивергент, пусть у меня на руках нет тому доказательств, но я прекрасно знаю о том, кто она такая. Иначе бы она не задавала столько вопросов. Иначе бы не пеклась так об интригах в верхушке ее фракции. У меня кружится голова – или от ее запаха, или от перевозбуждения, которое я все еще отчаянно пытаюсь скрыть, или от того, что она меня вывела из себя. Но я ведь прекрасно осознаю, что если хоть на мгновение дам волю собственному гневу, это будет значить, что она выиграла, а я не могу себе это позволить. Еще тогда, давно, когда Беатрис сбежала в Эрудицию во время инициации и у нас состоялась беседа, началось какое-то невысказанное противостояние – я помню, как отчаянно она врала, и помню, как ей хотелось сотворить нечто из ряда вон выходящее. С виду – милая и покладистая девочка, внутри – нечто совершенно иное, что мне еще однажды предстоит выяснить. Впрочем, об этом я думаю при каждой нашей с ней короткой стычке. Она выпрямляется, а я несколько секунд не могу прийти в себя, очистить свой мозг от раздражения, и от непонятного состояния, очень напоминающего алкогольное опьянение. Мое тело действует само по себе, я словно бы наблюдаю за происходящим со стороны. Я протягиваю вперед руку, хватаю Беатрис за шею, а второй отвожу руку с ножом в сторону. Мои короткие ногти впиваются в нежную кожу шеи девчонки, я делаю шаг вперед, глядя ей в глаза, и пусть мы одного роста, каблуки делают меня выше нее. Я приближаюсь к ней настолько, насколько это возможно, кончики наших носов соприкасаются, а в моем взгляде больше не остается прежнего безразличия. - Выпусти нож, - шепчу я, чуть надавливая пальцами на запястье Трис, сильнее сжимаю шею девчонки. Впрочем, если она и испытывает боль, то ложную – я намеренно не касаюсь тех точек, которые могут каким-либо образом лишить ее возможности дышать или заставить потерять сознание. – Выпусти, Беатрис, - говорю членораздельно, чуть громче. Пальцы вдавливаются в кожу, и вскоре слышится звук падающего на пол оружия. Мое лицо чуть соскальзывает в сторону, я прикрываю глаза и прислоняюсь щекой к ее скуле. - Вот так. Правильно, девочка, - грею дыханием ее кожу, и ощущаю, как выбившиеся из ее прически волосинки щекочут мне лицо. Мы так медлим несколько секунд – я всем телом чувствую жар, который исходит от Трис, как и чувствую ее напряжение во всем теле. А когда слышу, как она сдавлено выдыхает, разворачиваюсь, не отпуская ее шеи, припираю ее спиной к стене. Чуть отстраняюсь, чтобы посмотреть в ее лицо, растягиваю губы в неискренней улыбке, а потом опять тянусь к ее уху. Знаю, что она в любой момент может попытаться скрутить меня, она прекрасно знает, как это делается, но отчего-то не делает. Ждет подходящего случая? А что я? А я хожу по лезвию ножа, но уже поздно – я не могу оставить все, как есть. - А теперь послушай, девочка, - я говорю очень и очень тихо, склонившись к ее уху, касаясь губами ушной раковины, в то время как моя вторая рука достигает ее кисти и переплетает наши пальцы. Я сильнее сжимаю ее кисть. – Не суй свой нос, туда, куда не следует, и не смей высовываться. Ты уже успела показать себя, и тебя запомнили, а это не слишком хорошо как для тебя, так и для всех, кого ты знаешь. Я прекрасно знаю, что ты сейчас не прислушаешься к моим словам и будешь делать все, чтобы показать свое глупое геройство, но я не сторонница насилия. Мое дело предупредить тебя по-хорошему – ты понятия не имеешь, во что ввязываешься, и чтобы не жалеть потом, сиди тихо. Понимаешь меня? Последнюю фразу я шепчу почти не слышно, а мои губы сильнее прижимаются к ее коже у уха. Черт возьми, какой же у нее запах. Прикрываю глаза, не сдерживаюсь – на короткие секунды вдыхаю его, после чего ухмыляюсь. Чуть отстранившись, беру ее за подбородок, с усмешкой смотря в глаза и склоняя голову на бок: - Ты ведь умеешь мыслить, Трис, - называю ее сокращенным именем, и это выглядит так, как будто бы я пробую его на вкус. – Умеешь мыслить, - снова повторяю эти слова, знаю же, что она догадается. Она знает, что я знаю, и я готова ее отпустить – сейчас, и пусть размышляет об этом. Когда-нибудь она окажется у меня, непременно, и это будет очень скоро, но мне нужно будет ее сотрудничество – настолько, насколько это возможно. - Почему бы тебе не жить и не наслаждаться жизнью, Трис? – пока есть такая возможность. я отпускаю ее руку, нежно веду подушечками пальцев по запястью, поднимаю эту руку, заправляю прядь волос за ее ухо, и теперь на моих губах намек на теплую улыбку. А так рука, которая лежала на шее, теперь накрывает ее щеку, фиксируя ее голову, но больше не удерживая силой. Словно бы невзначай касаюсь кончиком большого пальца уголка ее рта. Смотрю на нее как добрая тетушка на любимого племянника, хотя внутри я чувствую раздражение, возмущение, желание проучить это девчонку и еще что-то – что заставляет меня оставаться здесь с ней. За всю свою жизнь я слишком много подавляла чувств и эмоций, чтобы давать им определения. Да и в этом мало смысла. - Все всегда можно решить по-хорошему, - я оглаживаю ее щеку, открываю рот, чтобы сказать что-то еще, как внезапно слышу пару шагов тяжелых ботинок в противоположном конце темного перехода, где мы стоим, вижу блики фонарей, до слуха долетают отрывистые голоса бесстрашных. Только этого сейчас не хватало – быть увиденной не только этой девчонкой, но и членами ее фракции, к тому же, в подобном виде: прижимая ее к стене, без верхних пуговиц на рубашке, с растрепанными волосами. Мое лицо вмиг становится бесстрастным – это защитная реакция в те моменты, когда я нервничаю. Я смотрю в лицо Трис, а после перевожу взгляд на дверь в стене, по правую руку от нас. Кажется, это наша последняя надежда, точнее моя. Больше ничего не говоря, лишь раз выразительно посмотрев в лицо Беатрис, я отпускаю ее, хватаю за руку выше локтя, и делаю шаг в сторону двери. К счастью, она оказывается открыта, и первым делом я впихиваю туда девчонку, а после захожу сама. Слышится звук закрывающейся двери. Трис Не хочу больше сопротивляться: сегодня я конкретно опростоволосилась. Понадеялась на выигрыш, а оказалась в полнейшем провале - вроде бы не стыдно за свою импульсивность, но всё же неприятно осознавать, что подобная идиотская ситуация произошла у меня с Джанин... Кому расскажу - не поверят. Внутри разрастается какая-то борьба: желание поступить по своему и скрыться со стремлением сделать так, как просит Джанин, и выжидать. Побеждает выжидательная позиция, и я ни секунды не жалею о том, что отпустила хватку. Джанин сама лишает нас личного пространства, сама показывает мне, как небезразлична к тому, что сейчас происходит. У нее нет намерения уйти, напротив: она остается и удерживает меня своей гипнотической силой. Мой нож безвольно валится на пол, распространяя по коридору звонкое эхо. На секунду я задумываюсь о том, что это явно было лишним - нам ни к чему привлекать к себе внимание в ситуации, в которой мы обе оказались по глупости. Впрочем, на мне возможное обнаружение не отразится - но я не сразу это осознаю. Как же удачно Джанин завуалировала свой страх быть обнаруженной под игрой с моими чувствами. Бессердечная, лживая стерва. Только у меня нет времени задуматься над этим, я предпочитаю опуститься в ощущения... Мое сердце отбивает поспешный ритм, в то время как разгоряченную спину холодит бетонная стена, а грудь греет прикосновение груди Джанин. Я прикрываю глаза, вслушиваясь в ее слова, и задыхаюсь от мурашек, волнами распространяющихся по телу. Свободной рукой неуверенно прикасаюсь к бедру Джанин, веду выше - к ее талии, забираясь ладонью под расстегнутый пиджак. Мои мысли