#
Оливер Куин — уже мужчина, Барри Аллен — ещё мальчишка. Никто вслух не произносит, но Барри знает — все так думают, и бесполезно доказывать, что он старше Оливера почти на два месяца. Диггл сказал бы, что быть старше — не значит быть мужчиной. Как сказал бы Оливер — поступки делают из человека героя. Барри предотвратил несколько терактов, спас парочку семей из пожара и ещё кучу от мета-людей. Но и Оливер, и Джон, и даже Фелисити смотрят на него, словно он ещё ребенок, а потом начинают по очереди пытаться защитить его. Барри никогда не напоминал никому из них, что обычно это он спасает их. Поэтому трехмесячный бойкот кончается с первым же звонком от Фелисити и просьбой помочь «в одном дельце». Барри срывается с работы на два часа раньше и уже через минуту оказывается перед железной дверью подвала клуба. Фелисити что-то быстро тараторит, но Барри слушает лишь ту часть, где: Рой. Хулиганы. Кажется. Мертвы. Аллен про себя довольно хмыкает, ну конечно, он, похоже, единственный, кто может помочь. Барри считает это весьма лестным и уже через секунду мчится по адресу, выданному Фелисити. Когда он оттаскивает обезумевшего Роя от грабителя, Барри, кажется, понимает. Он доставляет Харпера на базу Стрелы в одно мгновение. На секунду все замирают, в то время как Барри стягивает красную маску и без малейшего удивления замечает, что Фелисити уже не в одиночестве, как десять минут назад. Оливер подхватывает обмякшее тело Роя и благодарит всего двумя словами: Молодец, Аллен. Диггл как-то неестественно косится на Фелисити, потом на Барри, а потом и вовсе ретируется к столу, на котором Оливер расположил Харпера, которого Барри по чистой случайности вырубил. И это была действительно самая удачная из случайностей, потому что в крови Роя был Миракуру. Он остается наедине с Фелисити, несмотря на то, что в помещении ещё трое. Они стоят в противоположном конце мини-склада и Барри уверен, что их никто не слышит на таком расстоянии, глазомер у него хороший. — И зачем весь этот цирк? — недовольно произносит Барри, не позволяя отвести виноватый взгляд от себя. Это действительно был цирк. Срывать его с работы, ничего не объяснять до последнего и, к завершению, вынудить сделать всю работу вместо легендарного Оливера Куина. Он слишком зол, поэтому смотрит через плечо Фелисити, наблюдая, как Оливер готовит какую-то дрянь из трав. Это и правда успокаивает. — Слушай, мы волновались за тебя, от тебя долго не было новостей и мы решили, что… — слишком уж виновато начинает Фелисити, опуская взгляд в пол. — Мы решили, но идея была твоя, да? — Барри мгновенно смягчается: не в его интересах обижать блондинистую подругу в одной комнате с Оливером Куином. — Да! Это была моя идея, потому что я волнуюсь за тебя, идиота! — громко восклицает Фелисити, а Барри снова заглядывает через её плечо, надеясь, что никто не услышал. — Фелисити, за меня не нужно волноваться, я уже не ребенок, — Барри ловко возвращает взгляд на девушку. — Да, ты прав, за тебя не нужно волноваться, но я волнуюсь, — блондинка, кажется, немного успокаивается и начинает в привычной манере тараторить и перебирать пальцами край блузки. — Ты абсолютно прав, но я ничего не могу поделать с собой, мне правда важно где ты, с кем ты и когда… Барри слегка приоткрывает рот от неожиданности, потому что он сейчас точно понимает, к чему клонит Фелисити, поэтому он просто не мог позволить произнести признание вслух, потому что тогда ситуация окажется, конечно, более комичной, но менее приятной для девушки. — Фелисити. Фелисити, погоди, — Барри быстро прерывает монолог девушки и ещё раз бросает взгляд на оставшуюся троицу, чтобы удостовериться, что его никто не услышит. — Фелисити, я гей. Блондинка быстро захлопывает уже открывшийся для продолжения монолога рот, а на щеках стремительно начинает проявляться розовый румянец. Барри устало трет переносицу, думает о том, что не стоило об этом рассказывать, но, честно говоря, Аллен мысленно ликует, потому что наконец хоть кто-нибудь из знакомых теперь знает. А потом Барри по неосторожности, на автомате, бросает уже сотый взгляд за сегодня на Оливера, который в привычной манере хмурит брови и кивает на все слова Джона. — Оу, — тянет Фелисити и оборачивается, чтобы проследить за взглядом друга. — Так ты… в Оливера? — Да, — машинально отвечает Барри, а потом подскакивает и испуганно смотрит на Фелисити. — Нет! В этот раз Барри отвечает слишком громко и его неубедительное «нет», кажется, услышал даже Рой, который лежит без сознания. — Неловко, — только и успевает произнести Фелисити прежде, чем Барри срывается с места и буквально выбегает из ненавистного склада. Аллен думает, что теперь у него есть повод исчезнуть ещё на пару месяцев.#
