сам факт присутствия твоего – вызов крепким нервам, попытка скрыться – как по железу метать ножи. к какой ты касте принадлежишь? ну конечно, к первой, где крыша рухнула и ремонту не подлежит. Хедвиг
Знаете ли вы, насколько сложным бывает узор у брокколи? А я да. Изучаю его уже добрых пятнадцать минут, сосредоточенно гипнотизируя собственную тарелку. Этим злополучным утром мой желудок явно не был настроен на прием пищи, поэтому я просто катала вилкой мечту вегетарианца по блюду. Влево–вправо. Плавно и спокойно. Спустя пять минут меня укачало. Когда мантия Трандуила привычно зашелестела по великолепному полу, на меня напала жуткая икота. Леголас, сидевший рядом, смерил несчастную смертную сочувствующим взглядом. Представляю, как торжествует сейчас красноволосая мегера, внимательно наблюдавшая за тем, как вздрагивают мои плечи в такт сокращениям диафрагмы. Глоток холодной воды мало поспособствовал спасению ситуации. Попытка стать как можно более незаметной с треском провалилась. Величественно притащив августейшее тело на положенное ему место, таур вальяжно развалился на стуле. Почему–то именно этим утром Трандуил решил вылить на себя аккурат весь флакон эльфийского аналога одеколона, и моя морская болезнь грозилась перерасти в катастрофу. Аранен, заметив нежно–салатовое лицо несчастной смертной, решил спасать ситуацию, пока моя репутация еще не была окончательно втоптана в грязь. Жестом подозвав слугу, он что–то ему прошептал, но я была слишком занята мыслями о предателе–желудке, чтобы расслышать — что именно. — Какое хрупкое у вас здоровье, — сухо отметил ночной кошмар, даже не глядя в мою сторону. — Вчерашним вечером мне показалось, что вам стало лучше. Придворный лекарь, нанесший визит в вашу опочивальню, сказал, что она пуста. Икнув особенно громко, неудачливая чародейка приготовилась услышать самое худшее о своих ночных похождениях. —Ммм… — многозначительно протягиваю я, стараясь не вдыхать едкий аромат мужских духов. Хотя, будь пьющая аристократка в лучшей форме, старания придворных парфюмеров были бы оценены по достоинству. — Красноречиво, — отрезал таур, обращая свое внимание на одного из ближайших советников. Я вяло ковыряла салатный лист вилкой, искренне пытаясь икать как можно тише. Никогда еще словесная пикировка не заканчивалась таким разгромным поражением. Моим поражением. Зеленея, как первая нежность весенней листвы, позор всея Ирландии угрюмо косилась на ни в чем не повинные овощи. Как хорошо, что отец не видит этого бесчестья. Слуга, которого Леголас послал по личному поручению, вновь появился в поле зрения, неся в изящных руках кубок с какой–то отвратительной вязкой жижей. Пахнуло сосновыми иголками. Поклонившись принцу, темноволосый эльф спешно ретировался. — Пей, — строго приказал аранен, пододвигая сосуд с подозрительным содержимым ближе ко мне. — Я настолько тебе надоела, что ты решил отравить источник всех твоих проблем? — проклятая жидкость, на редкость пахучая, как и парфюм таура(он будто все утро отмокал в чане с Dior, ей–богу), заставляла меня по–детски морщить нос. — Это лекарство, — Леголас закатил глаза, как если бы я его очень сильно утомила. — Поверь, снимает все неприятные симптомы быстрее, чем отец уничтожает винные припасы. Дважды повторять не пришлось. Резко выдохнув, я несколькими глотками осушила кубок и с болезненным видом попыталась проглотить мерзкое варево. Получалось откровенно плохо. Сосновая жижа медленно стекала по пищеводу. Гадость. — У меня пропала одна из мантий, — высокомерно возвестил Трандуил, обращаясь к почтенному эльфу, сидящему рядом с ним. — Ума не приложу, куда она могла подеваться. Неприлично громко икнув в очередной раз, я чуть было не закрыла себе рот руками. Черт. Заметил все–таки. Смерив нежеланную гостью уничижительным взглядом, он вновь потерял ко мне всякий интерес. — Таур, вы же понимаете, что доступ в вашу опочивальню есть только у слуг, — выпалил остроухий лизоблюд, явно нервничая. — Озаботьтесь этим вопросом, — угрожающе протянул Трандуил, и от намека в этой простой житейской фразе все внутри меня похолодело. Даже сосновое варево, которое наконец достигло желудка. Король величественно поднялся, явно насладившись произведенным впечатлением и съеденным комбикормом в полной мере. Прошествовав мимо меня, он на долю секунды все же задержался. — Вам не к лицу зеленый, — язвительно отметил Владыка всея Лихолесья, явно намекая на мой цветущей внешний вид. Не сумев выдать ничего остроумного, я громко икнула в ответ.***
