***
— Вот увидишь, Тесса, я нашел решение всех наших проблем! — Голос отца звучал радостно. Это произошло спустя два года по их прибытию в это адское место. Дженни никогда не страдала порывами бесконтрольной совестности, беззастенчиво сторожа под родительской дверью, вслушиваясь в их разговор. Отец нашел корабль. Вот, что Дженни смогла расслышать и понять. Хэйтем как-то делился с ней тем, что Эдвард общается с безработными матросами в порту, вроде как пытается сколотить команду. Конечно, этого брат не понимал, но Дженни знала точно. Иначе не надо было бы отцу общество пропитых и провонявших мужланов, которые, казалось, и двух слов связать не могут. Ей приходилось сталкиваться с подобными в одну из своих редких вылазок из дома, когда у нее еле получилось отбиться от двух недавно сошедших на берег матросов. Они успели порвать на ней платье и почти раздеть, несмотря на все ее сопротивления. Сил не хватало, чтобы отпихивать сразу двоих, казалось, их руки успели потрогать уже везде, против воли слезы выступали на глазах и мысленно она уже настроилась на страшное. Отец успел вернуться, до того, как случилось непоправимое, с боевым ревом обрушивая свою ярость на одного из насильников, и, кажется, с размаху впечатав его в деревянную стену лачуги, за которой поймали его дочь, проломил ему голову. Дженни не разбиралась, в это время, получив больше свободы, коленом пнула второго мужлана в пах, и пока тот корчился от боли, успела отбежать. Она плохо помнила происходящее, лишь припоминала то, что отец потом нес ее домой на руках, пока она сама беспомощно утирала слезы, не в силах себя сдерживать. Порванное платье потом пришлось выбросить. После этого мало что поменялось, Эдвард научил дочь нескольким приемам самозащиты, чтобы она хоть как-то могла постоять за себя. И все. А теперь он заявлял жене, что уладит все их проблемы? Он нашел корабль. Где и как — Дженни не смогла расслышать за закрытыми дверьми, но и все равно не была уверена в том, что этот способ легален. Вряд ли он сказал Тессе правду. — И что ты собираешься с ним делать? — Дженни задала вопрос в лоб, стоило отцу выйти из комнаты. Эдвард вздохнул: — Дженни, мы уже говорили о том, чтобы ты не… — Что ты собираешься с ним делать? — Она не дала отцу договорить, словив на себе взволнованный взгляд мачехи. Отец обернулся, будто ища поддержки, но Тесса только промолчала. — Он нужен для торговли, — Эдвард, наконец, нашелся с ответом, который до этого казался ему таким очевидным. — И где ты будешь брать товар? Повисла тишина. Эдвард опять обернулся на Тессу, которая, похоже, смотрела на него не с меньшим интересом, а Дженни все так же сверлила его взглядом, не желая отступать. — Насчет товара я почти договорился. — Отец не спешил вдаваться в подробности, а его дочь уже поняла, что он опасно близок к тому, чтобы вернуться к своим старым… привычкам. Вот только ему стоило помнить, что теперь он живет не только ради себя, но и ради своей жены и сына, если не считать еще и дочери, которая уже успела пострадать от его спеси. Потому Дженни решила любым образом вытянуть из него ответ на столь важный вопрос. Эдвард связался с кем-то из старых друзей в Лондоне, и они дали наводки на сочувствующих в ближайших американских портах. Он рассказал об этом спустя несколько дней, и Дженни догадывалась, какие именно друзья помогли отцу. Высказывать своих догадок она не стала, хотя бы просто потому, что была уверена, что Эдвард и без того знал, что она все поняла. Чего отец никогда не отрицал, так это того, что его дочь с детства была умна и сообразительна не по годам, потому глупо было надеяться на то, что она оставила без внимания столь прозрачный факт. Эдвард собирал команду из моряков, которым успел втереться в доверие, для которых его имя ещё что-то значило и они даже сквозь пьяный угар могли разглядеть в нем бывшего великого капитана. Слушая отца, Дженни думала о том, что он опять преувеличивает. Наверняка он просто подкупил большинство и с их помощью смог найти небольшую шхуну. И от Дженни не укрылся тот факт, что отец был расстроен. А расстроен он был величиной своего нового корабля. Оно и неудивительно, Дженни тогда была еще совсем крохой, но даже так она помнила тот замечательный корабль, что был у ее отца раньше. Красивый, большой, маневренный. Кажется, отец называл его Галкой. И даже дал дочери немного постоять у штурвала по пути в Англию. Придерживая, конечно, а то маленькие детские ручки, тем более, девичьи, были неспособны бы сдержать такую громадину. Тогда маленькая Дженни, несмотря на то, что видела своего отца впервые, любила его намного больше, чем сейчас. Она никогда и подумать не могла, что вдруг предастся столь давним воспоминаниям. Все же отец старался ради них, хотелось надеяться на это, и Дженни не стала высказывать своих подозрений на счет добычи товара. Отец начал обучать ее. Самому простому, тому, чему она могла обучиться за пару месяцев. Держать кинжал, сражаться им, правильно перерезать противнику глотку или воткнуть так, чтобы было время отступить. Дженни была только рада учиться, ощущала себя будто бы своим же братом, раз отец вдруг соизволил обратить на