Менять канон?

— Мы пришли, — раздается голос Ноя над ухом и меня ставят на ноги. Открываю глаза и вижу темные улицы с нежилыми домами. Вечные сумерки и темные цвета в окружении. И все это место очень походит на Белый Ковчег. Но это Черный. Я у Ноев. — Куда идти? — я задал вопрос, при этом продолжая рассматривать окружение. — Что? — Ну, тебе надо было куда-то меня отвести, — я повернулся полубоком к Тики и посмотрел в желтые глаза. — У тебя ведь был план? Был. Граф должен был сказать, куда меня вести по прибытию. И куда же мне идти? Ты будешь меня провожать? — Эй, Малыш, — мужчина передо мной примирительно поднял руки вверх. — Откуда столько вопросов? И, конечно, я тебя провожу. Даже более, я буду присутствовать при небольшом собрании. — О, это явно облегчит мое состояние, извращенец, — я вновь отвернулся от Ноя и начал вертеть головой от одной двери к другой, далее на третью и четвертую, пока они не закончились в пределе моей видимости. — Куда же нам идти? — Туда, — Микк показал на темную, деревянную на первый взгляд дверь и направился в ее сторону. Я последовал за ним. Мужчина занес руку над ручкой, но не нажал на нее, а начал говорить: — И почему я сразу «извращенец»? — Могу звать тебя «педофил», — я пожал плечами. — Еще хуже, Малыш, — последнее слово было сказано с явным и неприкрытым издевательством. — Может, ты уже откроешь дверь, извращенец? И он открыл. Смерил меня злым взглядом, но открыл. — Тики, ты вернулся! — раздался громкий голос девочки из глубины комнаты. — Ты привел Аллена? Где Аллен? — Роад, не кричи, — с ленцой отмахнулся Ной, но продолжил стоять в проеме и не спешил двигаться с места. — Граф, я привел Аллена Уолкера. — Тики, заходи! — раздался дрожащий голос пожилого мужчины. Так мог говорить только Тысячелетний. Микк прошел в комнату и направился к одному из свободных мест за большим круглым столом с огромным количеством еды. Через два стула от португальца сидел мужчина с длинными волосами и неприятными чертами лица. В своих руках, облаченных в перчатки, он держал чашку с почти допитым кофе и нервно перебирал пальцами, при этом странно косился на Графа. Но смотрел он, скорее всего, не на тучного мужчину, а на девочку, повисшую на шее главы Семьи и дрыгающую ногами. Эти двое сидели напротив двери и, что удивительно, выглядели уместно в этой странной комнате сплошь увешанной картинами. На столе перед Графом стояла тарелка с большим куском торта, от которого съели около половины. Измазанная в сливках вилка в руке Тысячелетнего почти прямым текстом говорила, в чьем желудке находиться другая часть сладости. Все это выглядело так привычно и знакомо, как будто я наблюдал эту картину вчера. «…35 лет назад…» — Садись же, Аллен Уолкер, — Граф указал вилкой на оставшиеся свободные стулья, которых, по моим беглым подсчетам, было штук десять. Я наконец-то переступил порог комнаты и сделал несколько шагов к свободному месту ровно напротив Графа, и присел на стул. Дверь за спиной захлопнулась с глухим звуком. — Аллен! — на меня кинулась девочка, быстро шагающая по столу и не обращающая внимание на тарелки под ногами. К моему счастью, ее перехватила за юбку рука Графа, и умело усадила на свободное место. Роад насупилась, но ее настроение тут же поменялось на привычное озорное. — Твое отсутствие не должно вызвать подозрение экзорцистов, — мужчина явно старался переманить меня на свою сторону и делал это со странной отеческой заботой. Ах да, во мне же спит Ной, Четырнадцатый, родственник Графа, сын Тринадцатого. — Даже если я прямо сейчас окажусь в самом центре Ордена, подозрения не исчезнут, — я пожал плечами и откинулся на спинку. — Так что у меня полно