In my dreams

Было раннее утро. В особняке Майклсонов царили непривычные покой и тишина. Усталость сморила всех, даже древних вампиров. Лишь двое не могли сомкнуть глаз. Первородный гибрид в сотый раз обдумывал план завоевания Нового Орлеана, а юная ведьма, вынужденная жить под одной крышей со своим злейшим врагом, никак не могла расслабился после очередного всплеска магии. После короткой прогулки по огромному особняку Древних девушка спустилась во внутренний дворик. За две недели проживания она по-настоящему влюбилась в это место. Обычно, только там царила тишина и ведьма могла побыть наедине с собственными мыслями. Давина села на один из свободных стульев, затем положила на стол несколько чистых белых листов и пару серых карандашей. Рисование — единственное, что могло успокоить её. Что бы с ведьмой не происходило, когда она рисовала, ничто больше не тревожили девушку. За последние две недели Давина пережила слишком многое для семнадцатилетней девушки. Будь она трижды ведьмой, но предательство лучшего друга, ставшего для неё единственной семьёй, и смерть возлюбленного сломили её. Давине нужно многое обдумат, за рисованием ей это удастся намного лучше, чем в угнетающей тишине её временной комнаты. Девушка тяжело вздохнула и взяла карандаш. Первый штришок, второй, третий… Совсем скоро все это закончится. У ведьм из её бывшего клана остался все месяц для завершения жатвы. Ей осталось пережить этот чертов месяц под защитой Майклсонов — Клауса — и она будет вновь свободна. Вольная самостоятельно принимать решения, распоряжаться свой жизнью так, как она того пожелает. Возможно, она даже уедет из Нового Орлеана. Ей не помешает небольшой отдых от всей этой сверхъестественной суеты. Она может попробовать поступить в колледж в Европе, навсегда оборвать какие-либо связи с новоорлеанским ковеном… Всего четыре недели отделяют Давину от избавления от этой чрезмерной силы, которая сжигала её изнутри. Разумеется, как и любой другой ведьме, ей нравилось могущество, возможность использовать сильные заклинания без связи с предками, но магия, подвластная ей сейчас, — слишком. Давина знала, что может превратить этот старинный особняк в развалины за считанные минуты, стоит ей только захотеть. Вчерашний случай только доказал ведьме, что таким огромным количеством силы не должен обладать никто. Последние десять дней в городе царила жара, на небе не было ни единого облака. Стоило Давине вечером подумать о том, что она была бы очень рада дождю, как не прошло и пяти минут, а за окном бушевала водная стихия. Девушка ни на мгновения не поверила в стечение обстоятельств, слишком резкими были перемены в погоде. Это была её магия. С каждой минутой Давина все больше убеждалась в том, что должна во что бы то не стало исбавится от этого могущества. Жизнь Давины никогда не была лёгкой и особо счастливой, она научилась радоваться даже приятным мелочам. Например, когда она ещё ходила в школу и Тимми — её милый, добрый Тимми — каждый день провожал её до дома. Или когда она первый раз серьёзно заболела, а Тимми каждое утро перед школой забегал к ней домой, интересуясь, как она себя чувствует. Вечером же он приносил ей домашнее задание и какую-то маленькую безделушку. Только сейчас Давина поняла, что любила Тимми сильнее, чем своих родителей. Но Тимми больше нет. Он погиб. Убит. Её злейшим врагом. Тем, кто научил её ненавидеть. Клаус Майклсон погубил её Тимми, разрушил их невинную первую любовь. Давина была готова вытерпеть все, что угодно. Но не потерю Тимми. Это слишком. Ей было достаточно просто знать, что он жив и счастливым (не обязательно вместе с ней). Но Клаус лишил её даже этого малого. Проклятый гибрид отравил её любимого. Тимми умер в мучениях у неё на руках. Окунувшись в те немногие счастливые воспоминания, ведьма даже не заметила, как на листе бумаги стало вырисовываться лицо её молодого человека. Тимми улыбался так искренне и счастливо, как умел только он. На мгновение оторвавшись от работы, Давина ощутила как одинокая слеза скатилась по её щеке. Она ведь даже не оплакала его как следует, не побывала на его могиле. Не попрощалась. На мгновение