Я его брат

Я в очередной раз пробегаю глазами текст договора, проверяя его на наличие глупых ошибок, и устало откидываюсь назад, привычно придерживая на коленях ноутбук. Приглушенный свет экрана уже раздражает. Так что я захлопываю крышку и откладываю ноут в сторону. Прекрасное решение для пятничного вечера. Работать до полуночи. Хотя заняться мне все равно нечем. Вот уже год как все мои вечера наполнены пустотой. В свои тридцать я имею все и ничего. Компания, оставшаяся от отца, пост председателя в совете директоров. Пятьдесят пять процентов акций. И мертвый парень. Мой. Мой мертвый парень. Его опознали по зубной карте и татуировке на лопатке – единственный участок кожи, который обгорел не так сильно. А ведь тот мотоцикл подарил ему я, потакая глупым просьбам. В его двадцать пятый день рождения. А через три недели он разбился. Не спасли ни защита, ни шлем, ни его уверения, что он будет аккуратен. Глупый мальчишка. Хоть и младше меня всего на четыре года. Был. Он рассказал всей семье, что встречается с парнем, а потом ходил потерянный, с глазами на мокром месте. А я ведь предупреждал его. Хотя по его просьбе поехал с ним во Владимир с большим букетом цветов, бутылкой коньяка и тортом. Филе казалось, это должно быть праздником. И он никак не ожидал, что его мать молча залепит ему пощечину и выставит за дверь. Она винила меня. И на похоронах кричала мне что-то про содомский грех и наказание за него. О том, что я купил ее мальчика. Что если бы не я... А мне было нечего ответить. Я просто положил свой букет на свежую могилу и уехал. От Фили у меня остались пара полок, забитых смятой одеждой, альбом с фотографиями и телефонный номер. Я так и не убрал его зубную щетку из ванной. Тянусь за валяющимся в дальнем углу кровати айфоном, набираю пароль. С экрана на меня смотрит Филино улыбающееся лицо. Он жмурится на солнце и абсолютно счастлив. Встрепанные волосы ерошит ветер. Улыбаюсь ему в ответ и набираю привычное сообщение: «Спокойной ночи, солнце. Люблю тебя». Очередное сообщение в пустоту. Отправка занимает всего пару секунд. А потом... Потом телефон в моих руках издает мелодичный сигнал, оповещая о принятом сообщении. От Фили. Я автоматически касаюсь экрана. «Доброй ночи». Точно так, как всегда говорил мне он. Это чья-то злая шутка? Изощренный шантаж? Кто-то решил так поиздеваться надо мной? А пальцы, словно живя отдельной жизнью, в унисон со срывающимся шепотом набирают: «Филя?!» «Приезжай завтра в мак на Пушкинской. В одиннадцать». «Кто это?» – набираю запоздало. Но в ответ ничего не приходит. Ни через минуту, ни через пять, ни через десять. Я засыпаю только под утро, стискивая в пальцах бесполезный телефон. *** В зале малолюдно. Как и в любое субботнее утро. Покупаю себе стакан черного кофе и оглядываю сидящих за столиками. Кто из них? Взгляд скользит по немногочисленным посетителям. А потом я замираю, безотчетно стискивая в пальцах стакан. Это словно Филя, но лет на семь моложе. Те же медные волосы, те же веснушки. Те же губы. Длинные светлые ресницы вздрагивают, и мы встречаемся взглядами. Болотные глаза смотрят внимательно, словно изучающе. У Фили глаза были голубыми. Парень поднимается из-за стола и делает шаг ко мне. Еще один. Он чуть выше Фили, почти одного со мной роста. И двигается иначе, будто неловко. Как подросток. Кроссовки, спортивные штаны. Растянутая футболка, толстовка на размер больше. – Здравствуйте, – неуверенно. И что-то есть в его голосе, что заставляет меня задохнуться, стиснуть свободную ладонь в кулак. – Ты кто? – спрашиваю хрипло. Он чуть хмурится, быстро окидывает меня взглядом. А мне до боли хочется провести большими пальцами по его светлым бровям. Привычно запустить пятерню в густые, как всегда растрепанные волосы. Разве люди могут быть так похожи?! Только если... – Я его брат, – нервно облизывается, прикусывает на секунду губу. – Младший. – Садись, – киваю ему на столик у окна. Послушно опускается на пластиковый стул, складывает перед собой руки. Ставлю на столешницу свой стакан, усаживаюсь напротив. Взгляд цепляется за худые пальцы со сбитыми костяшками, за родинку на шее. На запястье какой-то плетеный браслет. – Я