нее свое вечно загруженное внимание. Нет, она не стала сильна и ловка, чтобы спокойно разгуливать по небольшому городку Инагуа, не рискуя попасться изголодавшимся морякам, но более она не позволила бы так просто схватить и напугать себя, как было раньше. Она чувствовала это безумно прекрасное ощущение власти над ситуацией, когда чиркнула ножом по шее соломенного чучела, сумев не попасться отцу на глаза. И он похвалил ее. Ее, а не ее маленького брата. Гордость за себя не успела разыграться. Тесса не одобряла того, что Эдвард занялся кратким экскурсом дочери в искусство убивать. Добрая, совестливая, изумительно заботливая женщина — Дженни было не понять того, что она смогла отыскать в ее баламутном отце, думающем только о себе. Однако они любили друг друга, она видела это, когда случайно застукивала их на террасе вечерами. Они просто сидели и целовались. Отец выглядел счастливым, его супруга не меньше, а Дженни в самое сердце колола обида за свою погибшую мать, которая осталась ни с чем. Порой, вспоминая все это, она начинала тренироваться еще яростнее, убивая чучел еще более нещадно, будто стараясь показать Тессе в первую очередь, что она не ее послушная мирная девочка, которая будет все время сидеть дома и штопать дыры на старых шторах. А когда краткий курс обучения самозащите прошел, отец опять переключился на ее брата. Хэйтем уже подрос, вытянулся, но все еще был нескладным мальчишкой тринадцати лет, что так и не забыл о манерах, которым его учили на родине, чем он изрядно веселил невоспитанных моряков, с которыми так неосмотрительно связался отец. Дженни не сразу это поняла, если бы узнала раньше, то тоже постаралась бы отговорить, как Тесса делала это со слезами на глазах, когда накануне отбытия Эдвард сообщил ей, что берет сына с собой. Мальчишку, которому едва исполнилось тринадцать лет, берет на корабль полный бывалых матросов, в море полное опасностей. Чего отец добивался? Дженни пришла к выводу, что он хотел, чтобы его сын пошел по его стопам. Во всем. А Хэйтем не был против, всегда с рвением впитывая каждое отцовское слово и движение, принимая все то, чему тот хотел его научить. Потому он даже сам успокаивал свою мать, говоря о том, чего не смог донести ей Эдвард. За закрытыми дверьми. А между прочим Хэйтем, в отличие от отца, не был приученным орать на весь дом, и сколько Дженни не прислушивалась, она не смогла расслышать, о чем он говорил Тессе. Только всхлипывания и уговоры мачехи, которая всем сердцем желала того, чтобы ее сын остался. — Ему пойдет это на пользу. — Дженни вздрогнула, когда отец застал ее врасплох, подойдя сзади. И мысленно чертыхнулась, кажется, забыв о том, что он гораздо способнее и умнее, чем порой хочет это показать. — Ты действительно так считаешь? — Она не скрывала своего недоверия в этом вопросе. Отношение к кровному брату всегда было предвзятым. Но он пока был еще только ребенком, за которого все решал его отец. Всего лишь слабым ребенком, который даже постоять за себя не сумеет, произойди на корабле в открытом море какая беда. — Ты недооцениваешь его. Пусть и мал еще, но может удивить. — Эдвард улыбнулся, сложив руки на груди. — Не гордиться такими детьми будет только слепой дурак. Дженни замерла в попытках подыскать слова, но не успела. Отец, все еще не стирая довольной улыбки с лица, наклонился, пальцами убирая выбившиеся прядки волос с ее лица, и поцеловал в лоб, после опять оставив одну наедине с размышлениями. В последний раз он делал так, когда она была еще совсем маленькой, еще даже до рождения Хэйтема. Когда укладывал ее спать, будто желая таким образом показать, что папа ее больше не покинет. Дженни невольно тряхнула головой, опять скидывая себе на лицо так заботливо убранные отцом пряди волос. И когда Эдвард заносил немногочисленные свои и сына личные пожитки на корабль, а Хэйтем осторожно шел следом за ним, то и дело проверяя свой короткий меч, она не спорила и лишь придерживала расстроенную Тессу за руку, чтобы та вдруг не решила кинуться следом. А спустя месяц Эдвард уже вернулся обратно в объятия любящей жены, вернул и сына, который, похоже, за эту поездку узнал больше, чем когда-либо еще за свою жизнь. Как отец и обещал, сделка удалась, товар отдали, торговец по имени Оливер Питтс, на которого указывали наводки друзей, беспрекословно согласился сотрудничать. И тому Дженни была более чем удивлена. Однако об одной оговорке этой самой сделки она узнала позже, вечером, когда отец пригласил ее составить ему компанию на прогулке по террасе. Эта самая оговорка встретила их в саду — ухоженный и статный молодой человек, одетый в добротно скроенный темно-синий сюртук, как сказал Эдвард, сын того самого Оливера. Для своего невысокого статуса он держался хорошо, но даже так Дженни ясно заметила, что он нервничал. И был смущен. От этого в душу закрались недобрые догадки. Они оправдались, когда паренек неуклюже подхватил ее руку, целуя ладонь в знак приветствия, и высказал надежду на то, что достоин столь прелестной особы. Дженни не стала отстраняться, но зло посмотрела на отца. — Это условие для заключения контракта. — Это было все, что он смог сказать, склонив