Ворон ворону глаз не выклюет

      Отрывок из потрёпанного журнала.       Запись № 1:       «...говорил: “Нет более жалкого зрелища, чем герой, о подвиге которого никто не узнает”, но я не ради признания копаюсь в выгребной яме, называемой Древними. Я сам дал им такое название. Увы, люди даже не подозревают, что за чудовища скрываются в наших тенях. Я один на этой войне: если кому расскажу о своей миссии — заклеймят беззаконником и потащат на костёр, поэтому все кровью добытые знания могу доверить лишь бумаге.       Надеюсь, что в будущем по проторённой мной тропе пойдут десятки, сотни и тысячи таких, как я. Поэтому моя задача — разузнать все слабости Древних. Среди них особенно опасен тот, который скоро пробудится в тюрьме под Дарнеллом...»       Угол листа обгорел.

***

      Рыжие пряди смешались с незабудками, обрамляя обескровленное девичье лицо. Будь увиденное лишь картиной, София, может, даже выкупила бы её. К сожалению, в реальности всё впечатление портили вывернутые края пореза на шее. Девушка была так похожа на Софию — легко обмануться и представить, как она сама лежит среди цветов, истёкшая кровью. От чересчур живо увиденной сцены рука потянулась к горлу.       — Мисс Тарнетт? — окликнул Виктор. София вздрогнула и прогнала невесёлые образы прочь из головы. Пока рядом её Хранитель, можно не беспокоиться за свою жизнь. — Вы закончили? Тело заворачивать в саван?       — Да… да, — София отвела взгляд от девушки и дописала последние строки в записной книжке. На цветочной клумбе, прямо у её ног, голова к голове лежали одиннадцать человек; завёрнутые в серые саваны, они походили на лепестки цветка, который распустился вокруг статуи Поющей девы. Увы, сегодня крылатая Дева-защитница не смогла никого уберечь. В том, что местные стали жертвами ритуала, сомнений нет: беззаконники оставили издёвку — намалевали на щите Девы глаз, обвитый щупальцами. Не в первый раз доводилось встречать и символ, и опустошённые деревни. Левиафаны, точно они. Но так далеко от севера, да рядом с крупными городами? Что-то новенькое.       Трое добровольцев из соседней деревни замотали тело селянки в покрывало, стараясь не касаться оголённых участков кожи. Боялись схлопотать себе на голову проклятье, шептались между собой: «Неужели дух Дикой Кэйшес вызывали?» Невежественные заблуждения, но София могла их понять — это она по роду службы успела насмотреться на всевозможные нарушения Непреложных законов, от которых волосы встают дыбом. Простой народ не готов к подобным зрелищам.       Виктор закончил обход деревни, его отчёт был краток: «Я насчитал двадцать шесть домов. Заглянул в окна — следов разбоя не заметил. Во дворах нет ни скотины, ни лошадей, ни птиц». Рука Софии замерла, так и не дополнив записи. На столько домов всего одиннадцать жертв! И ведь куда ни глянь, всюду остались следы былой жизни: табличка у входа в паб зазывает попробовать свиные рёбрышки, на верёвках висит ещё влажное бельё, у пруда валяются удочки, а у колодца — вёдра. Жители исчезли, как по щелчку, оставив после себя несколько тел на клумбе. А если следом начнут вымирать целые города?..       Плеча Софии коснулась ладонь. Виктор привлёк её внимание к миссис Каннар — та приблизилась со склонённой головой, теребя край рабочей блузы. Рядом маячил юноша с потерянным лицом, её сын. Последние жители деревушки Форменн, на их зов о помощи София откликнулась сегодня утром.       — Леди Тарнетт, я, дура старая, так и не поблагодарила за всё сделанное для нас, и… и для них, — миссис Каннар старалась не смотреть в сторону Поющей девы. Занесённое над головой каменное копьё бросало зловещую тень на трупы, лежащие у постамента статуи. — Но прошу, позвольте отвезти мёртвых в крематорий! Мы с сыном развеяли бы прах над Луковым полем, как делали наши предки. Этой традиции много лет, понимаете? А тут всё в осквернённую землю уйдёт, с грязью смешается. Нехорошо, неправильно как-то.       — Прекрасно вас понимаю, — София взяла руки женщины в свои. — В любой другой ситуации я сразу организовала бы перевозку, но сами видите: эти люди — жертвы беззаконного ритуала. Мы должны — нет, обязаны — как можно скорее упокоить их души, пока они не обратились в чёрта или во что похуже. Всё ещё уверены в своей просьбе? Готовы взять на себя подобную ответственность?       Возражения стихли. Для погребального костра на одиннадцать человек требовалось много, очень много древесины. Виктор вместе с помощниками опустошал поленницы, его тёмно-синий мундир мелькал то у одного двора, то у другого. Косые взгляды людей преследовали его даже здесь, так далеко от враждебного севера. Слишком уж грозно Хранитель выглядел: высок настолько, что в толпе всегда смотрел на других сверху вниз, широк в плечах и суров лицом, в любой момент он был готов выстрелить из револьвера и отбить атаку мечом. София единственная, кто мог рядом с ним чувствовать себя в безопасности, и то у неё нет-нет, да мурашки пробегут.       — Миссис Каннар, постарайтесь вспомнить: в последние дни Форменн посещали незнакомцы? — София отвлеклась на записи. Чем больше информации она соберёт, тем больше шансов спасти другие поселения.       — Заезжала одна, — сын селянки впервые подал голос. — Городская, ухоженная, — сказал он с придыханием. — Часто заглядывала в паб, да при деньгах всегда. Умела развлекаться.       — Да, была такая, — миссис Каннар вздохнула и промокнула платком опухшие от слёз глаза. — Звалась Ириной Саттфорд. Всё мужичьё местное с ума свела: руки холёные, лицом смазливая, наши бабы грозились ей всю гриву златовласую повыдёргивать.       — И как, успешно? — София добавила к записям несколько пометок. Ирина Саттфорд. Видимо, новый «пастух». Хоть какая-то зацепка, стоит передать её полиции — пусть ищут.       — Не знаю. Сестрица моя тоже горела желанием, но однажды её как подменили: целый день заливала в уши, какая расчудесная из Ирины вышла подружка. А потом… настойчиво предлагала с ней встретиться. Выходит, эта городская беду накликала? Подумать только, не отправься мы с сыном в Дарнелл за рыбой, сейчас тоже лежали бы… там… — морщины на лице миссис Каннар углубились, она вновь промокнула глаза платком. Лежала ли её сестра подле Поющей девы? Сбежала ли за своим «пастухом»?       Юноша обнял мать и погладил её дрожащие плечи. Миссия Софии как приближённой Квадранты — искоренять беззаконие, а не прощаться с мёртвыми, но она не могла бросить выживших наедине с их бедой. Вспыхнули погребальные костры, кремировать тела пришлось прямо там, на клумбе, отдав голодному пламени и статую Девы-защитницы. Треск горящего дерева всегда пробуждал воспоминания о прощании с матерью, а следом за ними и щемящую тоску. Как давно это было… Глубокий вдох, и София запела Песнь последних слов: под звуки её голоса огонь освободил души от мёртвой плоти, как того требовали Непреложные законы.       Одинокие фигуры селян жались друг к другу на фоне костра, потерянные и беззащитные. «Пастух» может вернуться за ними. София уже всё распланировала: в дилижансе хватит места для ещё двоих пассажиров, она отвезёт их в Дарнелл, где за ними присмотрят квадрианские адепты — но стоило открыть рот, чтобы озвучить свою идею, как в глазах помутнело. Миссис Каннар что-то говорила, её губы двигались, но голос прозвучал совсем иной. На ухо Софии шептала давно погибшая мать: «Молчи, милая, молчи. Тайны этой деревни сгорят вместе с её жителями». Мгновением позже уши резанул вскрик:       — Ох, леди Тарнетт, у вас кровь!       