***
– Пожалуйста, стой. Держись за ванну, я хочу снять кофту, – попросила я, подцепив пальцами края серой водолазки. Дима заворчал, поморщился, оттолкнул мои руки и отвернулся к стене, упираясь ладонями кафель. – Залезь под душ, хотя бы чуть-чуть приведи себя в состояние. Я аккуратно прикоснулась пальцами к его спине, подходя сзади вплотную, заглядывая через плечо в его лицо. Глаза Димы были закрыты, губы поджаты, дышал он часто и коротко. Сердце сжималось от жалости и несправедливости. Если бы мы проживали все вместе, было бы легче. – Давай, пожалуйста, под холодную водичку, – прошептала я ему на ухо, медленно гладя по плечам и рукам. Лишь тогда, тяжело вздохнув, Дима еле заметно кивнул и развернулся, качнувшись в сторону. Успев его поддержать, я помогла ему залезть в ванну, придерживая за руку. – Вот так, мой хороший. Усаживаясь в ванну, поджимая колени и обессиленно бросая на них голову, Дима тихо простонал. Он был сейчас словно маленький мальчик, чем-то обиженный и расстроенный. Когда я включила воду, она несильным потоком потекла с потолочного душа прямо на Диму, моментально намочив его водолазку. Я склонила голову на бок, замечая, как он вздрогнул от внезапности. Сердце было не на месте, мысли сконцентрировались только на Диме и на его убитом состоянии, в районе солнечного сплетения рассредоточивалось противное чувство страха. Казалось, что мой маленький мальчик тоже боялся, но вот только чего, понять я не могла. Мы никогда не говорили о его переживаниях, он все старался казаться сильным, принимал на себя все важные решения, огораживал меня от внешних и внутренних угроз и, скорее всего, его отлаженные механизмы дали сбой. – Дим, – я аккуратно прикоснулась ладошкой до его головы, вплетая пальцы в мокрые волосы. Он медленно поднял голову с коленей и запрокинул ее вверх, открыл рот и жадно начал ловить губами душевые, холодные струйки. – Что у тебя происходит? Он не реагировал, все так же продолжал слизывать языком капли с губ. Лишь только через пару минут он опустил голову и повернулся лицом ко мне, смотря на меня снизу вверх рассеянным взглядом. Грустно усмехнувшись, Дима резко замотал головой, а потом вновь опустил ее, прижимаясь лбом к бортику ванной. Наверное, сейчас было бесполезно спрашивать его о чем либо, мне казалось, что он ничего не понимал. – Дим, – снова позвала я любимого, ласково гладя ладошкой его голову. – Я тебя очень люблю, но ты меня пугаешь. Ты нас пугаешь, понимаешь? Внезапно он поднял голову, впиваясь в меня взглядом, широко раскрывая темные, почти черные глаза, пугая меня этим еще сильнее. Поскорее бы эта ночь закончилась, я больше ничего не хотела. – Прости, – зашептал он, будто резко трезвея и понимая, что я ему говорила. – Прости меня. Пожалуйста. Дима повернулся ко мне лицом и резко притянул меня за руки ближе к ванной. Его губы моментально прижались к моему пока еще плоскому животу, и я невольно дернулась, когда холодные капли сползли с его лица мне на живот и медленно поползли вниз к краю белья. – Прости, прости, прости, – шептал он без остановки, раз за разом прижимаясь губами, целуя сантиметр за сантиметром. Я закусила нижнюю губу, чувствуя, как в уголках глаз собираются предательские слезы. Я не хотела плакать, сейчас я должна была быть для Димы сильной. Хотела разобраться со всем, забыть наконец-таки эту ночь, пойти спать, прижимаясь к его прохладному телу. Но мне казалось, что сегодня о сне речи идти не может. – Тш-ш-ш, все будет хорошо, все будет хорошо, Дим, – ответила я, легонько массируя пальцами кожу на его голове, приглаживая волосы. – Мы разберемся со всеми проблемами вместе, ты ведь знаешь, что можешь мне всегда все рассказать. Я не хочу давить, но мне больно смотреть на то, как ты каждый день убиваешь себя все сильнее и сильнее. Все было по-другому раньше, что произошло? – Мне страшно, – негромко сказал