оторвавшись от работы, Давина ощутила как одинокая слеза скатилась по её щеке. Она ведь даже не оплакала его как следует, не побывала на его могиле. Не попрощалась. Прошло почти три недели, она так и не смогла отпустить мысль, что все произошедшее только сон. Вселенная, как бы ей хотелось сейчас проснуться от звуков скрипки. Но это невозможно. Она не засыпала, чтобы просыпаться. Это все — реальность, беспощадная и неумолимая реальность, в которой она живёт. Опомнившись, Давины вытерла щеку, стирая признак своей слабости. Окруженная врагами — Клаусом — она не могла позволить себе малейшее проявление её истинных чувств. Но юная ведьма была не единственной, кто бодрствовал в столь раннее время суток. Первородный тоже не мог заснуть. Вернее, этой ночью он даже не ложился. Все время он провёл в недавно реставрированной мастерской, изображая ту, которая на прочно засела в его мыслях. Потягивая обжигающий янтарный напиток с выдержкой в несколько столетий, мужчина с террасы наблюдал за стараниями юной гостьи, не упустив лёгкого подёргивания её хрупких плечиков. Ей больно. Ведьма была слишком сильно эмоционально привязана к тому мальчишке и тяжело переживала его смерть, хоть и старалась не показывать своих чувств. Гордая. Девчонка, как и он сам, никогда не признаётся в своих слабостях. Смелая. Давина никогда не выдаст своего страха перед ним, не покажет ужаса от приближения завершения жатвы. Она гордо вскинет подбородок и посмотрит надвигающейся угрозе прямо в лицо. Одного уверенного взгляда девчонки было достаточно Клаусу, чтобы распознать в ней частицу себя. Боец. Давина Клэр никогда не сдастся. Клаус не мог понять странных чувств, которые преследовали его последние недели. Наблюдая за отчаянными стараниями юной ведьмы как можно лучше запечатлить образ Тима, гибрид вновь ощутил непонятную горечь где-то в глубине себя. Неужели, это давала о себе знать давно забытая и похороненная совесть? Глупости. Он без сожалений выпивал целые деревни, в том числе и детей. Клаусу не было жаль Тимми. Он знал, что его план пусть и был жестоким, но оправдывал себя. Тогда почему он не мог спокойно смотреть на страдания Давины? Ведьма невольно вздрогнула от неожиданного прикосновения и обернулась в сторону нарушителя долгожданного уединения. Сердечко Давины ускорило биение, когда вместо ожидаемых Марселя или Ребекки, которая старалась показаться её подругой, она встретилась со своим ночным кошмаром. К удивлению, она не заметила в голубых глазах привычного льда и превосходства. Вместо насмешки Клаус смотрел на неё с… горечью. — Может, отпустишь мою руку? — прервала слегка затянувшийся зрительный контакт Давина. Быть может, это выглядело глупо и по-детски со стороны, но она продолжала придерживаться мысли о том, что лучшая защита — нападение. Пусть и такое жалкое. — Если ты не заметил, то я занята. Вместо ответа мужчина демонстративно хмыкнул и, не отпуская руки девушки с карандашом, сделал несколько плавных движений, которые ведьма невольно повторила. Она не отрываясь смотрела на утреннего нарушителя, пытаясь выяснить скрытые мотивы Первородного. — Ты должна быть мне благодарна, губы у твоего Тима выходили неестественно толстыми и грубыми, — усмехнулся Клаус, слегка поспешно отпуская девичью руку и усаживаясь напротив. Но это была лишь отговорка для Давины. Он сам не мог объяснить желания прикоснуться к коже ведьмы. Она казалась ему нежной, в чем гибрид лично убедился. Клаус глубже вдохнул воздух, наполненный тонким ароматом корицы. Ему хотелось подойти ближе, сжать юную ведьму в объятиях и вдыхать аромат её волос. Корица была его слабостью. Давина Клэр медленно, но уверенно становилась его главной слабость. Давина перевела удивленный взгляд с вернувшего себе надменную усмешку мужчины на свой рисунок, тут же отмечая, что он был прав. Губы Тимми действительно до этого выходили слишком грубыми, а Клаусу удалось исправить её ошибку за считанные мгновения. Как бы не прискорбно было признавать, но Первородный был мастером своего дела. Давина могла бы многому у него научиться, сложись все немного иначе. — Спасибо, — не без усилий выдавила из себя девушка