София отрешённо провела пальцем под носом, на коже и правда остался смазанный след. Кажется… кажется, она собиралась уезжать? Визит в Форменн слишком затянулся. Она приложила к носу платок, затылком ощущая взгляд Виктора. Как только они останутся наедине, тот опять заведёт любимое: «Вам необходима помощь, мисс Тарнетт. Давайте обратимся к другим приближённым, мисс Тарнетт. С вами же явно случилось дурное, мисс Тарнетт». Чересчур много шума из-за пустяков.       Прощание с миссис Каннар и её сыном вышло скомканным. Пока София брела по грязевой дороже к дилижансу, её терзала мысль, что она упустила важную деталь — но какую? Они с Виктором собрали всю доступную информацию, тела кремированы, а те двое… те двое… София потёрла ладонями лицо. Всему виной недосып. За круглосуточной службой Квадранте порой забывалось, что она обычный человек.       — Ваши волосы растрепались, — Виктор поправил вьющуюся прядь. Ощутив после его прикосновения нечто странное за ухом, София нащупала стебель с крошечными бутонами. — Я заметил, как вы любовались цветами. Приятное разнообразие после заснеженных гор, да?       София выдавила из себя улыбку. Лучше Виктору не знать о мрачных образах в её голове, связанных с незабудками. Расстроится, ещё и кровь из носа припомнит — нет уж. Скрывшись в дилижансе от моросящего дождя, София решила поискать старые записи о других поселениях, тоже опустошённых Левиафанами. Незабудку она заложила между страницами — и подарок сохранила, и в волосах ничего нет.       — Не думал, что когда-нибудь увижу Форменн в таком состоянии, — послышался вздох Виктора. Дилижанс качнулся и вскоре оставил опустевшую деревушку далеко позади.       — Неужели вы бывали здесь раньше?       — Когда я учился в хранительской крепости, что выше по реке… — Виктор стушевался, но, подумав, всё-таки продолжил: — Несколько раз я сбегал с друзьями в Форменн. Учёба была несладкой, иногда хотелось глотнуть свободы. Местные всегда тепло принимали нас и не задавали лишних вопросов. А теперь радушие их и сгубило.       — Вспомните поселения горцев у Глотки Предтечей. Они не были рады чужакам, но осторожность их не спасла.       Колёса дилижанса увязали в грязи старого тракта, кучер покрикивал на лошадей, но это помогало мало. Утром Виктор советовал плыть на пароме, но миссис Каннар со своей бедой спутала все планы. Путь до Дарнелла казался бесконечным, и каждый почтовый столб София встречала с радостью — они напоминали, что осталось потерпеть ещё немного. Лес за окнами сменился на предгорье, а предгорье — на тонкую полосу набережной. Жаль, уже конец лета, иначе София точно разочек помочила бы в прибое ноги. Последней мыслью она поделилась со своим Хранителем. Зря, как оказалось.       — В море сбрасывают отходы с местных фабрик. Здесь никто никогда не купался.       — Умеете вы испортить весь настрой, Раймонд. Откуда такие познания? Жили когда-то в Дарнелле?       — Давно и недолго, — редко удавалось вытянуть из Виктора хоть слово о его прошлом до Хранителей. Вечно он отмахивался: «Не могу припомнить, мисс Тарнетт», словно этого прошлого у него и не было.       Не одну Софию тянуло к морю. Только-только дилижанс выехал из оврага, как вдалеке она разглядела наряженную толпу: люди водили хороводы, легкомысленно плясали вместе с волнами и чайками, гуляя, как в последний раз. Любопытно! И даже немного завидно. Все «развлечения» Софии — это просвещение народа, дознавание и казни беззаконников. Чуйка подсказывала, что стоит присмотреться и к этим странным людям на побережье.       София остановила дилижанс, но ладонь Виктора легла на ручку двери раньше, не позволив её коснуться.       — Плохая идея, — он с лёгкостью разгадал, от чего зажёгся взгляд Софии. — Я в хранительском мундире, они поймут, кем вы являетесь. Сегодня не лучший день, чтобы связываться с перевозбуждённой толпой.       — Да бросьте, не одни приближённые нанимают Хранителей. Может, вам заплатил богатый папенька, который переживает за безопасность своей дочери. Ну как, я смахиваю на избалованную аристократку? — София спародировала собирательный образ и кинула на Виктора томный высокомерный взгляд.       — Так вы похожи на чудачку, — вместо улыбки тот прищурил глаза, голубые, как незабудки, цветущие вокруг Поющей девы.       — Обидно слышать, я ведь очень старалась. Главное — держите наготове револьвер, — хватит дурачеств, всё-таки Хранитель в подчинении у Софии, а не наоборот. — Вы защищали меня от опасностей куда серьёзнее, чем десяток гуляк. Вдруг они видели сбежавших жителей Форменна, или что-нибудь о них слышали?       Виктор больше не перечил, но и просто так свою хранимую не отпустил: поправил капюшон — её лицо мелькало в газетах — и заколол фибулу, чтобы дорожный плащ скрыл повязанное на шее галстук-боло, Дар Квадранты.       — Теперь мы готовы, маменька?       — Ведите.       Не медля ни секунды, София вылетела из опостылевшего дилижанса. Стоило подойти ближе к толпе, как она поняла, к чему все хороводы — это степняки гуляли свадьбу. Скорее всего, из городских, которые не побоялись следовать обычаям предков. Скрыв лица за масками, разодетые в красочные рубахи и платья, они горланили песни и кричали в небо, зазывая Всевидящего хана обратить своё солнечное око на жениха и невесту. Чужаков они встретили радушно, хоть и не без опаски. Жрица в нежно-зелёном балахоне вышла из толпы и распахнула обмотанные лентами руки:       — Гости, гости! — из-за лисьей маски её голос звучал гулко. — Зачем вы к нам пришли, гости? Неужели из праздного любопытства?       — Я пишу очерки о малых народах нашей империи: хочу показать, что они не так страшны, как многие думают. Если не помешаю, то я бы за вами немного понаблюдала, — с улыбкой ответила София, почти не соврав. Квадрианству давно следовало пересмотреть взгляды на традиции своих соседей, в которых остались одни слова да атрибуты, не более — но сейчас могли покарать и за такое.       Ответ степняков устроил. Чем больше народу — тем лучше празднество, но женщина-лиса заставила гостей нацепить маски: «Пока союз сердец не принят Великими ханами, мы все должны носить их, чтобы защититься от сглаза». София обменялась взглядами с Виктором. Тот ждал её вердикта, а она — реакцию Дара Квадранты. Зажим боло на её шее остался холодным, а значит, можно было немного подыграть.       Жрица отбила колотушкой в бубен размеренный ритм. Голоса смолкли. Пришло время таинства. Молодые рука об руку вошли в море по пояс, ярко-алый подол платья невесты расплылся в воде подобно кровавому пятну. Гулкие звуки подчинили себе всё вокруг: стая чаек молча кружила в небе, водя над гостями собственный хоровод; волны прибывали в такт ударам, омывая юную пару; степняки вторили жрице хлопками. София поддалась всеобщему трансу: чувствовала, когда надо хлопнуть, когда топнуть, когда закричать во всё горло, приветствуя новобрачных, когда те окунулись в притихшие солёные воды.       Посыпались разухабистые крики, улюлюканья и поздравления. Степняки бросали на гальку маски и подставляли ладони под глиняные кувшины, чтобы омыть лица молоком. Как пояснила жрица-лиса: «Если среди нас оказался человек, охваченный злым духом или злыми помыслами, первородные соки помогут разоблачить его». Уж кто-кто, а София могла бы подискутировать на тему, как надёжнее всего вычислять одержимых людей, но сейчас не то время и не та публика для подобных разговоров. Вместо этого она послушно протянула руки и сложила ладони в чашу. Молоко налили непростое: чувствовался пряный аромат трав.       Сознание померкло. Перед глазами встала не раз виденная в реальности и во снах картина: полярное сияние, объявшее беззвёздное небо от горизонта до горизонта. Приступ прошёл так же внезапно, как и явился. Молоко в руках Софии вдруг образовало комочки, плавающие в мутной желтоватой жидкости. Вскрикнув от неожиданности, она развела ладони; вонючие сгустки упали на гальку и прямо на глазах покрылись плесенью. Следом на них закапала кровь, София прижала к носу ладонь.       