Правильное решение

Вот уже с четверть часа Сейли старательно убеждала себя, что делает доброе дело. Получалось с переменным успехом – а если честно, то очень плохо. Хотя девочка и понимала, что поступает правильно, чувствовала она себя гадко. "Предательница, предательница!" – будто кто-то кричал ей на ухо противным, издевательским голоском. Сейли сердито тряхнула копной тугих каштановых кудряшек. Мысленный спор с собой так захватил ее, что она даже не обратила внимания на выпавшую из прически заколочку – не до того было. Какие все-таки глупости начинаешь себе придумывать, немного постояв в одиночестве. Предательница, это же надо! А вот ничего подобного, никого она не предавала! Нет и не может быть ничего плохого в том, чтобы помочь тете Мон помириться с Исанн. Ну подумаешь, пришлось немного соврать... Сейли же свою лучшую подружку знала: если она себе что-то в башку вбила, то ее никакими уговорами не переубедишь – разругаешься только. На этот довод совесть чуть успокоилась. Приободрившись, Сейли принялась развивать успех – чтоб уж наверняка избавиться от этого противного чувства вины непонятно за что. Да, она поступила правильно, согласившись помочь Мон. Сама Исанн в жизни бы с ней не заговорила: она почему-то была свято уверена, что Мон хочет зла ее семье. Иногда Сейли подружку решительно не понимала: она что, совсем с ума сошла, чтобы так думать? Как ей вообще могло такое в голову прийти? Ведь еще совсем недавно они были почти семьей: мама Сейли, мама Исанн... и Мон – бездетная, но относившаяся к дочерям подруг, как к любимым племянницам. Разве можно было забыть, как они собирались все вместе – совсем как большая и дружная семья? А их прогулки по Корусканту? А походы в театр не реже чем раз в месяц? Глаза вдруг защипало. Сейли поспешно утерла слезы рукавом – не столько из-за того, что стыдилась их, сколько из-за хлеставшего по лицу промозглого ветра. На улице стремительно холодало – точь-в-точь как воспоминания Сейли становились все темнее и безрадостней. Все было так хорошо, прямо как в сказке... а потом сказка кончилась – внезапно и очень страшно. Два года назад тетя Габриэлла пропала. Не сказав никому ни слова, ушла из дома и не вернулась. Сейли тогда несколько ночей подряд проревела в подушку – а уж что творилось с Исанн, ей даже представлять не хотелось, потому что при одной мысли об этом становилось плохо. Подруга больше месяца привидение напоминала: молчаливая и понурая, она, казалось, все делала по инерции – ходила, ела, разговаривала, учила уроки... классная дама даже хотела ее к школьному психологу записать, но господин Айсард категорически запретил. Сказал, что от психологов больше вреда, чем пользы, а девочке просто нужно время, чтобы оправиться. Она и оправилась. Отживела понемногу, снова стала напоминать себя прежнюю... но увы – именно напоминать. В Исанн что-то изменилось, причем в худшую сторону. Ее всегдашние ершистость и воинственность превратились в... порой Сейли казалось, что в самую настоящую злобу. Ее до сих пор передергивало от воспоминания о том, как подруга планомерно и упорно изводила одну из одноклассниц, Миру. Да, та девчонка, конечно, мерзко поступила – незачем было подначивать Исанн, говоря гадости про ее семью, – но с местью вышел явный перебор. Исанн ей просто житья не давала: натравливала на нее весь класс, мучила ядовитыми издевками, постоянно провоцировала на драку, а потом изображала перед учителями невинную жертву... это было гадко. А Исанн говорила, что справедливо. В классе изменившуюся Исанн уважали и побаивались, но в глубине души терпеть не могли. Девчонки долго увивались вокруг нее стайками верных приспешниц – а как поползли эти слухи о том, что господина Айсарда могут скоро арестовать, тут же накинулись на бывшую "хозяйку", будто злобные гарпии. Кто-то мог сказать, что и поделом. Но Сейли ее никогда не предаст и не бросит! Потому что дружба – это святое. Потому что друзей надо защищать, как Исанн защищала ее, когда была "в силе". А еще друзьям надо помогать, даже если они сами этого не хотят. Мон сказала, что хочет помочь Исанн. Что понимает, как ей тяжело, как ей нужна