далеки от того, чтобы дать мне понять: ей нельзя доверять. Ни единому ее слову. Но единственное, что я сейчас делаю, это безвольно киваю, в ответ на ее очередной вопрос. Нежным движением руки она заправляет прядь волос мне за ухо и фиксирует лицо в одном положении. Боже, мы настолько близко, что я ощущаю, как подкашиваются мои ноги... как хорошо, что позади меня находится стена. Меня отвлекает звук шагов и прыгающие блики от фонарей, но единственное, что я успеваю сделать, прежде чем взять себя в руки, это бездумно последовать вслед за Джанин в удачно подвернувшуюся дверь, за которой скрывается склад с оружием. В лицо бьет жар, я прохаживаюсь дальше по помещаю, расположив одну руку на талии, а другой собирая волосы с лица и зачесывая их назад. Пару секунд стою с поднятой рукой у головы, после чего разворачиваюсь лицом к Джанин и мгновенно преодолеваю разделяющее нас расстояние. В помещении загорается тусклый свет, достаточный для того, чтобы я смогла различить расползающееся пятно крови на ее блузке. Однако, меня это не останавливает. Обхватив ее лицо руками, склоняю голову вправо, прикасаясь своими губами к ее губам. Мой поцелуй отчаянный, спешный, хаотичный. Я не верю в то, что делаю, и не поверю завтра: решу, что всё это мне приснилось. Но сейчас я должна насладиться моментом, должна сломать и себя и Джанин, чтобы преодолеть тот барьер, который не позволял мне всё это время раскрыться, чтобы добиться желаемого. Прикасаясь к ее щеке одной рукой, другой рукой хватаю ее за запястье, чтобы расположить ее ладонь у себя на талии. Я не могу разорвать поцелуй, сминая ее губы, прикасаясь к ним языком. Мне кажется, что если осознание происходящего безумия коснется меня, я моментально сойду с ума: от стыда, от неверия, от всего, что готово обрушиться на мою голову в эту минуту. Джанин Еще какое-то время я пытаюсь мыслить логически и прилагаю все усилия для того, чтобы сохранить здравый рассудок. С каждой секундой это становится все труднее: настолько, что в какой-то момент что-то обрывается. Нельзя сказать, что я не отдаю отчета собственным действиям, но в то же время ситуация настолько нелепая, что я даже не могу поверить, что все происходит на самом деле. Пожалуй, когда я наконец выйду отсюда, то сочту, что все это мне приснилось в каком-то совершенно нелепом сне. Ведь иначе я не могу оказаться в подобном положении – это уж слишком. И, тем не менее, я ощущаю ее губы, а ее запах и пленит, и пьянит, и руки слишком уж уверенные. Одна остается на моей щеке, вторая – решительно кладет мою ладонь ей на талию. В тот же момент мои пальцы сами по себе сминают ткань ее майки на боку, касаются тонкого участка оголившейся кожи. Наши языки встречаются, на мгновение я медлю, словно бы пытаясь ее распробовать, прочувствовать или нечто в этом роде. Аккуратно веду своим языком по ее, делаю круговое движение, пока девчонка не пытается перехватить инициативу, и спустя какие-то мгновения безмолвной борьбы, я ей позволяю это сделать и усмехаюсь сквозь поцелуй. Странным образом он получается мягким и чувственным, несмотря на всю неистовость, несмотря на то, что в какой-то момент я упираю ее задницей в какой-то большой деревянный ящик. А после опускаю вторую руку на талию девчонки, сжимаю, затем кладу ладонь на низ спины. Все это кажется мне чем-то знакомым, вот только я не хочу понимать, чем именно. Я приоткрываю глаза, и некоторое время перед ними все смазано – из-за переполняющих меня ощущений, из-за ее запаха, из-за того, что у меня подкашиваются ноги. А когда мой взгляд привыкает к темноте, я чуть отрываюсь от ее губ и смотрю Беатрис в глаза. На какой-то миг мне кажется, что на ее лице отражается вызов, что она все это делает не просто так, но в то же время это кажется нелепицей. Я часто, но беззвучно дышу, но она