Жрица вздрогнула и отступила на шаг. Пока окружающие не поняли, что произошло, Виктор утянул Софию себе за спину и выхватил револьвер. Степняки медленно приближались, храня полное молчание — а взгляды у всех были злые, страшные.       — Уходи, — тихо произнесла жрица и тут же повысила голос: — Уходи!       Толпа вторила ей: «Убирайся», «Изыди», «Проваливай». Раздался щелчок, Виктор взвёл курок револьвера. Со всеми, кто покушается на хранимую, у него был разговор короткий. Только этого не хватало! София положила руку на его предплечье, шаг за шагом уводя прочь от беснующихся степняков. Те не пытались их преследовать, хотя кто знал, что случилось бы, не окажись у Хранителя пистолета в руке и палаша в ножнах.       — Заявим на них? — вместо оружия Виктор достал платок и бережно вытер ладони Софии от остатков молока.       — Думаю, это была злая шутка, — пробормотала София. В ушах стоял гул, из-за него никак не получалось сосредоточиться. — Скорее всего, они поняли, что я приближённая Квадранты.       — Нет. Дело не в этом! У вас случился приступ. Опять. Это не болезнь и не переутомление, сами понимаете. Молоко, оно же…       — Скисло неспроста? — сухо закончила София. — Что вы хотите сказать, Раймонд? Что я одержима? Это невозможно, пока на мне Дар Квадранты. Если уверены, что омовение молоком — ведовской ритуал, раз он имел силу, то давайте вернёмся и вместо свадьбы устроим суд!       — Нет, — с заминкой ответил Виктор, всё ещё держа ладони Софии в своих руках. — Но ваши приступы нельзя игнорировать. Мисс Тарнетт, вам наверняка можно помочь, но вы совершенно ничего не делаете для этого.       — Раймонд, не забивайте голову. Ваша задача — защищать моё тело от посягательств извне. Об остальном я позабочусь сама.       Всё, что мог сделать Виктор — это подчиниться. Как и всегда.       Вскоре грязь под колёсами дилижанса сменилась на мощёные дороги Дарнелла — города, затерянного в прошлых десятилетиях. Тесные улочки освещали старомодные газовые фонари, броские плакаты заменяли скандирующих рекламу мехатронов, а в небе вместо дирижаблей летали стаи птиц. Дымили пароходы, дымили трубы заводов и фабрик, речные каналы испещрили город, подобно артериям, по которым текла мутно-зелёная вода. В этом было своё очарование. Всё казалось интересным после однообразия гор и снежных пустошей — слишком долго София просидела в самой глуши, у Глотки Предтечей. Жаль, что поездка прошла впустую. Донести до горцев из Асныра-Кым важность Непреложных законов, которые они нарушали шаманскими обрядами и дружбой с духами предков, ей пока не удалось. Крепкие орешки, другие приближённые разбили бы их молотами, но София хотела доказать, что можно иначе.       Дилижанс тряхнуло, когда он остановился напротив резиденции. Квадранта, запечатлённая в граните, первой встречала гостей у ворот: Пепельная судия преклонила колени, прижимая к груди горшочек с прахом; позади неё плечом к плечу стояли Духовный и Мудрая, готовые вместе нести просвещение людям и открывать тайны мироустройства. Над всеми возвышался Пламенный судия в панцирном нагруднике, в руках он держал меч и факел — универсальное оружие против всех, кто нарушает Законы. Четыре безликие сущности единого целого, которым София посвятила свою жизнь.       Виктор взял в обе руки чемоданы, показывая готовность идти за Софией хоть на дно морское. Он был прямо как здание резиденции: монументальный, потрёпанный временем и жизнью, но готовый выстоять века. Красная лента, как замена квадрианских флагов, украшала его шею декоративным узлом. Улыбчивая служанка проводила их в особняк, рассыпаясь в любезностях, на её воротничке золотились вышитые ромбы. Ромбы на коврах, ромбы на дверях, ромбы на стенах — София успела позабыть, как ей опротивел этот символ за годы служения Квадранте. Едва переступив порог комнат, выделенных для неё на третьем этаже, Виктор принялся совать нос в каждый угол — вот же неисправимый перестраховщик! В резиденции полно прислуги и других Хранителей, лучше бы он воспользовался шансом отдохнуть от своей извечной роли защитника.       — Видеть рядом ваше лицо и день и ночь доставляет мне несказанное удовольствие, но юной леди иногда необходимо побыть наедине с собой, — София подталкивала его к выходу. — Хоть здесь-то я могу себе это позволить!       — Если вновь станет худо… — едва успел вставить Виктор, прежде чем за ним закрылась дверь.       Да здравствует долгожданное одиночество. К вечернему сбору София готовилась со всей тщательностью: волосы заплела в косу вокруг головы, дорожное платье сменила на алую судейскую мантию, надела на мизинец колечко с жемчужиной — единственную память о матери. Финальным штрихом она затянула под горлом Дар Квадранты. Слова Виктора всё ещё крутились в её мыслях. Путешествуя по Синему Хребту, София списывала кровь из носа и головные боли на горную болезнь, но почему сейчас ей становилось хуже? Неужели беззаконники навели порчу?       «Разве предназначение Даров как раз не в том, чтобы ограждать от ведовства? — София потянула боло за плетёный шнурок и посмотрела на рубин в золотой оправе. При свете ламп внутри камня различались жилки, они напоминали кровеносные сосуды. — Могла ли случиться осечка?..»       Возможно, ей не помешало бы заглянуть к лекарям, но когда-нибудь потом. Перед Софией стояли задачи поважнее собственного здоровья, одна из них на сегодня: сойтись в смертном бою с другими приближёнными. Её ждали люди разных возрастов и народностей, с противоположными характерами и взглядами на жизнь. Споры, крики, игнорирование чужого мнения — вот их обычное оружие. Оставалось надеяться, что на этот раз её коготки окажутся достаточно остры, чтобы пробить их шкуры.       За дверью прозвенел колокольчик, то прислуга созывала всех в столовую. Пора. София решительно вошла в зал, где уже собрались её коллеги, и в глазах зарябило от судейских мантий: красные, голубые, серые и зелёные, под цвет каждого из Квадранты. Позади приближённых замерли тени в тёмно-синих мундирах, а между ними мелькали белые фартуки служанок, следящих, чтобы не пустели бокалы и тарелки. Так много шума и суеты! Не успела София пригубить вина для храбрости, как в столовую ворвался запыхавшийся человек в зелёной мантии — Берислав из Катища.       — Внимание на меня! Успеете потом набить животы, — прикрикнул он, встав во главе стола. — Сегодня пришла новость: украден очередной Дар. Как вы могли заметить, мы потеряли леди Эшартт. За последние пять лет это тринадцатый случай. Тринадцатый! Есть все основания предполагать, что против нас действует некая организация. Сэр Тарнетт успел приехать? Нет? Жаль, я хотел услышать его мнение на этот счёт.       Очередной сбор, который начинается со скверных новостей. София с грустью обвела взглядом пустующие стулья: изначально приближённых было ровно сорок — по десять человек от каждого из четырёх Судий. На сегодняшний день осталось всего двадцать три. Нет Дара — нет приближённого. Традиция. Закон. Но что случится, если не останется ни одного?       — Боюсь, нам придётся пойти на крайние меры, — продолжил Берислав, когда утихли встревоженные шепотки. — Император не одобрил запрос на усиленную охрану от Хранителей. Остаётся молиться, чтобы не отозвали тех, кто при нас сейчас. Я считаю, что нам следует переждать ненастье в столице, там есть все условия. Никаких поездок. Никакого паломничества. Затворничество.       