голову немного, будто в стыде. Вот, чем она была для отца. Всего лишь способом достичь желаемого. Поставить самого себя, своих жену и сына на ноги, как он выражался. Но с ее собственными желаниями он не считался никогда. Тогда она просто вежливо улыбнулась своему новоиспеченному жениху, пытаясь таким образом показать, что здесь нет его вины, и удалилась обратно в особняк. Где закрылась в своей комнате, не обратив никакого внимания на взволнованный взгляд Тессы и любопытный — Хэйтема, которые проводили ее разъяренную, покуда она шмыгнула мимо гостиной. А после зашторила окна и с ногами забралась на кровать, почти до крови кусая свою ладонь, в попытке сдержать рвущиеся наружу слезы. Позже Дженни поняла, почему Оливер выставил женитьбу своего сына одним из условий. Роберт — так его звали — был слабохарактерным, нерешительным и глуповатым человеком, который изо всех сил пытался казаться другим. Нормальная женщина вряд ли бы обратила на него внимание, а у его отца не было достаточного состояния, чтобы оно было желанной добычей. Он был младше Дженни, статуса у него не было, у него не было ничего. И его отец ухватился за контракт с Эдвардом, как утопающий за соломинку. Так у него появился хоть какой-то шанс пристроить сына в женские руки. И Эдвард ему это позволил. Единственное, за что Дженни была Роберту благодарна — он не трогал ее. Он гулял с ней, сопровождал в ее вылазках из родительского дома, иногда порывался взять за руку или просто галантно предлагал свою помощь, но, стоило ответить ему отказом один раз, он больше не лез. Дженни не могла судить, насколько она сама понравилась ему и насколько он хотел быть ее супругом, ей же стало его жаль. Спустя несколько недель они обвенчались. Для нее это тоже раскрывало кое-какие перспективы. Казалось, что Роберт упадет в обморок, когда Дженни сняла свое платье перед ним. Он побледнел, сглотнул, и в итоге ей пришлось самой помочь ему снять тесный сюртук. Это не вызывало желания, не вызывало даже улыбки, не вызывало абсолютно никаких чувств, когда она касалась своего теперь мужа, в то время как он уже тяжело дышал, весь раскраснелся и тянулся все ближе и ближе за лаской, предназначенной только ему. Он был еще и слаб. Лежа под ним, пока он пыхтел и старался, Дженни обнимала его, положив подбородок на его склоненное плечо, театрально морщась и постанывая, и думала о том, как можно использовать свои новые связи. А Роберт, финишировав раньше желаемого, долго извинялся и обещал, что в следующий раз все будет лучше. Но даже девственную плеву он сорвал не на второй и даже не на третий раз, тычась полуставшим членом в едва влажное лоно своей жены.***
Отец получил то, чего хотел. За несколько месяцев его положение как на Инагуа, так и во всем Карибском бассейне опять укрепилось. Положение не как пирата, а как человека, который с большим успехом сплавлял как официальный товар, так и контрабанду, в чем Оливер ему успешно помогал, обрадовавшись удачному заключению контракта. А дражайший муженек Дженни пытался во всем этом деле помогать. Чем зачастую делал хуже. После того, как по его вине матросы получили неверную наводку, отправились не в тот порт, а после утеряли груз во время накатившейся бури, даже его собственный отец отстранил его от дел, как и Эдвард на этом настаивал. И его место быстро заняла сама Дженни. Со своей доли дела она копила деньги на поездку обратно в Англию, не говоря об этом даже мужу и отцу. Некоторым морякам она доплачивала, чтобы они приберегали для нее часть товара, на который она самостоятельно находила щедрых покупателей, заключив несколько мелких контрактов, что она оформила на имя своего мужа. Чтобы оградить себя от возможно возникших проблем. Ее доходы росли, и никто не знал об этом. Дженни одновременно все больше мечтала вернуться в Англию, и остаться здесь, где она тоже успела так хорошо закрепиться. Получив чудесную возможность оставлять рутинную часть работы на свою сообразительную дочь, Эдвард стал чаще самостоятельно ходить в рейды по забору и отправке груза. Стал чаще брать, уже было заскучавшего, Хэйтема с собой, опять вплотную занявшись его обучением. Насколько Дженни могла судить, то отец даже обучил его управлению кораблем. Или, по крайней мере, каким-то аспектам, иначе зачем еще он так часто брал его с собой в свои плавания. Чем, однако, часто расстраивал свою супругу. Которая все так же была вынуждена сидеть дома, каждый раз терпеливо дожидаясь мужа, и как только опять оказывалась в его крепких и надежных объятиях, получала от него ворох извинений и обещаний, вкупе с ближайшим месяцем, который Эдвард вместе с Хэйтемом проводили на Инагуа, даруя Тессе спокойствие. Дженни в очередной раз думала о том, что на месте своей мачехи уже давно бросила бы нерадивого супруга. Смотря на Роберта, понимала, что и его бы бросила и не жалела об этом, но теперь он был ей нужен в ее собственных целях. На чьем же имени держались бы ее дела, если бы не на имени Роберта Питтса. Его фамилию Дженни не взяла. Это было ее ответным условием отцу и его компаньону, взамен на то, что она согласится на брак. И в очередной раз лежа под своим мужем, Дженни могла думать