может это ощущать по моему дыханию на своей щеке, и какие-то мгновения, когда мои глаза более-менее привыкают к темноте, я разглядываю Трис: пристально смотрю в ее глаза, словно пытаюсь прочесть ее, как какой-то программный код. Я и читаю. Кажется, она даже не осознает, зачем это делает, и это к лучшему, а еще дает мне понять одно – я ни в коем случае не должна показывать перед ней свою слабость, и то, что происходит сейчас, должно стать не оружием против меня, а оружием против нее. Слегка усмехаюсь, снова поднимаю руку и глажу девчонку по щеке, заправляя уже другую прядь волос за ухо. В моих глазах явно отражается насмешка, но это лишь если приглядеться. - У тебя неплохо, получается, девочка, - я смотрю на нее сверху вниз, и мой голос звучит как похвала строгого учителя. Я чуть сильнее отстраняюсь от нее, но руку с талии не убираю, словно бы неосознанно поглаживая кончиками пальцев ее спину. В этом тоже скользит некий вызов, хотя, конечно, это глупо – какой смысл мне испытывать девчонку. Но исследование поведения дивергентов меня всегда интересовало куда больше всего остального, а для этого – мне непременно нужно приблизить ее к себе. Конечно же, то, что происходит сейчас – не способ, но порой разумно все пустить на самотек, дабы наблюдать или лишь вовремя координировать. - Это все вместо угроз и расспросов? – теперь в моем голосе звучит ирония, а еще я не удерживаюсь – тянусь вперед, чтобы снова оказаться во власти ее запаха. Прижимаюсь щекой к скуле Беатрис, прикрываю глаза, опять усмехаюсь. Трис За всем происходящим мне даже некогда подумать, что будь по ту сторону двери отряд бесстрашных, они уже давно обнаружили нас с Джанин, решив обследовать каждый уголок этого злосчастного уровня, значит, звук тяжелых ботинок принадлежал кому-то иному. Кому-то, кто, вероятно, пришел на выручку лидеру своей фракции или же решил просто напросто удостовериться в том, что с ней всё в порядке. Не могла же Джанин отправиться в Бесстрашие не предупредив об этом никого и не имея за спиной прикрытия. Впрочем, когда мои бедра упираются во что-то жесткое, а майка то и дело норовит подняться еще выше, открывая вид не только на мои трусы, но еще и на живот, я не в состоянии думать о такой мелочи, как охрана. Сердце отбивает бешеный ритм, отдаваясь звоном в ушах и заставляя голову идти кругом. Щеки горят, дыхание сбивается. Я не понимаю, почему Джанин не оттолкнула меня, почему так яростно ответила на мои ласки, почему позволила прикоснуться к себе. Почему ее руки с такой силой сжимают мою майку, почему так нежно оглаживают кожу? Неужели я не одна схожу с ума от всего, что между нами происходит? Это дико, глупо и неправильно, но так необходимо и... опьяняюще... После недолгой паузы, я поднимаю, наконец, глаза, смотря на Джанин, и ее ухмылка принуждает мое сердце остановиться. - У тебя неплохо, получается, девочка, - черт бы тебя побрал... не надо так... - я медленно выдыхаю, не в состоянии произнести хоть слово. - Это все вместо угроз и расспросов? - Замолчи, - тихо произношу я, когда Джанин тянется ко мне, прикасается своей щекой к моей скуле и снова ухмыляется. Я не буду думать, зачем она ведет себя со мной подобным образом и почему позволяет моим вольностям выходить за рамки дозволенного. Вместо того, чтобы снова дать выход своим импульсам, я неторопливо выпрямляюсь, обнимая Джанин за талию и укладывая голову ей на плечо. Мои руки свободно передвигаются по ее телу: по спине к пояснице, от ягодиц к талии, от живота к груди. Заставляю себя очнуться и отстраняюсь. - Я проведу тебя к выходу... - обхватив ее запястье, веду к двери, открыв которую, выглядываю в темный коридор и прислушиваюсь - тишина. Решительно тяну Джанин наружу, а когда она тихо закрывает за собой дверь, я пригибаюсь, поднимая от пола свой