и слегка улыбнулась. Как и ожидалось, Клаус ответил ей фирменной усмешкой, выставляя на обозрение свои очаровательные ямочки и отпивая глоток виски. Давина молча закатила глаза. Впервые после смерти Тимми она улыбалась. Жатва завершена. Давина мертва. Ковёр ведьм Нового Орлана спас свою драгоценную магию. Казалось бы, Клауса не должна волновать дальнейшая судьба юной Давины Клэр. Его городу больше не угрожало испепеление, следовательно проблемы ковена его больше не волнуют. Ему должно быть плевать, что вместо четырёх девушек жатвы с Той Стороны вернулись к жизни четверо старейшин. Так должно быть. Но это не так. Образ юной ведьмы словно наваждение преследовал Первородного. Неважно, чем он был занят: Клаус мог опустошать очередную бутылку многовекового виски, обсуждать с братом проблемы укрепления власти в городе или, что уж таить, делить постель с очередной девушкой, но мысли мужчины каждый раз возвращались к миниатюрной брюнетке. Сущее наваждение. Именно этот образ гордой, непокорной, порой очаровательной в своей детской наивности, девчушки запомнился Никлаусу Майклсону. Девчонки, не поднявшейся бросить вызов сильнейшему созданию планеты. После стычки с Женевьев, одной из старейшин, Клаус осознал, что ему необходимо вернуть Давину Клэр с Той Стороны. Он обещал ей безопасность и жизнь — это были главные условия их сделки, но не выполнил свою часть. Быть может, его одержимость ведьмой это последствия нарушенной сделки и вернув девчонку к жизни, он избавится от навязчивых мыслей о ней. Для возвращения Давины Клаусу нужно было всего ничего — быть самим собой, то есть убить старейшин. Что может быть проще для ночного кошмара представителей сверхъестественного мира? Но ни первое, ни второе, ни даже третье убийство старейшин ковена не стало спасательным кругом для юной Клэр. Трое остальных девушек жатвы благополучно вернулись к жизни, хвастались новыми силами и возможностями, а его маленькая ведьма все ещё мертва. Сомнений больше не оставалось: Женевье осталась последней из живых старейшин, следовательно она отобрала жизнь Давины. Его Давины. Проклятая ведьма оказалась весьма живучей, ей трижды удавалось выходить живой после схватки с Первородным. Но Клаус никогда не отступал. Майклсоны всегда получают то, чего желают. Первородный желал Давину Клэр. Давина очнулась в кромешной тьме. Не осознавая происходящее, она стала всеми силами пытаться вырваться из тьмы, окружающей её. Ей было холодно и страшно. В одно мгновение крышка гроба, скрывающая юную ведьму от окружающего мира, слетела с петель, а сильные мужские руки подхватили дрожащее девичье тельце. Яркий свет ослепил девушку, за долгие месяцы её смерти привыкшей к вечной тьме. Плевать, кто и с какой целью спас её. Все это меркло перед осознанием того, что она жива. Больше не будет тьмы. Все закончилось. От накопившихся чувств, от эйфории Давина не смогла сдержать эмоций и расплакалась. Последний раз она давала волю слезам, когда умер Тимми, но сдерживать их у неё не было ни сил, ни желания. Чья-то рука аккуратно поглаживала её по спине и макушке, словно успокаивала маленького ребёнка. Спаситель позволил юной ведьме уткнуться в свою грудь и мочить рубашку слезами счастья. — Тише, моя маленькая, тише… Нет причин для слез, теперь все будет хорошо. Ты под моей защитой. Я уничтожу любого, ради тебя, Давина. Давина знала этот голос. Она боялась и ненавидела его. Убийца её Тима. Её спаситель. — Они лгали!.. Все они нам постоянно лгали!.. — эмоции брали верх над здравым рассудком. Объятия Клауса дарили спокойствие и уверенность в защите. Давина цепко ухватилась за рубашку мужчины, сжимая окровавленную ткань в кулачках. — Там не было ничего! Только пустота и тьма… Много тьмы… Мне было так страшно, так страшно… — Не стоит бояться, ты в безопасности. Это реальность, Давина, ты жива. Ты со мной, Давина. Тебе не стоит боятся. Давина верила. Это было парадоксально — верить безжалостному убийце, но она верила. Всем сердцем. Она знала, что Клаус говорит правду. Он не оставит её, не предаст. Давина Клэр стали личным наваждением Никлауса Майклсона. И, кажется, Первородный был совсем не против.