о нем, только как об имени и способе достижения своих целей. Возможно, Роберт даже догадывался об этом, но если так, то все равно молчал. Годы шли, Эдвард расширил дело, обзавелся приличным кораблем и верной командой, помог обустроить Инагуа и тот стал похож на приличный перевалочный порт, не хуже Нассау или других портов британских колоний. Тесса успокоилась, окружив себя служанками, на которых денег теперь хватало с лихвой, и лишь покорно ждала мужа и сына из очередного рейда. Хэйтем возмужал, уже став непохожим на того нескладного мальчишку, которым, казалось, был совсем недавно. Месяцы, проводимые им в море бок о бок с отцом, сделали свое дело. А тайные промыслы Дженни все росли, и стали явными для Роберта, когда они смогли обустроить собственный особняк, что он начал задавать вопросы о столь высоких доходах супруги, памятуя, что ее доля от работы их отцов не была настолько большой. На вопросы ему отвечали зачастую лишь молчанием, и ему ничего не оставалось, как подозрительно поглядывать на жену во время общей трапезы или подготовки ко сну. Как не собиралась раньше, Дженни не собиралась и впредь делиться с мужем своим небольшим бизнесом. Как и с отцом. И с мачехой. И с братом. Это касалось только ее и тех людей, которых она наняла на работу. Большинство этих моряков работали на кораблях, принадлежавших разным капитанам, имена некоторых она даже и не знала. В том числе у нее были люди на борту ее отца. Это воровство, но за то, как он поступил с ней, это была малая цена. Дженни не испытывала угрызений совести, когда пересчитывала добытый нечестным путем товар, а после — выручку за него. Она была в своем праве, тем более в столь прогнившем месте, как это. Испанцы возвращали себе влияние, налаживали торговлю между Карибами, Африкой и Европой. Табак, сахар, шелк, алкоголь, нередко проходил и живой товар — рабы, выходцы с африканских земель и коренное население Америки, — новые торговые пути были слишком соблазнительными для простых моряков, которые уходили в пираты, предпочтя более вольную и подчас богатую жизнь. Богатой ее делали такие люди, как Дженни, торгуя награбленным подпольно, и все больше моряков приходили к ней, в надежде на сотрудничество. Инагуа был небольшим портом, но даже того, что было, оказалось вполне достаточно для хорошей жизни пусть и среди потных и пьяных мужланов. Многие знали Дженни лишь как тень ее отца. А она поглядывала на повзрослевшего брата, который, похоже, начал подозревать нечистое, самостоятельно занимаясь подсчетами товара на кораблях отца. Пришлось поумерить пыл. Матросы оказались не слишком довольны, но молчали, зная что в противном случае не получат ничего. Это стало камнем преткновения. *** — Мне тебе еще раз сказать, чтобы ты убирался? — Роберт опасливо поглядывал на то, как его супруга спорила о чем-то, чего он не понимал, с поддатым матросом, который недобро сверкал своими маленькими глазками. Дженни по сравнению с ним, высоченным и широкоплечим, смотрелась жалко. — Я не уйду, пока ты, стерва, не заплатишь мне и моим парням, — рыкнул он в ответ, угрожающе нависая над ней. Дженни на секунду замерла, прокручивая в голове подходящие слова. Не хватало только попасться на своей авантюре. Да еще перед кем? Перед своим дураком-мужем. — Разве ваш квартирмейстер не сообщал вам и вашему капитану о том, что платит мой отец? Матрос вдруг громко рыгнул, рукой небрежно вытирая губы и небритый вспотевший подбородок. — Не держи меня за дурака, девочка, — его голос сквозил нескрываемой угрозой. Была бы на ее месте любая другая женщина, она бы уже спряталась, искала помощи у семьи, плакала и просила не трогать ее. Дженни поморщилась — она не такая. Роберт, стоя за спиной супруги, шмыгнул носом и подал голос: — Прошу, если возникли какие-то проблемы, обратитесь к мистеру Кенуэю или моему отцу — Оливеру Питтсу. Пропахший алкоголем и морской водой мужчина лишь взглянул на него, а это уже заставило его проглотить язык. — Не с тобой разговор, щенок. — Роберт сглотнул и аккуратно кивнул. Дженни закатила глаза: — Я сказала: убирайся из моего дома. — В ее голосе появилась не меньшая угроза, но… Безосновательная гордость и смелость чести ей не делали. Что она могла противопоставить ему? Абсолютно ничего. Отец обучал ее каким-то тонкостям владения боем и оружием, самозащите, которая сводилась к тому, чтобы отвлечь противника хоть как-то, а потом уносить ноги куда подальше. Дженни думалось, что ее отец и сам часто просто пускал пыль в глаза и убегал, раз знал столько методов уйти целым и по возможности невредимым. Был трусом. Но его уроки приносили какую-то пользу, она могла ходить по Инагуа почти что не боясь быть зажатой кем-то в угол. Но до него Дженни было очень далеко. Даже до умений кровного брата ей было как пешком до Англии. Это удручало, и она уже не раз думала о том, чтобы найти себе более ответственного учителя, чем Эдвард. Но, чтобы найти учителя в этом гиблом месте, нужно было уже уметь за себя постоять. Получался чертов замкнутый круг, который она пока не придумала, как преодолеть, вечерами перерезая глотки соломенным манекенам и в тупой ярости втыкая клинок им в пустые головы. А