Остаток дня я провела в постели, время от времени по–прежнему заливая в многострадальный желудок ледяную воду. Отныне и навек мы за здоровый образ жизни! Солнце медленно и уверенно ползло по темнеющему небосводу в сторону тонкой линии горизонта. Яркий ковер леса, кусочек которого можно было наблюдать из окна моей опочивальни, уверенно превращался из бесстыдно–алого в изысканно–винный. Самые яркие первые звезды уже сияли россыпью бриллиантов на чернильном полотне, когда мне наконец–то удалось провалиться в ласковые объятия Морфея. Это неотвратимо случалось в каждом из моих снов. Лес не любит оттенки теплой зелени, хотя я никогда не понимала, что послужило причиной такого отношения к невинным цветам. Он благоволит ледяному малахиту и высокомерному изумруду, и ничто из того, на что простирается Его влияние, не смеет дерзить мудрецу. Матовые мхи, густые сияющие травы и величественная листва тысячелетних гигантов покорно окрашивались в нужные цвета, отдавая дань величию Леса. И Его удовлетворение чувствовалось в дрожащем воздухе. Я уютно раскинулась в колыбели из ландышей, лениво глядя на рассеянный тяжелыми кронами дневной свет. …тебя что–то тревожит, дитя. Он всегда чувствует важные перемены внутри девичьего сердца. Но Лесу никогда не понять жалких человеческих терзаний. Они никчемны и мелки, они потухают за сотую долю секунды, раздавленные тяжелой дланью титана–времени. Они не проходят проверки на прочность. Никогда. …ты ошибаешься. Возможно. Мне никогда не понять причины столь лестного внимания к своей скромной персоне. Разве можно вообразить кого–то столь же обычного? Столь же знакомого? Недалекая смертная, лишенная хоть каких бы то ни было ярких черт. Все эти качества мир видел не единожды. А Он и подавно. Лес молчал. Он никогда не отвечал на вопросы, которые Ему не нравились. Пробуждение не было неожиданным. Не в этот раз. На счастье, утренняя слабость и отвратительные намеки на вчерашнее веселье окончательно прошли, и я сладко потянулась на райском ложе, обещая себе больше никогда не перебарщивать с эльфийскими напитками. Особенно с теми, к которым таур питает особую слабость. Жаль, что с другими своими слабостями нельзя расстаться так же легко. За окном уже вовсю царствует прохладная осенняя ночь. Режим дня после нескольких праздников и вчерашних ночных выходок сбит окончательно. Глухо застонав, я накрыла лицо подушкой. Все еще ничего не помню. А вот с уликами придется разбираться здесь и сейчас — не хватало еще слыть девицей со странными наклонностями. Не хочу быть одним из тех извращенцев, которые крадут у девушек предметы одежды, а потом…Бррр. Нет, точно нет. Ловко вытащив сияющую и все столь же плоскую мантию из–под перины, я, воровато оглядываясь по сторонам, запихнула ее в предусмотрительно снятую с мягчайшей подушки наволочку. Да, ходить с ней по дворцу — странно, но не смертельно. А вот с ворованной королевской мантией — определенно. Как исправский ниндзя, я выскальзываю в тихий и совершенно безлюдный коридор, мысленно надеясь, что дорогу в сад бестолковая чародейка запомнила верно. Кажется, балкон и окна опочивальни таура выходят именно туда. Благо, сегодня удача сопутствовала моим бедовым нижним девяноста. Освещенный лишь равнодушным светом далеких звезд, королевский сад был еще краше, чем показался мне при первом визите. Прекрасный в своем ледяном, застывшим в веках величии. Да. Прекрасен. Холоден. И абсолютно пуст. — Как скучно мы живем, — бормотала я, цепким взглядом рассматривая по–волчьи желтые глаза дворца. Ну и какая из комнат принадлежит Владыке? — В нас пропал дух авантюризма. Мы перестали лазить в окна к любимым королям. Мы перестали делать большие хорошие глупости.* Приметив, как мне показалось, нужную мне опочивальню, я пожала плечами. — Что ж, самое время их совершать.