времени. Я внимательно слушаю план. — О, ты такой нетерпеливый, — отметил Граф и проглотил кусочек торта. В его словах слышались нотки веселья и азарта. — Раз ты говоришь, что тебе некуда спешить, то ты можешь угощаться. — Благодарю, — я подался вперед и взял бокал с жидкостью желтоватого цвета. На пробу это оказалось хорошим и явно дорогим вином. — Ты изменился, Малыш, — голос Тики звучал тихо, но его услышали все. Мужчина дотянулся до бокала с темно-алым напитком и теперь держал его в правой руке, но его глаза сверлили далеко стоящую тарелку с сырыми карпами, украшенными веточками зелени и тремя дольками лимона. Все сидящие за столом покосили на говорившего. Микк, не обращая внимания на взгляды, встал со своего стула и потянулся за манящей тарелкой, подвигая ее ближе к себе. — И я не знаю хорошо это или плохо. Что же произошло, что ты изменился? — У меня амнезия. — Что? — вилка с последним кусочком торта выпала из руки Графа и он, в компании с другими Ноями смотрел на меня, пытаясь отыскать причину уже амнезии. Я почти видел, как шестеренки в голове Тысячелетнего ускоряют свой ход и заставляют его принимать какие-то решения. — Как давно ты потерял память? Что было до амнезии? Что последнее ты помнишь? — внезапно подал голос неизвестный мне Ной. Чашка с кофе в его руках опустела, и он с детской обидой смотрел на дно с мутными разводами. — Какой интерес, — этого Ноя не было в моих воспоминаниях. Кто же он? — Я потерял память несколько месяцев назад, после того, как получил травму головы. Кажется, я повредился, когда вы напали на штаб Черного Ордена. — Тогда ты был не в состоянии встать и заставлял свое тело двигаться при помощи лент Чистой Силы, — приглушенным голосом пояснил Граф. — Аллен, ты мог погибнуть! — вскочила на своем стуле Роад: она встала коленками на сиденье и упиралась руками в стол. Кажется, еще немного и она кинется мне на шею со слезами на глазах. — Я уже умирал. На пару секунд, но я был мертв. Девочка нахмурилась, ее глаза потемнели, а взгляд потяжелел. Сейчас в ней, как никогда прежде, можно было увидеть тот возраст, то время, которое она прожила и которое она помнила. Роад знала, когда, почему и из-за чего я чуть не погиб. Она винит в этом свою Семью? Саму себя? Тики Микка? Графа? Четырнадцатого, что оказался во мне? Или ей все равно? — При амнезии сохраняется характер человека, — задумчиво протянул мужчина с длинными волосами, до этого пристально оглядывающий стол. Его голос и слова удачно отвлекли от мыслей. — Так проявляется память Четырнадцатого? Он просыпается в нем? — на этих словах он повернулся к Графу. — В последние свои годы Четырнадцатый был безумным, — вместо Тысячелетнего сказала уже сидевшая девочка, но ее коленки были видны над столешницей, — еще раньше был грубияном. — Вайзли? — этот вопрос от Тики прозвучал слишком коротко, но Граф, которому он и был задан, понял все, что имелось под одним лишь словом. — Чуть позже, — кивнул глава Семьи. Легкий дискомфорт в левом глазу и перед ним появляется красная линза, по краям похожая на шестеренку какого-то механизма. Все Нои отметили это изменение, но никак не прокомментировали его. В помещение зашла девушка в костюме горничной с кружкой горячего кофе на подносе. Над ней в черном пламени парила закованная в цепи душа. Подаюсь вперед корпусом, ставлю локоть левой руки на стол, а на нее щеку. Закрываю правый глаз, и мир теряет свои краски. «Спаси меня!» — слышался едва различимый призрачный голос женщины из своей клетки-тела. «Я спасу тебя!» — хотелось крикнуть какой-то малой части меня и кинуться в бой. Но это часть слишком слаба и я не поддамся ей, как бы она не старалась. Девушка-акума ушла