поддержка... что здесь может быть плохого? Сейли бросила взгляд через плечо – позади, в блеске неоновых огней и пестрых рекламных голограмм, возвышалось кафе "Звезда". Раньше, в хорошие времена, девочки часто ходили сюда с матерями и тетей Мон: здесь всегда играла живая музыка, и подавали вкуснейшие в галактике пирожные со сливками и карамелью. Наверное, именно поэтому Мон его и выбрала: может быть, приятные воспоминания сделают Исанн чуть покладистее и спокойнее. Сейли очень хотелось, чтобы это оказалось правдой. Ей уже порядком надоело, что подруга замечает в людях только плохое и во всех обидчиков видит. – Привет. Ты что, спишь на ходу? Сейли едва не подскочила от неожиданности: видимо, она так увлеченно рассматривала кафе, завороженная одновременно своими размышлениями и яркими голографическими картинками на рекламных стендах, что в упор не заметила подошедшую Исанн. – Уснешь тут! Я тебя уже час на холоде жду. Замерзла, между прочим, – Сейли выразительно потерла предплечья, за время ожидания сплошь покрывшиеся мурашками. – Подождала бы внутри, – Исанн раскаиваться явно не собиралась. – Я из дома долго выбиралась: если бы поймали, вообще не получилось бы прийти. – Тебя что, под домашний арест посадили? – у Сейли округлились глаза: если бы ее так наказали, у нее бы не хватило духу не подчиниться. – А тебе не влетит за то, что сбежала? Исанн хитро улыбнулась: – Не влетит, если папа не узнает. А он не узнает: гувернантка никогда ему не признается, что позволила мне улизнуть. Это же будет означать, что она за мной не уследила. Девочка провела рукой по лицу, убирая упавшие на глаза пряди волос. Поймав на себе пристальный взгляд Сейли, удивленно спросила: – Что ты там такое увидела? Не уверенная, как потактичнее сказать, Сейли просто коснулась щеки кончиками пальцев – примерно на том месте, где у Исанн наливался багровым синяк. – Это... он тебя так, да? За что? – тихонько прошептала она. Сердце защемило от жалости: вот если бы тетя Габриэлла не пропала, Арманд Айсард наверняка не позволил бы себе так обращаться с дочерью! "Может, Исанн из-за него так озлобилась. Все-таки ее папаша – жутковатый тип". Совершенно не вовремя вспомнились слухи, ходившие про исчезновение Габриэллы Айсард. Мол, это родной муж ее так... "Ну нет, это уже слишком! – одернула себя Сейли. – Господин Айсард, конечно, строгий и суровый, но не чудовище какое-то. И тетя Габриэлла с ним счастлива была. Наверное..." Исанн неожиданно нахмурилась: – Не понимаю, о чем это ты, – она торопливо склонила голову так, чтобы волосы хотя бы немного прикрыли левую часть лица. – И вообще, кто-то тут замерзал. Так пойдем! Схватив подругу под руку, Исанн поспешила ко входу в кафе. Сейли только и оставалось, что пытаться не отставать – а то со стороны могло показаться, что она волочится за спутницей, как собачка на поводке. На душе у нее снова заскребли фелинксы: а если не получится? Если Исанн, увидев Мон, разозлится и уйдет, а потом еще и на Сейли обиду затаит? Во всяком случае, пока не было похоже, чтобы знакомая обстановка и приятные воспоминания хорошо на нее влияли. * * * Мон отстраненно постукивала пальцем по столешнице. Время от времени она забывалась, теряя контроль за жестикуляцией, и тогда кончик ухоженного ноготка принимался выписывать по белоснежной скатерти невидимые узоры – то плавные и округлые, то резкие и рваные, в зависимости от течения мыслей. Вокруг звучала легкая ненавязчивая музыка; мимо проходили богато одетые, степенные посетители кафе: в основном респектабельные дамы с детьми, но попадались и влюбленные парочки, и компании молодежи – обычно девушек лет от пятнадцати до двадцати на вид. Беспечная, праздная публика. Коротая время, Мон волей-неволей прислушивалась к их разговорам – и слышала, в принципе, именно то, что ожидала услышать: политику если и обсуждали, то между делом, отводя ей место перед очередным любовником мадам N, но после новых коллекций от модных кутюрье. Будто ничего и не изменилось с тех пор, как Мон приходила сюда удовольствия ради. Будто галактика не стояла на пороге новой гражданской войны. Сенатор улыбнулась уголками аккуратно