так едва ли можно было чему-то научиться. Даже такому не блещущему умом пропитому моряку это понять было так же просто, как сложить по паре бутылок рома и узнать, что ему этого хватит для крепкого сна. — Лучше для тебя будет решить все по-хорошему. — Сзади дернулся Роберт, и Дженни даже показалось, что он тихонечко заскулил от страха, отойдя чуть назад. Она вздохнула. — То же самое я могу… — Договорить она не успела, моряк с завидной скоростью выхватил из-за пояса кривой нож и со всей силы воткнул его в косяк входной двери, заставив даже Дженни вздрогнуть. А ведь он мог запросто убить ее, одним движением прочертить кровавую линию по горлу и оставить умирать на пороге ее собственного дома. Провернуть то же самое с Робертом, забрать все деньги и ценности из их дома и зажить, как король. В этот момент Дженни четко осознала, что долгое время на этом острове ее спасала лишь репутация ее отца. Эдвард убьет всякого, кто причинит вред его семье, жизнь положит, но прикончит. Дженни вспомнила, как он, истекающий кровью, боролся с ее похитителями и собственным уходящим из тела сознанием, лишь только для того, чтобы вызволить ее. А после, добившись своего, улыбнулся ей и позволил себе упасть на землю. Вот и сейчас он защищал ее только одним своим существованием, ведь любой, кто знал его, понимал, что его семье лучше не вредить. Руки против воли затряслись. Как никогда захотелось, чтобы отец был рядом. Но его не было. Это прекрасно понимала Дженни, медленно отходя назад, это понимал моряк, который угрожающей ухмылкой на лице шел на нее, это понимал и Роберт, выскочивший вперед. На секунду в голове промелькнула мысль, что он может что-то сделать. И он сделал. Оттолкнув моряка в сторону, он попытался выдрать засевший в косяке нож. Как только ему это удалось, он с отчаянным воплем развернулся, замахнувшись… и тут же замер. Быстро пришедший в себя мужчина, уже держал Дженни за горло, и ухмылялся. — Давай, щенок, попробуй. — Роберт сглотнул, смотря на пытающуюся выдраться супругу, после перевел взгляд на матроса. Дженни не могла знать, что за мысли сейчас боролись в его голове, но видела только то, что ее муж в итоге медленно поднял руки, выронив нож, и, глянув на нее в последний раз, выскочил в открытую дверь. Сердце ухнуло вниз, а пропитый моряк сдавил ее горло сильнее, и ей показалось, что скоро она потеряет сознание от тошнотворного запаха пота и алкоголя, исходящего от него. Роберт сбежал, так просто, но Дженни с горечью подумала о том, что не ожидала от него ничего другого. Дышать было тяжело, ноги подкашивались от внезапно навалившегося страха, и у нее не было и шанса удержать равновесие, когда незваный гость отпустил ее и бросил на пол. Голова с глухим звуком ударилась о деревянный пол, картинка поплыла перед глазами, но получив какую-то иллюзию свободы, Дженни попыталась подняться. Ноги не слушались и она поползла. К открытой двери, подальше от этого полоумного моряка, чтобы попытаться найти хоть какую-то помощь. Но единственный путь к отступлению закрыли прямо перед ее лицом, чуть не придавив руку. — Куда так быстро собралась? — Насмешливый голос раздался у самого уха, будто сквозь вату доносясь до расплывающегося сознания. Не отдавая себе отчета, Дженни резко развернулась, с размаха рукой сильно ударив мужчину по лицу. По крайней мере, это ей показалось, что удар получился сильным, ладонь заныла от боли, а моряк даже не пошатнулся. И в то же мгновение ответил ей тем же. Его ручища со страшной силой обрушилась на ее голову, мгновенно выбив слабо цепляющееся за реальность сознание. Дженни тряпичной куклой упала на пол. Очнулась она, когда уже рвалось ее новое, сшитое на заказ платье под давлением острого ножа. Ткань с мерзким звуком лопалась, обнажая тело. Живот и грудь полоснуло мерзкой ноющей болью, когда лезвие оставляло неглубокие порезы, тут же набухающие от крови. Болезненный стон сорвался с губ, и, приходя в себя, Дженни уже пыталась оттолкнуть от себя обнаглевшего мужлана. Получилось слабо и неубедительно, и нож распорол платье до конца, чуть не черканув по шее и подбородку. А сразу после смертоносное лезвие прижалось к нежной коже, пока моряк наваливался сверху. — Такая красивая, а такая стерва. — Дженни в тупой ярости замахнулась опять, но он прибил ее руку к полу, больно сжимая. Нож чиркнул под челюстью, и теплая кровь тоненькой струйкой потекла вниз. — Пошел ты! — Тихо, но со всей ненавистью выпалила Дженни, плюнув матросу в лицо, подобралась и попыталась ногами скинуть его тушу с себя. Но это у нее не получилось, и она в безысходности подумала о том, что занималась слишком мало. Она могла заставить отца тренировать ее больше, могла выставить это условием ее брака еще давным-давно, но она недальновидно проморгала эту возможность. И сейчас это окупалось с лихвой этим провонявшим мужланом, который прижимал ее к полу, почти что душил своей огромной ручищей, откинув ненужный нож в сторону. Если бы только получилось до него дотянуться. Мозолистые пальцы разорвали ее белье, одним движением сорвав его, и Дженни чувствовала как к глотке подкатывает тошнота, когда этот мужлан, ухмыляясь, нарочито медленно