Taraxacum (Одуванчик)

Если ты смог зажечь солнце в ночи и ты смог оживить мертвеца, если ты смог осушить океаны, тогда, я знаю, ты можешь изменить мою жизнь

Тобирама недовольно прищурилась, глядя в сторону солнца: день был отвратительно ясным и безоблачным, с режущим глаза светилом и непозволительно голубым небом. Тсую[1] недавно закончился, противная морось божественным образом испарилась — и слава Ками-сама, если честно, а то целый месяц смотреть на то, как дождь заливал улицу, превращая землю в грязь, было скучно, тем более, что она была в полном одиночестве. Все книги и свитки из личной библиотеки были прочитаны и перепрочитаны несколько раз, так что девушка могла без закрытых глаз пересказать, на какой странице был тот или иной иероглиф. Но такова была натура — жаловаться и бурчать, даже если всё более-менее устраивало в жизни. С крыши методично капала оставшаяся вода, изредка нарушая тишину резкими хлюпающими звуками, а Тобирама сидела под крышей, не желая мочить ноги во влажной зелёной траве, которая под солнцем блестела и, казалось, приобрела ещё более насыщенный оттенок, смыв июньскую пыль месяцем дождей. Если бы не сырость кругом, она бы обязательно встала и пошла к маленькому садику, виднеющемуся отсюда, с сотни шагов, чтобы посмотреть, как прекрасные лепестки цветов сливы исчезли и появились маленькие зелёные завязи плодов. Но — не судьба, да и не хотелось подниматься из сейдза[2]. После — можно, особенно если будет такой неприсущий энтузиазм. Тонкие девичьи ручки непроизвольно потянулись к длинным белым волосам, вдохновлённые на нихонгами[3] чуть резковатым, но свежим и бодрящим запахом прошедшего дождя, от которого точно не захочется спать, как от выглянувшего на небосвод светила, лениво ласкающего различную живность. Тобирама была альбиносом, из-за чего девушки частенько сторонились, а в детстве и того хуже — девочки такого же возраста обзывали страшилой и обсмеивали, не желая играть вместе. Пожалуй, именно из-за этого она больше любила мальчишек и предпочитала заниматься серьёзными делами, поскольку и мальчишкам, и делам не была важна внешность. Хаширама, старший брат, частенько серьёзно говорил на эту тему, но так ничего и не добился, ведь сестра была тоже Сенджу — значит, такая же упрямая, даже если не взрослая. Она остановила свой выбор на симаде[4], благо, всё необходимое лежало недалеко. Волосы ложились неохотно, предпочитая привычное положение лёгкого хаоса на голове, оставшееся ещё с детства, не столь далёкого, как порой казалось, когда была короткая, взъерошенная причёска, отчего Сенджу было не отличить от мальчишки. По голым ступням пробежал лёгкий ветерок, вызывая мурашки по нежной коже, призывая девушку сосредоточиться на симаде, а не отвлекаться на ненужные воспоминания, чтобы не загубить всю проделанную кропотливую работу. На половине процесса раздался громкий для чуткого слуха Тобирамы звук (возможно, птица не очень удачно приземлилась на крышу)  — и она, испугавшись и дёрнувшись от этого, отпустила собранные пряди, отчего всё развалилось. Девушка фыркнула, раздражённо выпустив воздух сквозь плотно сжатые зубы с тихим свистом, скрывая раздражение и чуть не вырвавшееся ругательство, и расчесала волосы по всей длине, оставив распущенными. Всё равно — в собственном доме сидит, никто не увидит. — Эй, Тобирама! — окликнул Сенджу звонкий мужской голос, недавно ставший более низким и, на придирчивый взгляд Тобирамы, более чарующим из-за бархатистых хрипловатых ноток. — Ещё не замёрзла, сидя без движения на одном месте, Юки-онна[5]? Девушка вскинула опущенную голову — разглядывала выбившийся из общей зелёной массы яркий одуванчик, неизвестно почему решившийся распустить цветок так поздно — и против воли насмешливо улыбнулась. Навстречу, нарочито игнорируя аккуратно выложенную камнем дорожку, босиком по сырой траве, держа в одной руке пару деревянных гэта, спешил улыбчивый парень, почти мужчина. Раз за разом размышляя о том, как они вообще сошлись, Тобирама натыкалась на мысль: «А кто, если не он?» — и больше к щекотливому вопросу старалась не возвращаться слишком часто. Ведь всё равно ответ будет одним и тем же. Наруто за полтора месяца отсутствия и путешествий по японским малоизученным островам в поисках союзников для Конохи постригся и не напоминал больше тот самый пресловутый одуванчик, да и заметно вырос, вымахав в плечах. Теперь уж точно рядом с Узумаки Тобирама будет казаться маленькой, хрупкой