подкрашенных губ. Судя по ее опыту общения с благонравными домохозяйками, внешнего мира для них попросту не существует: любая новость, которая выбивается из их уютной действительности, либо отторгается, либо воспринимается очень... остро. Дамы подобного рода пугливы и доверчивы, словно дети... чем вполне можно воспользоваться в своих целях. Так она и поступила однажды. Так она собирается поступить снова – только с еще более наивным человечком. Не без зазрений совести, конечно: нет повода для гордости в том, чтобы обвести вокруг пальца доверчивое создание... но порой ситуация вынуждает. Как сейчас. Она поднесла к губам фарфоровую чашку, наполненную ароматным кафом. Подержала так некоторое время, наслаждаясь теплом и запахом, приятно щекочущем ноздри... и размышляя. Мысли ее преследовали достаточно мрачные, хотя со стороны женщина казалась настоящим олицетворением покоя – куда там мастерам-джедаям. Что она собирается сделать? Если верить Роланду Артемиусу, попросившему ее об услуге, то вытянуть из маленькой девочки свидетельства против ее отца. Любую мелочь – упоминания о ссорах между родителями, случаях домашнего насилия... суть не в том, что малышка скажет ей, а в том, что передаст отцу. Человек есть человек, даже такой, как Арманд Айсард – а постоянные напоминания об убийстве жены изрядно расшатывают нервы. Еще больше выводят из душевного равновесия предположения о том, что именно известно врагу, как далеко он может зайти... как намерен воспользоваться ребенком, к которому уже подступился. Нервный противник – рассеянный противник. Рассеянный противник – слабый противник. А им сейчас требуется любое преимущество, пусть даже дающее фору в несколько минут. Казалось бы, все правильно. Вот только Мон была далека от того, чтобы считать мотивы Артемиуса кристально-чистыми. Старый змей всегда был себе на уме, склонностью к альтруизму не страдал и очень любил свой Департамент юстиции... который наверняка потеряет, если – а вернее, когда – начнется гражданская война. Корускант неизбежно окажется в руках проканцлерской хунты, и тогда никто не даст за жизнь сторонника Делегации ломаной кредитки. Если только он не намеревается заключить, так сказать, сепаратный мир. Что для этого нужно? Да всего лишь согласиться жить под новой властью и дорого продаться кому-нибудь из видных ее представителей. Что потребуется окружению Палпатина, когда оно пресловутой властью станет? Компромат друг на друга – а уж этого добра у Артемиуса хватало в избытке. Так не помогает ли Мон сейчас своему "союзнику" набить себе цену в глазах... скажем, Сейта Пестажа? Или Уилхуффа Таркина? Бейл бы сказал, что у нее паранойя. Но она сердцем – женской интуицией, если угодно, – чувствовала, что не так уж невероятна эта версия... "С Артемиусом нужно постоянно держать ухо востро, – резюмировала Мон, неспешно потягивая каф. – Эх, как же порой не хватает собственного ССБ..." – А тут все так же здорово, правда? Даже группа играет та же, что и два года назад! Знакомый детский голосок прозвучал совсем рядом, легко угадываясь сквозь негромкую музыку и обрывки чужих разговоров. Сейли Маннэа целеустремленно шла к ее столику, не забывая вертеть головой по сторонам и без умолку трещать со своей подружкой – черноволосой девочкой, слишком высокой и слишком строго одетой для своих одиннадцати. У этого ребенка и выражение лица было, более присущее взрослым: казалось, она изо всех сил пытается проникнуться беззаботным настроением окружающих, но получается у нее не слишком хорошо. Мон снова прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Все-таки общаться с этим озлобленным и недоверчивым волчонком будет куда труднее, чем с открытой и дружелюбной малышкой, которой Исанн когда-то была. Голоса девочек звучали все громче. Теперь Мон могла даже расслышать их шаги. До того, как они сядут за столик, оставалось... – Вы?! Что вы здесь делаете? ... всего ничего. Мон обернулась на голос – и тут же на ее губах расцвела самая теплая и обворожительная улыбка из всех, что имелись в богатом арсенале сенатора. – Рада тебя видеть, Исанн. А здороваться так со взрослыми неприлично, милая...