провел рукой ей между ног. Хотелось во что бы то ни стало стереть эту наглую ухмылку с его лица, вцепиться в него, выдавить ему глаза, заставить орать от боли, кататься по полу и просить пощады. А после подобрать так неосмотрительно оставленный им нож и полоснуть по его горлу, но так, чтобы он не умер слишком быстро. Чтобы он валялся в собственной крови, цеплялся за ее ноги, боялся смерти, чертов ублюдок. От мыслей о сладкой мести отвлекла мерзкая реальность, когда грубые пальцы одним резким движением проникли в ее сухое лоно, сразу два, будто бы раздирая изнутри. Дженни беспомощно дернулась и заметалась, не оставляя попыток вырваться. В какой-то момент ей даже удалось замахнуться второй рукой и попасть моряку по голове, на несколько секунд отвлекая его. Она изо всех сил рванулась, потянулась к лежащему ножу… и тут же опять получила сильный удар, на сей раз пришедшийся под дых. Дженни открыла рот в беззвучном крике, перед глазами потемнело, казалось, что легкие сейчас разорвет, пока она пыталась опять сделать вдох. — Мразь, — шикнул мужчина, прижимая ее, слабо мечущуюся, к полу, лишая возможности двигаться, а одной рукой пытаясь избавить себя от тесноты штанов. Как только это у него получилось, он плюнул себе на ладонь, после поспешно смазывая слюной твердеющий член, и, направляя себя, головкой раздвигая сухие губы, одним движением вошел сразу наполовину. Дженни всхлипнула и замотала головой. Никогда в жизни ее не преследовало такое тошнотворное чувство, как сейчас, никогда она еще не ощущала себя такой слабой. Казалось, что она уже никогда не сможет отмыться от этого позора и мерзости. Дышать было тяжело, живот болел, голова раскалывалась, Дженни жмурилась, лишь бы не видеть перед собой довольно ухмыляющееся лицо этого мерзкого мужлана, который так самозабвенно двигался внутри нее резко и немилостливо, каждым движением проталкивая член все глубже в ее тесное нутро. На глаза наворачивались слезы, и она со всей силы закусывала губу, когда чужие зубы добрались до одного ее соска, играя и прикусывая его, а грубая рука, все еще влажная от слюны, размазывала выступающую на порезах кровь по телу. Слабая и грязная. Вот какой Дженни была в этот момент, заметавшись из стороны в сторону, будто это могло дать ей шанс вырваться. Дверь с грохотом раскрылась, заставив ее насильника вздрогнуть и поднять голову. Как раз в тот момент, когда его подбородок смял носок чужого сапога, скинув матроса с дрожащей Дженни. Он заревел будто раненый медведь, хватаясь за лицо, за сломанную челюсть, в жалких попытках вправить раздробленную мощным ударом кость, мучительно сплевывая несколько зубов и сгустки окровавленной слюны. Нечленораздельная ругань потоком лилась из его скрюченного рта. Дженни смогла очнуться лишь мгновением позже, ощутив, что непосильная тяжесть исчезла, а сквозь мутную пелену непролитых слез, она смогла только разглядеть, как кто-то подходит к ее мечущемуся насильнику. Ярость кровавой дымкой застлала разум, она не отдавала себе отчет в том, когда перевернулась, схватив все так же лежащий неподалеку нож, вскочила, еле удерживая себя на ногах. А после кинулась в сторону проклинающего все на свете мужлана, пытающегося собрать свои выбитые зубы, и к непонятной фигуре, склоняющейся над ним. И, оттолкнув только что пришедшего, с отчаянными криками налетела сверху на своего насильника, взмахивая ножом, прочертив кровавую полосу по его горлу. Рана раскрылась подобно алому цветку, извергая из себя кровавые фонтаны, матрос забился в судорогах, хватаясь за горло, хрипло пытаясь что-то сказать. Но Дженни было этого мало. Она резала и резала, не переставая кричать. Слезы все же брызнули из ее глаз. Силы стремительно покидали ее. Со всей силы вонзив окровавленное лезвие ножа уже мертвому мужчине между ключиц, она хотела было опять вытащить его, но она не успела. Чьи-то руки ухватили ее за плечи, стаскивая с трупа, несмотря на ее сопротивление, и прижали к теплу чужого тела. — Все, успокойся. — Дженни узнала голос Хэйтема. И, тихонько всхлипывая, сама прижалась к брату потеснее, пытаясь обрывками платья хоть как-то прикрыть свою наготу. Он просидел с ней до глубокого вечера, даже не пытаясь отстраниться от нее, грязной и опозоренной. А у нее самой не оставалось сил держаться, было страшно от одной мысли, чтобы остаться одной. Под ночь, когда сон почти сморил Дженни, она ощутила, как брат взял ее на руки, а вскоре уже снимал с нее разорванное платье и укладывал в постель. Говорил ей не засыпать, пока он не обработает порезы, но очнулась она уже только утром. И первое, что она заметила, это был Хэйтем, дремавший на стуле в углу, привалившись к стене. Именно в этот момент Дженни поняла, что уже не может разглядеть в нем того мальчишку, каким он, казалось, был совсем недавно. Кого она ожидала увидеть? Может отца? Или мужа? Дженни задумалась: нет, точно не Роберта. Ждала ли она вообще, что кто-то придет ей на помощь, или уже смирилась со своей участью и готовилась, самое лучшее, к смерти? Она не могла ответить на этот вопрос. Хэйтем спустя несколько дней рассказал ей, что заметил убегающего в сторону порта Роберта. Он явно паниковал, и