и мир вновь приобрел краски. — Как выглядят души в акумах? — слишком веселым и любопытным голосом заговорила Роад. — Пылающие в черном огне кости, обтянутые кожей и бинтами и закованные в цепи, которые не выпускают душу из тела, — на лице девочки читалась глубокая задумчивость. Наверное, она пытается представить это в своей голове. — Если бы ты сказал, что души страдают и их нужно освободить, то я бы почти признал в тебе того Аллена, — признался Тики. В его тарелке лежало четыре скелета рыбы и вся зелень с лимоном, к которым он даже не желал притрагиваться. — Они просят спасти их, думаю, это наводит на определенные мысли, — я вновь откинулся на спинку стула. — Но у меня нет желания нестись освобождать несчастные души с активированной Чистой Силой наперевес. Это как минимум физически невозможно. Вспомни, сколько их в вашем распоряжении и прикинь силы: миллионы против десяти человек. Плюс-минус. — Аллен сильно изменился, — согласилась с Микком Роад. — Хорошо, — довольно протянул Тысячелетний. Его глаза, приобретшие безумный блеск, ловили мой взгляд и пугали своей одержимостью. Пропал образ доброго толстого старичка и на смену ему пришел одержимый своей идеей сумасшедший человек. И этот человек заставлял напрячься, встать в защиту, сторониться его. Вторя главе, все Нои едва заметно поменялись в поведении: улыбка Роад уже не несла в себе смех, пальцы длинноволосого мужчины на кружке с кофе сжимались и разжимались, Тики подался вперед и в свете подвешенных у потолка ламп хищно сверкнули его зубы. В глазах каждого отражалось безумство Графа. — С таким тобой будет проще договориться. — И что же это за договор? — что он затеял? — Все просто, — мужчина развел руки в стороны. — Тебе лишь надо исчезнуть, чтобы твое место занял Четырнадцатый. — И как мне это сделать? — ему нужен Четырнадцатый. Для чего? Хочет присоединить к Семье? Он думает, что предатель измениться и резко встанет на его сторону? Или у него есть план по приструнению Четырнадцатого? — У нас недавно пробудился Ной, который может показать тебе твои, так сказать, спящие воспоминания, — безумство исчезло из глаз Графа. — Соглашайся, Аллен Уолкер. Ты все равно исчезнешь. Я лишь предлагаю ускорить этот процесс, сделать его менее болезненным для тебя, и в разы проще для нас. Соглашайся. «Соглашайся. Скажи „Да“» — Я согласен. — Вот и славно! — Граф слегка подпрыгнул на своем стуле от радости. — Это было неожиданно просто. Ты так легко согласился. Но не беспокойся, сейчас придет Вайзли и все закончится для тебя. Правильно ли я сделал, что согласился на это? Конечно правильно. Меня бы все равно поймали и сделали бы это насильственно. Или Нои подождали бы, когда Четырнадцатый во мне окончательно пробудится. «Ты же обещал мне…» Да… — Граф, — дверь открылась, и на пороге появился Ной с белыми пушистыми волосами, в классических брюках и криво застегнутой рубашке. На его голове был платок, завязанный на манер тюрбана, а вместо стигмат на лбу было три глаза, и это все очень отличало его от остальных сидящих в этом зале Ноев. — Он? — кивок в мою сторону, а глаза смотрят на Тысячелетнего. Мужчина закивал и начал немного ерзать на стуле. Вайзли, как назвал парня толстяк, схватил ближайший ко мне стул и развернул в мою сторону, присаживаясь на него. Пока он проделывал это, слова едва разборчивым бубнежом лились из него: — Опять я буду с головной болью мучиться. Время свое трачу. — Но, не смотря на все причитания, Ной взялся за дело, хоть и говорил немного ленивым голосом: — Если будешь сопротивляться, то ничего не увидишь и навредишь как себе, так и мне. От тебя требуется малое: сидеть на месте и не пытаться препятствовать мне, а