нашел его симку в шкафу, – он бросает на меня короткий взгляд. – Для прикола вставил. А там твои сообщения. За весь год. Я читал весь вечер. – Я не знал, что у Филиппа есть брат, – тяжело сглатываю. – Он не говорил мне. – Я уезжал за границу по обмену, – он теребит свой браслет, расслабляет завязку, а потом снова затягивает. – Не смог даже на похороны приехать сразу. Филя тоже не говорил про тебя. Наверное, из-за матери. Думал, я тоже взбешусь, что он, ну... Гей, в смысле, – он осекается неловко, сцепляет пальцы в замок. – Он очень переживал, – говорю зачем-то. Злобы на мальчишку нет. Мне просто паршиво. Застарелая, казалось, чуть утихшая боль разгорается с новой силой. – Из-за семьи. – Я тоже... – парень заминается, – такой. Гей, я имею в виду. То есть, не совсем, но... – Как тебя зовут? – от его неловких слов мне вдруг становится будто легче. – Артем, – он поднимает на меня глаза. – Виктор, – протягиваю ему ладонь. – Я знаю, – рука у него сильная, ладонь чуть влажная – волнуется. Улыбаюсь этому своему наблюдению. У Фили тоже от волнения ладони становились влажными и холодными. – Как ты меня узнал? – интересуюсь. – У Фильки в контакте твои фотки были, – смотрит на меня словно виновато. – Я узнал все, что мог. – Я подарил ему тот мотоцикл, – говорю глухо. – Это ты тоже знаешь? – Да, – кивает. – Зачем я тебе? – голос у меня хрипит. Мне снова становится паршиво. Лучше бы поехал в офис, зарылся в гору бумаг, рассыпанных на столе, и забылся до вечера. А потом – зал. Ноющие от перенапряжения мышцы, душ и постель. Возможно, стакан виски перед сном. – Я сначала не думал... знакомиться, – Артем смотрит в сторону. – А потом увидел твои сообщения. Захотел, просто... Ну... – он запинается, замолкает. Глаза на мокром месте. Проводит по встрепанным волосам, поднимается с места и неловко говорит: – я пойду, прости. – Сядь обратно, – почти приказываю. И он... слушается. Смотрит на меня вопросительно. Я вдруг представляю себе, как это выглядит со стороны. Двадцатилетний мальчишка и... я. Заросший двухдневной щетиной тридцатилетний мужик в мятой белой рубашке. С Филей я никогда не ощущал свой возраст так. Наверное, из-за маленькой разницы. А здесь... – Я не выбрасывал его вещи, – говорю негромко. – Если хочешь, можешь взглянуть. У него была коллекция дисков от BBC. Про дикую природу и космос. Не выбрасывал... Я бы просто не смог. Я даже вещи на его полке не стал перекладывать, хоть и ругал за вечный бардак. – Я хочу, – смотрит в стол. – Тогда поехали, – поднимаюсь на ноги и иду к двери. Артем молча идет следом. *** Он был похож на большого неловкого воробья. Отказался от кофе и еды, не стал снимать толстовку. Стеснялся старых протертых носков. Касался кончиками пальцев коробок с дисками, листал альбом, сидя на краю дивана. Со странным выражением смотрел на фото, где мы с Филей целовались. А я... Я вспоминал. Вспоминал, как касался этих вещей Филя, как он зачесывал пятерней непослушные пряди. Как улыбался мне. Артем так и пробыл весь день в моей квартире. Смотрел Филины диски на моем ноуте, шмыгал носом. Я сидел рядом, пил стакан за стаканом и постепенно сходил с ума. Они были одновременно разными и одинаковыми. И самое страшное – в Артеме было слишком много от Фили. Слишком много того, что я любил. И в наступившем сумраке различий было почти не разглядеть. – Мне пора, – он почти спрашивает это. Смотрит на меня искоса. – Хочешь выпить? – спрашиваю вместо ответа и поднимаю с пола свою бутылку. – Ладно, – кивает. – Уверен, что все нормально? Коротко улыбаюсь в пустоту и иду за стаканом. Нормально уже не будет. И вряд ли я прощу себе сегодняшний вечер. Он пьет неловко. Едва не кашляет от первого глотка, жмурится. Гремит кубиками льда в стакане. Филя тоже не умел пить. От слова совсем. Жду, пока мальчишка допьет, забираю из его крепко стиснутых пальцев стакан. Ставлю на пол, к бутылке. Осторожно глажу его по плечу, тяну вниз толстовку. Он вцепляется в мое запястье, сжимает до боли. – Не надо, – хрипло просит. – Это же... В ответ целую его. В плотно сжатые шершавые губы. И ощущение такое привычное, что меня буквально захлестывает болью, перемешанной с нежностью. Чувство