незамеченный кинжал, который поспешно засовываю обратно в ботинок и на ходу подхватываю валяющийся шнур с раздавленным микрофоном. - В следующий раз, когда будешь наведываться в Бесстрашие, не забудь сменить каблуки на нечто простое и тихое, - произнося это, не смотрю на Джанин, а выглядываю из-за поворота в коридор, где она проходила и вела свои разговоры с Эриком. В коридоре тихо и пусто. Я выхожу по стенке в сторону бетонного спуска с редкими лестничными пролетами, который позволит нам быстрее добраться до нужного уровня и гарантирует незаметность. - Бесстрашные уже давно обнаружили бы нас, скорее всего, "те фонари" целенаправленно разыскивали тебя... - мы двигаемся в торопливом темпе по темной части коридора, и каждый стук каблуков Джанин отзывается во мне раздражением, поскольку акустика в Бесстрашии настолько мощна, что каждый шорох слышен буквально на многие метры. Джанин - В следующий раз, когда вздумаешь подслушивать чужие разговоры, не забывай быть более осторожной, - парирую я. Произношу это небрежно, не глядя на девчонку. Признаться, я совершенно не понимаю, зачем подалась за ней, если могла самостоятельно добраться до выхода – мне приходилось делать это не раз. Вот только сегодня меня впервые застал кто-то, кому не следовало этого делать. Сейчас я понимаю, что будь это кто-либо другой, завтра же ему пришлось бы исчезнуть из фракции или совершить самоубийство, однако это не тот случай. У меня всегда будет время и возможность избавиться от девчонки. Я внимательно смотрю на то, как она вышагивает передо мной по очередному узкому переходу, который, к слову, лишен перил, и думаю, что мне достаточно будет лишь сделать более широкий шаг, протянуть руку и приложить минимальное усилие. Но я этого не делаю, хотя на мгновение медлю. И тогда смотрю вниз, на лестничные пролеты, и чувствую головокружение. Странное дело – я одновременно и боюсь высоты, но она меня и захватывает, и влечет, как нечто неизведанное. В этом мире вообще мало того, перед чем я не могу устоять, но то, в чем я не могу разобраться – это моя истинная слабость, которую я признаю и почему-то даже не прилагаю усилий, чтобы искоренить. Снова смотрю в затылок Трис, но переходы быстро заканчиваются, и мы оказываемся в очередном коридоре. Я уже начинаю жалеть о том, что пошла за Беатрис, но что сделано, то сделано, сожаления занимают лишние усилия и не более того. Хочу сказать, что меня никто не разыскивал, так как никто из Бесстрашных, кроме Эрика и еще нескольких избранных личностей не знает о том, что я время от времени навещаю их фракцию. Но, конечно же, я молчу. Не стоит ей вообще ничего знать – достаточно того, что она сегодня видела. Впрочем, если она даже кому-то что-то расскажет, то лишь часть истории, о многом она не пожелает даже вспоминать. От этой мысли я ухмыляюсь и кошусь на девчонку, когда мы равняемся. На миг цепляюсь за ее взгляд и вскидываю бровь. Я чувствую, что выход уже близко – тянет свежим воздухом и пахнет дождем. Мне совершенно не хочется мокнуть, но, кажется, придется, пока я буду обходить территорию, чтобы добраться до своей машины. Конечно же, девчонке незачем знать о моем неудовольствии. В конце коридора действительно оказывается дверь, и из-за нее слышится шум дождя. Здесь несколько светлее, чем во многих других помещениях: над дверью висит узкая ртутная лампа под покореженной сеткой, а рядом с ней на стене выжжено несколько непристойных слов. - Мне стоит поблагодарить тебя за столь удачный конвой для меня, - произношу я, поворачиваясь спиной к двери, лицом к Трис. Смотрю на нее сверху вниз, чуть усмехаюсь, и протягиваю вперед руку, чтобы коснуться кончиками пальцев ее подбородка и приподнять ее лицо. Не могу обойтись без иронии во взгляде. - Убедилась в том, что я больше никуда не зайду и не совершу