и изящной статуэткой изо льда, как та самая «снежная женщина», но с прежним острым язычком, с которого зачастую срывались язвительные речи, от которых даже добряк-Хаширама приседает от удивления, не ожидая такого подвоха от единственной старшей сестрички. — В сказке всё заканчивается не очень-то хорошо, — заметила она, не без помощи галантно протянутой руки парня поднимаясь. Всё оказалось так, как Сенджу и думала: он возвышался над девушкой, превосходя в росте примерно на голову. Но привычная улыбка, демонстрирующая идеальные ровные белые зубы осталась на месте, как и шрамы-отметины на щеках, такие чёткие, будто татуировки, которые все, кому не попадя, сравнивают то с лисьими, то с кошачьими усами. — Идём в дом, — попросил Наруто, опуская гэта на деревянный пол с тихим стуком. — Тсую закончился недавно, ещё довольно прохладно, а ты в одной лёгкой юката, — он укоризненно покачал головой, вмиг становясь серьёзным. — Ты можешь простудиться. Тёмно-красные раскосые глаза посмотрели прямо в небесно-голубые, после чего она отвернулась и вздохнула, потерев красную полосу на подбородке, а потом произнесла, снова садясь: — Я месяц торчала там из-за того, что Хаширама отказался давать мне миссии из-за постоянных дождей. Теперь меня раздражает в этом строении почти всё. Узумаки тихо рассмеялся и сел рядом, а после незаметно перетёк на женские колени, под нежные руки любимой девушки, признавая право на лёгкое бурчание. Он-то сам по дому соскучился, но по Тобираме — больше, так что выбор был мгновенным и в пользу Сенджу, задумчиво перебирающей короткие светлые волосы и сейчас такой безмятежно спокойной. А она глубоко вдыхала влажный воздух полной грудью, размышляя о том, что раньше Наруто был до неприличия похож на тот самый одуванчик, качающейся на стебельке от неожиданно резкого порыва ветра, откинувшего длинные белые пряди волос на безукоризненно ровную спину, выделяясь ярким солнышком на общем фоне. Такой же наглый смутьян, выбивающийся из темноволосых соотечественников светлой шевелюрой, как и она, но более открытый и оптимистичный — Узумаки Наруто. Всё же Наруто был прав: пока прохладно, но так даже лучше, потому что не было ни пыльной дымки, ни дрожания воздуха из-за жары. — Как миссия? — негромко пробормотала она, убирая одну прядку со лба. Наруто тяжко вздохнул, но всё равно начал отвечать, но глаза остались закрытыми, только веки чуть дрогнули, да губы, когда юноша решает увильнуть от описания задания весьма оригинальным образом: — Хаширама решил сделать тебя Второй Хокаге, — девушка замерла, не веря ушам: она и не думала никогда, что брат станет настолько «немощным», что даже отступиться от титула «Тени Огня», уступив сестре. Тобирама была уверена, что собственную гениальность признали все в новой деревне и даже за пределами, ведь она создала столько техник, в том числе и запретных, как, например, Эдо Тенсей, которую она планировала усовершенствовать на случай войны. Войной буквально пахло в воздухе с того самого момента, как на первом сборе Каге Хаширама предложил для баланса деревень поделить всех биджу. А техника Теневого Клонирования (ещё одно изобретение Тобирамы) была успешно освоена Узумаки, который смог использовать даже лучше, чем изобретательница, раскачав до небес. Но брат, ставший Первым Хокаге, был более выдающейся личностью, чем она — один Мокутон чего стоит! Так с чего такое внезапное решение? — Правда, он просил тебе об этом не говорить, — беспечно рассмеялся парень, открывая сияющие от восторга глаза. — Жаль, конечно, что это не я. Эх, а мне так хотелось стать Хокаге, — за это он получил лёгкий щелбан в лоб, не болезненный, но слегка обидный. — Лучше бы ты стал Хокаге в более мирные времена, — отозвалась Сенджу, щурясь: отражённый от небольшой лужицы солнечный луч попал прямо в глаза, мешая наблюдать. — Я люблю Коноху, но не готова возглавить её. Наруто приподнялся на локтях, нежно поцеловав задумавшуюся Тобираму в лоб: — Я приму любое твоё решение, — он расплылся в доброй улыбке, не в силах удержать глубокомысленное выражение лица долго, — если только у тебя есть рамэн, конечно! — Ты ещё такой ребёнок, Узумаки, — хмыкнула Тобирама, глядя вслед унёсшемуся юноше, спешащему навстречу любимому блюду (и что в нём нашёл, это же простая лапша с разными добавками по вкусу). — С виду умный человек, а в душе — ещё тот нелепый одуванчик. «Но всё-таки очаровательный в своей простоте и любимый мной одуванчик».