совершенно ненормальное, страшное. В груди у меня словно гнездо из колючей проволоки. Артем сопротивляется недолго. В какой-то момент он словно сдается: приоткрывает губы, расслабляется. Я целую его теперь нежно. Зарываюсь пальцами в густые мягкие пряди на затылке, прижимаю к себе. Лихорадочно раздеваю его, стягиваю дурацкую толстовку, отбрасываю в сторону майку. Ежится от прохлады, поводит плечами. Касаюсь пальцами маленьких сжавшихся сосков, провожу ладонью по ребрам, по впалому животу. Целую острые плечи, ключицы. У него точно такие же родинки на светлой коже. Он неловко касается моей шеи, опускает подрагивающие ледяные ладони на мои плечи. Вздергиваю его на ноги и толкаю к кровати. И когда он падает спиной на матрас – дергаю вниз его штаны вместе с бельем. Аккуратно снимаю носки. Артем запоздало прикрывается, закусывает губу. Снова целую его. Спускаюсь на шею, касаюсь губами груди, впадинки пупка. На лобке у него тонкие мягкие волоски. Светлые. Утыкаюсь лбом в низ его живота, оглаживаю ладонями худые бедра, зацепляя острые тазовые косточки. Все точно так же. Даже запах. Или это уже кажется? Смазка лежит там же, где и раньше – в нижнем ящике, слева от кровати. Дотянуться – легче легкого. Кладу флакон на одеяло, обхватываю член Артема ладонью, провожу пару раз. Чуть меньше, чем был у Фили. Но только чуть. Оттягиваю крайнюю плоть, провожу пальцем по головке. Всхлипывает, дышит тяжело. Господи, что же я за урод?! Целую его живот, заставляю согнуть ноги в коленях. Крышка щелкает в тишине, как выстрел. Лью гель на пальцы, смазываю меж его ягодиц. Дрожит под моими прикосновениями, кусает губы. В наш первый раз Филя был точно таким же. Но я не был пьян тогда. И не... Проталкиваю в его тело палец. Входит почти свободно. Был с кем-то до меня? Ну, да, он ведь говорил, что тоже гей. Плевать. Не хочу думать об этом. Растягиваю его осторожно. Пытаясь причинить как можно меньше дискомфорта. Он теплый внутри, сжимается вокруг моих пальцев, хнычет. Вынимаю пальцы, нависаю сверху, вглядываясь в одновременно знакомые и чужие черты. – Тёма... – пробую на вкус его имя. – Что? – шепчет хрипло. – Можно? – головка моего члена касается его бедра. Молча приподнимается, давая мне доступ. И я толкаюсь. Забыв про резинку, про то, что нужно быть осторожным. О том, что подо мной сейчас не Филя. Что это не он обнимает меня за шею, сцепив пальцы в замок. Тёма даже не вскрикивает, только стискивает зубы, зажмуривается. Дышит через раз. Успокаивающе глажу его по груди, животу. Целую в губы, в подбородок. В бьющуюся на шее жилку. Толкаюсь еще и еще. Он ахает, подается мне навстречу. Сжимает бедрами мою талию. Гибкий, худой, мокрый от пота. Притискиваю его к себе, трахаю почти грубо, с оттяжкой. Так, как никогда не позволял себе с Филей. Наверное, мальчишке больно. Но он все так же обнимает меня, не пытаясь отстраниться. Мне становится паршиво от самого себя. Снова. Шепчу какие-то бессвязные нежности вперемешку с извинениями. Двигаюсь теперь медленно, стараясь с каждым движением задевать нужное место. Просовываю руку меж наших тел, обхватываю его член. Артем тихо стонет, тянется ко мне, словно... Целую его. В приоткрытые влажные губы. Он отвечает, царапает меня за шею, двигается со мной в унисон. Мне теперь хорошо. И, кончая, я, забывшись, выдыхаю привычно: – Филя... Мальчишка подо мной вздрагивает, его руки соскальзывают с моей спины, падают безвольно на одеяло. А я замираю, осознав вдруг сказанное. Мудак. Иначе не скажешь. Отстраняюсь, заглядываю в его лицо. Щеки расписали влажные дорожки, ресницы потемнели, слиплись. Губы дрожат. Отворачивает голову, зло стирает слезы ладонями. Молча скатываюсь набок, обтираюсь краем простыни. Мы долго молчим, он даже не двигается. Так и лежит на спине, раздвинув согнутые в коленях ноги, и смотрит в потолок. А когда я неловким движением руки смахиваю на пол флакон со смазкой, вздрагивает и тихо спрашивает: – Могу я пойти в душ? – Оставайся, – говорю не поворачиваясь. – И приноси завтра свои вещи. Тёма не отвечает. Но я почему-то понимаю, что завтра он появится на моем пороге со спортивной сумкой через плечо. Точно так же, как его брат.