У Оливера мужественная щетина, у Барри — копна родинок и ни одного волоска на идеально выбритой щеке. Аллену всегда было интересно насколько «колючими» выходят поцелуи с Куином и, желательно, проверить это на личном опыте. Барри всегда смеется с таких мыслей, потому что он, ну, это он — Барри Аллен или самый большой гей-неудачник на планете, а Оливер — это тот парень с ужасной стрижкой и мужественной щетиной, который уж точно никогда не задумывался о том, что может стать объектом мечтаний парня. И Барри тоже не задумывался о такой нелепице, при первой встрече. В этот раз забастовка длится не больше месяца, потому что опять — звонок, голос — Фелисти, которая теперь уже точно знает, почему он издает протяжный стон в трубку. Он снова врывается без стука на мини-склад и быстро пробегает глазами и сразу понимает, что не так — Оливера нет. Фелисити, на пару с Дигглом, начинают в спешке вводить в курс дела Барри, но он, то ли с привычки, то ли из-за заметной паники Фелисити, не слышит ничего, кроме: Рас Аль Гул. Поединок. Оливер. Спасти. У Барри на это уходит пять минут — две на дорогу туда, одна на спасение и ещё две на обратный путь. Барри оказывается в центре склада в обнимку с Оливером. Аллен спешит отпрянуть и на ходу стягивает маску с лица. Только тогда Барри замечает, что Оливер сейчас с оголенным торсом и он вроде как трогал его пару секунд назад. Но наблюдать за этой картиной долго не приходится, потому что все портит перекошенное от злости лицо Куина и бегающие взгляды Джона и Фелисити. Впервые Барри жалеет, что невнимательно слушал рассказ. — Оставьте нас, — Оливер в упор смотрит на Барри, и если он решил испепелить его, то у него определенно успех в этом деле. — Он не виноват, это всё мы... — начала было Фелисти, но Джон быстро поймал её за локоть и потащил к выходу, бросая на Барри извиняющийся взгляд. Вот чёрт. Теперь он точно влип. — Ты не должен был меня спасать, — спокойно начинает Оливер, как только дверь шумно хлопает, а Барри сильнее сжимает красную маску. — Должен, не должен, — раздраженно произносит Барри, вся эта ситуация была абсолютно ему не понятна. — Ты жив, это отлично, я сделал свою работу, теперь могу вернуться домой. — Ты ведь не понимаешь, да?! — прикрикивает Оливер и по лицу видно — не собирается сбавлять обороты. — Только так я мог защитить город и родных, а теперь я даже этого не могу и всё из-за тебя! Барри даже опешил от такого обвинения и десять секунд беспрерывно изучал щетину Оливера — это и правда успокаивает. — Мне сказали: спаси Оливера. Я спас. На подробности как-то времени не хватило, — продолжает Аллен после небольшой паузы. — А может стоило хоть раз, — Оливер начал надвигаться на совсем уж перепугавшегося Барри, который и пошевелиться-то не может. — Хоть раз дослушать до конца и хорошенько подумать? Оливер стоял не слишком близко, метр, не больше, но Барри было достаточно, чтобы окончательно сойти с ума по Куину, да и в целом, просто сойти с ума. — Никогда не думаю, — пробубнил Барри и через мгновение оказался вплотную к обнаженному торсу Оливера. Барри и правда не думал тогда. Обхватил руками рельефные мышцы Куина и прильнул к губам мужчины: по-детски быстро, пугливо, небрежно. Аллен даже не успел почувствовать колючей щетины Оливера, когда уже нёсся по пути к Централ-Сити. Просто через мгновение после импровизированного поцелуя мозг заработал и осознал: не смоешься сейчас и предсказание Уэллса об исчезновении Флэша сбудется гораздо раньше. Кажется, теперь Барри нашел причину, чтобы не возвращаться в Старлинг-Сити, скажем, никогда.