этого было более чем достаточно, чтобы заподозрить неладное. Дженни лишь горько усмехнулась — ее муж сел на первый же корабль, отбывающий в его родные края. Она не знала, чего именно он испугался. Может смерти, может испугался того, что о нем подумают, но она надеялась только на то, что он больше не вернется. Лучше быть вдовой при живом муже, чем каждый день засыпать с трусом и предателем в одной постели. Отцу она не рассказала всей правды, ловя на себе понимающие взгляды брата. Сказала только то, что в ее дом ворвался грабитель, Роберт сбежал, и только благодаря Хэйтему она до сих пор была жива. Эдвард даже решил не ехать на свой рейд, оставшись дома и присматривая за дочерью, коря себя в том, что не углядел. Дженни только с раздражением отмахивалась от заботы отца, пусть и переехала обратно в родительский дом на какое-то время. Сейчас, сидя в своей старой комнате у окна, она наблюдала за тренировкой брата. За его точными и быстрыми движениями, его ловкостью, его силой. Он был еще юнцом, но не был тем мальчишкой, от которого она раньше отмахивалась на любой его вопрос об отце. Дженни не могла считать его братом в полной мере, Хэйтем был для нее просто сыном женщины, которая не была ей родной, и мужчины, которого не всегда поворачивался язык назвать своим отцом. Но не признать его талантов, решительности и сообразительности теперь она просто не могла. Кто мог в полной мере сказать, что случилось бы с ней, не поспей он на помощь. Не будь он рядом в трудную минуту, способный успокоить, а после охранять ее сон, сидя рядом. Хэйтем обернулся, будто почувствовал на себе чужой взгляд, но никого не увидев, только смахнул пот со лба. Дженни лишь продолжала наблюдать за ним, не особо заботясь о том, может он ее заметить или нет. Ей показалось, или он начал тренироваться упорнее? Легкая улыбка тронула губы.***
Тесса опять весь день ходила печальная. Прошло два месяца, и в этот раз у Эдварда не было иного выхода, как идти в очередной рейд, ведь в нем ему светил еще один возможно выгодный контракт. Казалось, за столько времени она уже должна была привыкнуть к тому, что ее муж и сын частенько отсутствуют. Но нет, каждый раз она грустила не лучше, чем в первый, только не умоляла остаться, как раньше, смирившись с этой неизбежностью. Неожиданно для себя, Дженни сумела ее понять. Почему-то весть о скором отъезде брата взволновала ее. Если на Инагуа не будет ни его, ни отца… Она старалась об этом не думать, а ужасные воспоминания сами собой всплывали в сознании, мутной дымкой застилая глаза. На душе было неспокойно. И казалось, это беспокойство сможет унять только Хэйтем и его присутствие. Как тогда, когда он помог ей, возможно даже спас от скорой смерти. После того случая Дженни посмотрела на брата совершенно с другой стороны, не как на мальчишку, но как на мужчину. И он был ничем не похож на других мужчин, которые населяли этот маленький прогнивший городок, он был на голову выше их. Во всем. В умениях, в манерах, в воспитании и знаниях. Даже отец на его фоне выглядел менее статно. Она поняла, что увидеть брата ей просто необходимо, чтобы как-то унять волнение в груди. Но волнение не унималось даже тогда, когда она следила за тем, как Хэйтем в очередной раз прощается со своей матерью, у которой, как и раньше, стояли слезы в глазах. Она держала сына за руки, сидя на небольшом диванчике в гостиной, а он с улыбкой говорил ей о чем-то мягко, успокаивая теплотой своих слов, иногда целуя ее ладони. А после пришел отец, склонившись к супруге, шепнув что-то на ухо, даже заставив ее улыбнуться, и Дженни опять почувствовала себя лишней в этой семье. Ее мать нередко говорила, что представляла себе свою идеальную жизнь. И сейчас Дженни наблюдала за происходящим и думала, что наверняка она представляла нечто подобное. Она тихонько вздрогнула, когда отец пожелал ей спокойной ночи, пройдя мимо под руку со своей супругой, и она не нашла ничего иного, чем просто кивнуть в ответ. И поймала на себе заинтересованный взгляд Хэйтема, остановившегося в проеме. Сердце странно екнуло. У Дженни не было уверенности в том, что она отдавала себе отчет, когда поманила брата за собой, с облегчением поняв, что он без вопросов следует за ней. Казалось, он даже в чем-то понял ее, когда они зашли в ее комнату, и он закрыл за ними дверь. Хэйтем подступил ближе, пока Дженни в какой-то нерешительности закусила губу, будто пытаясь подобрать нужные слова. В его присутствии и правда становилось легче, она чувствовала себя защищенной, но странное волнение все равно теплилось в глубине живота. И открыв было рот, чтобы сказать что-то, она просто подошла ближе и закрепила поцелуй на губах брата, бескомпромиссно притягивая его за шею, боясь того, что он уйдет. Но он не уходил, напротив, сам обняв ее за талию, ответил ей. И это только больше затуманило разум. Проблеск сознания мелькнул в тот момент, когда Хэйтем опускал ее на кровать, поспешно и от того почти неловко избавляя от одежды, целуя шею, ключицы, позже добравшись до открывшейся груди, переминая ее в руках. Дженни отстраненно подумала о том, были ли у брата женщины до сих пор, но когда его язык ловко обвел