свои великие злодеяния в твоей фракции? Наверное, сейчас между нами воздух должен искриться от напряжения, но я не чувствую никакой неловкости. Словно бы я каждый вечер вот так вот внезапно обжимаюсь с девчонками из Бесстрашия в углах их фракции. Впрочем, у меня еще будет время об этом подумать. Если, конечно, в этом будет прок. Но один вывод напросился сам по себе сразу: у меня есть на нее влияние, и немалое. Пусть она играет и чего-то добивается, я могу затеять свою игру. Вот только нужно ли мне это и такой ценой? Ведь подобное – это уже слишком. - Тебе лучше забыть обо всем, - вообще-то, я имею в виду подслушанный разговор. – Ты можешь себе представить, чем все обернется, если ты этого не сделаешь. Я касаюсь подушечками пальцев губ Трис, провожу по ним и на каблуках поворачиваюсь к выходу. Трис Предпочитаю не задумываться, какого хрена около входной двери нет ночных стражей, но мысли сами лезут ко мне в голову, позволяя делать нелицеприятные выводы: кажется, Бесстрашие целиком и полностью под Эрудицией. Так продолжаться не может. И если сегодня мы просто выражали свое недовольство в узких кругах, предпочитая не распространяться за нежеланием зарождать массовый конфликт, то сейчас мы начнем действовать более радикальными методами - пока не добьемся своего. В данной ситуации есть только один выход - по пути наименьшего сопротивления: покинуть фракцию, стать никем. И прежде чем будет принято окончательное решение, мы должны всё обдумать, обсудить, чтобы в ответственный момент не совершить опрометчивого поступка, такого, какой я совершила сегодня не раз. Мы доходим до двери, и я всеми силами принимаю беспечный вид, так, словно меня совершенно не заботит отсутствие охраны. Впрочем, если Эрик был осведомлен о появлении своей "госпожи" - а он был осведомлен стопроцентно - велика вероятность, что именно он устроил для Джанин все условия для успешного и безопасного посещения ночного Бесстрашия... Однако, бесполезно делать поспешные выводы, когда нет никаких доказательств. Стоит лишь во всем разобраться. Хотя, кто сказал, что именно в данный момент здесь не работают камеры и Эрик по другую сторону экрана не ожидает, когда же Джанин - которая сейчас весьма некстати для себя самой прикасается к моему лицу - покинет корпус Бесстрашия. Стоит ли выкинуть очередной номер или же то, что мне так хочется совершить в следующий момент, сможет сыграть против меня? Сердце пропускает удар. Я слегка отстраняюсь от Джанин, поднимая взгляд к темным углам, выискивая там возможные камеры. - Убедилась в том, что я больше никуда не зайду и не совершу свои великие злодеяния в твоей фракции? - опускаю взгляд, снова смотря Джанин в глаза. Откуда она знает? - Убедилась в том, что тебя... - осекаюсь, слегка прищуриваясь - вас, мэм, не поджидают за поворотом великие неприятности, - стараюсь сделать так, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно. - Тебе лучше забыть обо всем, - сердце начинает биться как бешеное. Черт, естественно, я обо всем забуду с огромным удовольствием, но не нужно так прямолинейно говорить мне об этом. Я хоть, наверное, и смотрюсь, как стальная и несгибаемая конструкция, но внутри у меня всё-таки имеются чувства, как бы странно это ни звучало. - Ты можешь себе представить, чем все обернется, если ты этого не сделаешь. - это угроза? - чуть не вырывается из меня, но я вовремя прикусываю язык. Иногда нужно побыть дурочкой, чтобы потом, когда враг не ожидает, продвинуться на два шага вперед. - К сожалению, могу. Ее пальцы касаются моих губ. В это краткое мгновение мне хочется поддаться своему импульсу и схватить Джанин за руку, чтобы прижать ее к себе всем телом и снова впиться в ее губы поцелуем - но я лишь сжимаю кулаки и снова смотрю в темные углы над входной тяжелой дверью. "Еще увидимся..."