Дима, перебивая шум душа. Укладываясь щекой на мой живот, он учащенно дышал, руками обвил меня за бедра и прижал к себе крепко-крепко, как будто прижимался к маме, снова как маленький мальчик. – Я думаю, что я не справлюсь. – Не говори так. Мы вместе и мы со всем справимся. Не мы первые и не мы последние, – сказала я, невольно хмурясь. Я и не думала, что все может быть настолько глубоко в его душе, не знала, что он может бояться семьи. – Вечная работа, вечные разъезды, премии, конкурсы. Вечно надо что-то писать и что-то придумывать новое. Я устал, – немного заплетающимся языком говорил Дима. – Я боюсь, что буду давать мало тебе и малышу, боюсь, что могу уехать в тур на такое долгое время, что он даже и не вспомнит кто я. Я боюсь, что теряюсь в работе с каждым днем все сильнее и сильнее, Поля. – Что ты такое говоришь, Дим? Все будет не так, – дрожащим голосом сказала я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее от страха, что такое и правда может быть. – Мы всегда будем вместе, не смотря ни на что. Всегда можно брать отдых, выделять время. Ты же человек, и вокруг тебя люди, которые поймут, обязательно поймут. И твой ребенок никогда не забудет тебя, потому что ты будешь всегда рядом. Дим, не говори глупости. Мы пройдем эту проблему, а потом еще будем смеяться от того, что все оказалось легче, чем ты думал. Присаживаясь на корточки, убирая руки с бедер, я взяла его лицо в ладони и посмотрела в глаза, которые были слишком измученные и грустные. И снова передо мной был не тот Дима, а маленький мальчик, напуганный до безумия. Я знала этого мальчика. Это была вторая сторона Димы, ребяческая, совершенно детская, но такая близкая мне. – Я люблю тебя, и ничто не должно больше мешать тебе принимать теперь меня не только одну, а с частью тебя, - вплетая пальцы одной руки в его мокрые волосы, сжимая их у корней, я положила другую руку на свой живот, мягко погладив его. – Мы со всем справимся. Ты не один, и ты не сам по себе. Я всегда рядом, и я всегда буду поддерживать тебя, что бы ни случилось. Ты не один. Нежно припадая к его губам, чувствуя навязчивый запах спиртного, я была уверена в том, что все наконец-таки пройдет. Все его заморочки должны были остаться на втором плане, а то и на третьем. Прихватывая зубами его нижнюю губу, слизывая языком прохладные водяные капельки, я встала на колени, крепко обнимая Диму уже двумя руками.***
– Теперь тебе надо спать, пьяная моя любовь, – тихо сказала я, укрывая его мокрого, вялого, теплым одеялом. Мне показалось, что я даже не успела это сказать, как любимый закрыл глаза и тут же провалился в безмятежный сон. Я хотела спать, но сон больше не шел. Вместо него в голове было полно мыслей, моих собственных надоедливых закорючек, которые теперь никаким образом не выходили из головы. Все слова, сказанные Димой, были слишком ясные, я почему-то слишком четко могла представить ситуацию, как я жду его с очередного тура, жду целыми неделями, а потом он прилетает измученный, совершенно не настроенный проводить время с семьей. Навязчивая картинка такой перспективы нашего будущего неприятно растекалась у меня в голове, нагружая лишними размышлениями. Подойдя к комоду, включая на нем ночник, который тут же окунул комнату в персиковый цвет, я скинула халат на пол и выдвинула первый ящик. На ощупь вытаскивая шелковую сорочку, я все смотрела на себя в зеркало на шифоньере сбоку и не могла насмотреться. Эти изменения не были видны, но определенно делали нас с Димой счастливее, хоть он этого еще и не понимал. Подходя к зеркалу, натягивая ночнушку, я положила руки на живот, а улыбка появилась сама собой. Я готова была сделать все возможное и невозможное, чтобы наша семья всегда была счастлива, чтобы все проблемы или были общими или и вовсе обходили нас стороной. Я была готова сделать все, чтобы Дима был счастлив. Мой мальчик Дима.