Сойти с ума

      Притягательно мягкие белые стены, к которым хочется припасть щекой, почувствовать их легкость. Белоснежный потолок без лишних узоров, в котором может увидеть целый мир только безумец. И Кэрри видит. Она смеется, цепляется коготками за стены, поднимая голову к потолку. И видит новую, яркую жизнь.       Она все еще ненавидит тех, кто упек её в эту небесную клетку. Она считала эту камеру небесной, потому что стены походили на облака. Об них не пораниться, не убиться. Только мечтать, касаться щекой этих мягких плит, что сводят с ума и без того сумасшедшую. Лучница припадает к ним ладонями и чувствует себя бабочкой. Хочется взлететь, да только крылья у бабочки сломаны, и ей уже никогда не прикоснуться к солнечным лучам.       Она смеется, затем плачет и снова смеется. Её настроение меняется каждые полчаса, и находиться с ней слишком опасно. Можно и самому сойти с ума.       Мстительница тихо напевает песенку о бессмертной любви. О принце, что спас принцессу и пожертвовал собой ради защиты других. Она воспевает их любовь, плачет, выдирает клочки волос на голове, сжимая огненные пряди в руках.       В замке белоснежной как снег двери поворачивается ключ. Каттер замирает, словно кошка на слух изучает движение по ту сторону. Она медленно крутит головой, пытаясь распознать шаги. Она так долго пробыла в этих стенах, что по слуху определяет, когда идёт какой санитар. У Джерри шаги тяжелые, он шаркает ногами при ходьбе. Клинтон хромой, поэтому стук шагов неравномерный.       Они любят заламывать её исхудалые руки и вгонять иглы. Она иногда сопротивляется, но её бьют током электрошокера в живот, успокаивая.       — Привет, — приятный голос ласкает её слух. В глазах рыжей бестии блестят слезы, она поднимается с колен и улыбается. Она видит принца, которого устало воспевает в своих одиноких серенадах.       Кэрри приближается, касается пальчиком чёрной повязки на глазу мужчины. Он хватает её руки и притягивает к себе. Целует пальчик за пальчиком, удерживая длительный контакт с её глазами. Он не отпускает, а Кэрри почти что мурлычет в его объятиях.       Дэдшот опасно улыбается, заставляя Кэрри дрожать. Он хватает её за горло, оказывая давление, заставляя её шагать назад, пока она не ударяется головой, утопая в мягких стенах. Его язык собственнически изучает её рот. Сильные руки забираются под больничную рубашку, и Флойд с силой впивается в женские бёдра, оставляя синяки.       — Осторожней, мой сладкий, — Кэрри зарывается руками в его черные волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Она мечтала об этом мужчине с последней встречи, когда он взобрался на крышу особняка. Она всегда знала, что он победил смерть.       Она слишком любит Лоутона, чтобы вот так забыть его. И её вера вознаграждается его возвращением. Он ведёт себя с ней грубо, но это только обостряет эмоции.       — Ты принадлежишь мне, женщина, — его руки блуждают по её телу с неким восхищением, изучая каждую клеточку. Он ласкает рукой её грудь, заставляя рыжую делать тяжелый вздох.       — Мой герой. Я знала, что ты вернешься. Я верила… — шепчет Купидон, — как ты сюда прошел?       — Разве это так важно сейчас? — Флойд отстраняется, чтобы заглянуть в её безумные глаза.       — Нет, — тихо шипит она в ответ.       Кэрри стягивает с него футболку, что так мешает ей. На левой ключице она видит своё имя. Это приводит её в восторг. Она обводит пальчиками каждую черную букву на его коже, изучая надпись на его теле.       — Тебе нравится? — он смотрит на нее с любопытством.       — Еще бы, — словно маленькая, восторженно заявляет Кэрри. Он первый, кто делает ей такой подарок. Никто еще не способен был на такой откровенный шаг ради неё.       Керри любит его до безумия. По-другому она и не умеет. Её любовь доводит до сумасшествия, пугает, заставляет бежать прочь. Но не Флойда Лоутона.       Сумасшедшая закрывает глаза, чтобы вдохнуть аромат его одеколона. Спиной она чувствует мягкий поролон, и ей кажется, что она лежит на матрасе из взбитых сливок. Ей нужно перевести дыхание, успокоиться.       Купидон открывает глаза и смотрит в белоснежный потолок, что рисует сюжеты в её голове. В камере так светло, что порой слепит глаза и хочется спрятаться, зарыться под простыни.       Клинтон и Джерри, те самые санитары, сквозь маленькое окно наблюдают, как рыжая мечется по своей клетке, словно раненая лисица, прижимается к мягким стенам, и тихо завывает.       Она шепчет одно и то же имя уже на протяжении года. Они до сих пор не знают, кто такой Флойд Лоутон. Но знают то, что она говорит каждый день о его смерти. О том, что он — герой.