Начался гвалт: люди наперебой осуждали и обсуждали предложение Берислава, предлагали свои варианты, другие их тут же критиковали. София вздохнула. Непреложные законы объясняли происходящие в мире процессы, давали ответы на все вопросы, главное — их правильно задать. Софии нравилось задавать вопросы, как и остальным приближённым. То немногое, что их объединяло. Вот только Законы… не помогали определиться с бюджетом на год. Не могли уговорить императора Арчибальда IV расширить круг полномочий. Не возвращали украденные Дары. Из-за этого сборы никогда не проходили гладко.       София встала, едва касаясь пальцами столешницы. Споры стихли, приближённые обратили на неё взгляды. Как же хотелось оглянуться на Виктора, чтобы тот кивнул, или подмигнул, или улыбнулся — ладно, хотя бы прищурился, — лишь бы дал знать, что поддерживает её.       — Но что насчёт горцев с Синего Хребта? Мы не можем бросить работу с ними. Я не могу.       Берислав посмотрел на неё с бесконечной усталостью на лице и покачал головой. Каждый сбор добавлял в его аккуратную бороду всё больше седины. Ему, рождённому под степным солнцем, роль лидера приближённых давалась особенно тяжело.       — Мы уязвимы как никогда, не лучшее время для поездок в логово беззаконников.       — Я провела среди них три месяца, и у меня получилось наладить контакт. Самый трудный шаг сделан! Если мы ослабим давление, то вся работа пойдёт насмарку.       — Прекрасно понимаю важность вашей миссии. Осознаю, насколько опасны беззаконники без малейшего контроля. Но вдумайтесь: несколько столетий число приближённых практически не менялось, а тут за пять лет сократилось вдвое. Это катастрофа, леди Тарнетт. Катастрофа!       Не так София хотела начать разговор о Левиафанах, совсем не так. Но она должна предъявить нечто серьёзное, крайне опасное, тогда у приближённых не получится засунуть голову в песок.       — Дело не только в горцах. По словам одного из шаманов, в Глотке Предтечей стоит «Город-на-костях», куда стекаются люди со всех концов империи и почитают некое «божество», — София окинула слушателей быстрым взглядом. — Он утверждал, что чужаки разорили уже семь поселений. Горцы надеются — надеются, понимаете! — на нашу помощь. Если мы отвернёмся от них, то они никогда больше не пойдут нам навстречу.       — К чему эти истории, леди Тарнетт? — поморщился Роберт Сегрейв, перебирая чётки. Вечно он теребил что-нибудь, будто ощупывал каждое услышанное слово и отделял зёрна от плевел. — Дикари всегда враждуют между собой, теперь они захотели нашими руками решить свои проблемы?       Внезапно вместо одного Сегрейва появилось два. Нет… только не сейчас! София закашляла и согнулась над столом.       — С вами всё хорошо, леди Тарнетт? — Берислав склонил голову к плечу и с беспокойством пригляделся к Софии. Его изумрудная мантия приближённого Духовного судии окрасилась в лиловый, с разноцветными переливами.       — Да. Простите. Простуда, — София с трудом расслышала вопрос сквозь нарастающий в ушах гул. Вино в бокале казалось чёрным, как беззвёздное небо, по которому расплывалось радужное сияние, словно подол той невесты-степнячки. Сквозь гул различался голос. Глубокий. Подавляющий. Одновременно родной и близкий, как голос матери. Пугающий и оглушающий, как вой ветра на горной вершине.       — Это не просто дикари — они могут быть связаны с Левиафанами, — заявила София чужеродным для себя тоном. Приближённые зашептались: о Левиафанах многие были наслышаны, но как о разбойничьей ватаге, которая трепала северные границы империи. — Судя по увиденному мной, Левиафаны и есть те самые верующие в «божество из города на костях», которое они зовут Скорбящим палачом.       Хотелось рассказать о деревне Форменн, о том, что опасность подобралась куда ближе, чем все могли себе представить, но — маленький червячок, засевший в голове, ещё глубже пролез в её мысли. Переменчивый голос шелестел над ухом: «Молчи. Молчи. Об этом им знать рано». Пальцы сковала дрожь. Вряд ли кто-то, кроме Виктора, уловил изменения. «Пускай. Слово Хранителя ничего не значит». Она знала, что должна делать. «Ты сделаешь это. Сделаешь». Она обязана. Обязана.       — В любой момент ситуация с Левиафанами может выйти из-под контроля. Тогда повторится бойня, устроенная Дикой Кэйшес, но в гораздо больших масштабах! Если хотите прямых доказательств, то пусть кто-нибудь из вас отправится со мной к Глотке Предтечей, увидит и услышит всё сам.       Самый лучший вариант. Если бы хоть кто-то… хотя бы один… для начала сошёл бы даже один… Голос нашёптывал: «Прежде чем убить кита, его следует измотать. Мы нанесли гарпуном первый удар». София бездумно опустошила бокал вина, не чувствуя его вкуса. Приближённые тем временем вполголоса переговариваясь между собой.       — Мы должны прийти к единому мнению, — по самому Бериславу сложно было понять, как он относится к новости. — Если леди Тарнетт верно оценила ситуацию, то в Глотке Предтечей скрываются не просто беззаконники, а враги империи. Мы обязаны заявить об этом императору, но дорого заплатим, если он пошлёт гвардейцев по ложному следу. Прошу поднять руку тех, кто согласен поехать на север.       София крутила мамино кольцо на пальце, всматривалась в лица приближённых, но те отводили взгляды. Поднятых рук так и не видать. Нужно больше времени, чтобы они заглотили наживку. «Жди. Жди. Крюк вопьётся в глотку хоть одного из них». На лбу выступила испарина. Слабость. Какая ужасная слабость. Она чувствовала, как Виктор прожигает её затылок взглядом. Он всё видит. Всё понимает. Нехорошо.       Берислав дал время коллегам обдумать своё решение до утра. Уже лучше, хоть кто-то да поддастся любопытству. После Софии слово взяли другие приближённые, новые витки споров не утихали до позднего вечера. За окном послышался бой городских часов, не успели они отбить одиннадцать раз, как во всём особняке мигнул и погас свет. Наконец-то столовая погрузилась в тишину. Запахло серой, когда прислуга торопливо зажгла канделябры.       — Видимо, знак. Закончим на сегодня, — объявил Берислав и только тогда вспомнил о существовании стула, рухнув на него. Его Хранительница, Адда Гирд, налила в бокал вина, но он скупо улыбнулся и покачал головой.       Помнится, когда юная София начала проявлять излишнюю самостоятельность, отец настоял на охране. К подбору кандидатуры он подошёл ответственно, ведь выбирал человека, который станет хранить его единственную наследницу. Выбор пал на Адду Гирд, уже тогда она была одной из лучших, но София наотрез отказалась доверять ей свою жизнь. Мисс Гирд напоминала оживший идол, грубо вылепленный из глины, — перед их встречей София успела начитаться жутких историй о степняках. Следующим кандидатом отец привёл Виктора — молодой, красивый, безукоризненно послушный и свирепый в бою, как тут было устоять? Столько лет они провели вместе, но хватит ли у Софии решимости отозвать его? Виктору нельзя возвращаться с ней на север. Наверняка он будет зол, расстроен, не поймёт, почему его заменили другим Хранителем — зато останется жив.       Ступеньки мелькали перед глазами; проклятые лестницы, подъём по ним занимал маленькую вечность. София потёрла виски, она вновь слышала отзвуки гула в ушах. Переживания о Викторе как ветром сдуло. Ей нет дела до Хранителя, он лишь безликая тень, помеха. Важны те, другие люди, нужно что-то сделать с ними, крючок, крючок, но как…       София спешила скорее закрыться в спальне, но Виктор вскинул руку и не дал захлопнуть дверь.       — Всё наладится, — прошептал он, пытаясь убедить в этом то ли Софию, то ли самого себя.       — Не беспокойтесь обо мне, я справлюсь.       Прикосновение пальцев к щеке помогло Софии вырваться из омута, в который из раза в раз затягивало её разум.       — Я от тебя никуда не денусь, — неловко улыбнулся Виктор, будто услышав её мысли или же прочитав по глазам.       Увы, как и с незабудками, на этот раз он понял всё совсем не так, как надо.