один напряженный сосок, сомнения пропали. Как и все остальные мысли начали покидать голову. Сорвав ленту с его волос, она зарывалась в них пальцами, прижимая его голову к себе, сама выгибаясь к нему навстречу, чувствуя непривычную истому, поднимающуюся от низа живота к груди, взрываясь там салютами, оставляя лишь голое желание. Такое, какое не снедало ее еще никогда. И от этого тихий, еле слышный стон сорвался с ее приоткрытых влажных губ, которые Хэйтем тут же смял в новом поцелуе, ладонями ведя по ее талии, после оглаживая бедра. Руки Дженни беспорядочно бродили по его груди, в попытках справиться с непослушными пуговицами, чтобы освободить брата от жара такой ненужной сейчас одежды. Едва ей это удалось, Хэйтем сам отстранился, скидывая с себя рубаху, после опять склоняясь над ней, в ладони сжимая ее грудь, губами ведя по соскам. Между ног становилось влажно и горячо, и Дженни лишь непроизвольно всхлипнула, сжавшись и надеясь на скорое облегчение. Брат понял ее, незамедлительно опустив руку, нащупывая ее влажные от желания губы, раздвигая их, ведя пальцами, массируя, прежде чем одним проникнуть внутрь, вырвав из груди сестры новый тихий стон, заставляя ее беспомощно подаваться навстречу, в надежде на большее. Он дразнил ее? Дженни откинулась назад, когда к одному пальцу добавился еще один. Не спеша, понемногу. Точно дразнил. За волосы она притянула Хэйтема обратно к себе, не давая так просто над собой издеваться, прикусив его губу в поцелуе, заставив тихонько шикнуть от боли. Свободной рукой она потянулась к его штанам, по натянутой ткани которых, стало понятно, что одежда сейчас доставляет только дискомфорт. Пальцы соскальзывали с пуговиц на поясе, Дженни ругнулась тихонько, поняв, что никогда не замечала за собой такой неуклюжести в постели. Это ли называется нетерпением? Когда пульсирующее желание поднимается от живота к груди, обжигая своим жаром, а после опять устремляется вниз, растекаясь сладкой истомой по всему телу, заставляя ерзать по кровати, пытаясь облегчить свои муки. Пуговицы, наконец, сдались, и Хэйтем, отпрянув на несколько секунд, стянул с себя мешающие штаны, оставляя сестру метаться от образовавшейся пустоты там, где только что были его пальцы. Кровать промялась под его весом, когда он навис над Дженни, вновь покрывая ее шею поцелуями, прихватывая губами кожу, но, вовремя одумываясь, отпускал, не оставляя видных следов. Ведь если услышат родители, увидят какие-то следы… этого не должно произойти. Бедром Дженни ощутила его уже твердый член, и заерзала, устраиваясь поудобнее, гостеприимно разводя перед ним ноги, где ее уже откровенно мокрое лоно жаждало того, чтобы заполнили тянущую пустоту. И Хэйтем не заставил долго ждать, направляя себя, плавным движением вошел сразу и до упора. Дженни надрывно вздохнула, будто ей не хватало воздуха, а мысли разбежались, оставив ее наедине с собой и ее хрипло дышащим братом. Когда он начал двигаться, она была готова послать все к черту, обхватив его бедра ногами, прижимая к себе, откидывалась назад, еле сдерживаясь, чтобы не застонать в голос. Слишком жарко, так не было никогда, разум застилало непроницаемой белой дымкой, взгляд расфокусировался, Дженни могла лишь беспомощно хвататься за плечи Хэйтема, который постепенно начал переходить на быстрый, но сбивчивый темп. В животе разрасталось нестерпимое чувство, из-за которого хотелось двигаться навстречу. Брать больше, отдавать больше. Нырять в омут с головой. Казалось, что она постепенно тонет в липкости доселе неизведанных ощущений. Сейчас Дженни могла с точностью сказать, что ничего подобного у нее не было никогда за несколько лет замужества. К черту Роберта, пусть хоть никогда не возвращается. Темп становился невыносимым, Хэйтем жмурился, опустив голову, а она с наслаждением чувствовала, как он двигается глубоко внутри нее, заполняя собой. С особо резким толчком, Дженни обхватила его за шею, открыв рот, с застывшим на губам именем брата, вздрагивая, ощущая, как пульсирует и сжимается все ее нутро. Оргазм накрыл с головой, и она уже не помнила, как с хриплым стоном кончал ее брат. *** Солнце было уже в зените, когда Дженни проснулась, вскакивая и озираясь по сторонам. Хэйтема и следа не было, и она слишком поздно осознала, что корабль отца уже должен был давно отбыть. Брат остался с ней? Ночевал рядом? Дженни не могла вспомнить. Но где-то на грани сознания, казалось, губы помнили мимолетное прикосновение. Наверное, он ушел еще ночью, пробравшись в свою комнату. Чтобы никто ничего не заметил. А с утра, как ни в чем не бывало, собрал вещи, встретил отца, вместе с ним отправившись в порт, где поднялся на корабль. Не оставив записки, не сказав ей ни слова. И Дженни была ему благодарна. Уже за слишком многое. Раньше она никогда не подумала бы даже, что ее маленький и глупый брат за столь короткое время сможет сделать для нее столько. Зачастую — одним своим присутствием. А то, что произошло в этой комнате, в ее стенах навсегда и останется. Жалеть было не о чем. Откинувшись обратно на кровати, она улыбалась, мечтая о скором разводе и придумывая план, как содрать с отца Роберта компенсацию за его побег.