лучшее расслабься и ни о чем не думай. Я постарался сделать то, что сказал мне этот парень: я занял удобное положение на стуле, откинулся на его спинку, попытался концентрироваться на лице этого Ноя и думать только и нем, ведь ни о чем не думать у меня не получится. Мой взгляд зацепился за самое яркое, что было на лице парня — дополнительные три глаза на лбу. Не знаю, сколько я так просидел, но чувство, что в моей голове кто-то что-то делает слишком странные. — Ааа, — обреченно проныл Вайзли, прерывая связь. Дискомфортные ощущения в мозгах тут же исчезли. — Граф, у него в голове сплошная каша! Он сам почти как чистый лист, но помимо него я чувствую еще три, почти слившиеся с ним спящих сознания. И кто из них Четырнадцатый? Нет, не так. Кто он вообще такой? Почему в нем так много людей? — он повернулся обратно ко мне. — Что ты вообще такое? — Хотелось бы и мне знать, — ухмыльнулся я. — Достань по одному воспоминанию из каждого сознания, — начал строить план Тысячелетний. — Ты узнаешь кто из них Четырнадцатый и продолжишь вытаскивать его. Остальные все равно исчезнут. — Хорошо, — нехотя отозвался юноша. Он недоволен тем, что ему приходится заниматься мной? Или ему не нравиться Четырнадцатый? Он же предатель и братоубийца. — Делай всё как в прошлый раз — ничего не делай. Я вновь попытался расслабиться и это даже получилось. Как и недавно я смотрел только на странные глаза во лбу Вайзли. Раз и картинка перед глазами поплыла, заменяясь на другую. Я всё ещё сижу на стуле, но теперь передо мной празднично накрытый стол: корзинки с фруктами, печеньем и конфетами, одноразовые пакетики с чаем, сахарница с ложкой в ней и торт с горящей цифрой «15». Напротив меня сидит мужчина в классической белой рубашке с проседью в темных волосах. Он улыбается и вокруг глаз и на его щетинистых щеках появляются едва заметные морщины. Слева женщина в нежно-голубой блузке с коротким рукавом, ее длинные платиновые волосы убраны в высокий хвост, ее губы открываются, а палец указывает на середину стола. Она что-то говорит, но я не понимаю ни слова и это почему-то пугает. Справа сидит парень лет пятнадцати. Его рот широко раскрыт и я вижу его белые зубы и розовые десны. На нем черная майка без рукавов, а на плече нарисована большая звезда. Волосы яркого голубого цвета, в свете свечей едва угадывается зеленый оттенок глаз, но намного темнее его настоящих. — Не он, — слышится тихое бормотание голосом Вайзли. Это не воспоминания Четырнадцатого? Но кого же? Передо мной резко сменились картинки: лицо парня поменялось на лицо девушки с очень короткими волосами. Это Линали. В ее глазах стояли слезы, глаза влажно блестели, и на губах была улыбка. Ее ладонь прижата к моей щеке. Близко к глазу. Она пытается стереть мои слезы? Вот ее рот открывается, но я все еще не слышу ни звука. Это тоже пугает меня. Кажется, я отвечаю что-то девушке и она тепло улыбается мне, а потом переводит взгляд мне за спину и опять что-то неслышно говорит. Моя голова поворачивается и натыкается на рыжую макушку Лави. Он тоже что-то произносит. А дальше происходит что-то странное и пугающее: под Линали появляется портал, в котором она исчезает. Моя рука тянется к ней, но и меня затягивает в неизвестность. — Опять не он, — вновь слышится голос Вайзли. И опять всё меняется. Теперь я вижу книгу на своих коленях. Я пытаюсь прочесть хоть слово, но весь текст кажется размытым, как будто на бумагу вылили воду и провели рукой по странице. Да и длилось это не долго — рука закрыла книгу, и она же потянулась к глазам. Нет, к очкам и сняла их. Всё вокруг сразу же стало мутным и я едва смог отличить шкаф от стены. Но силуэт человека выделялся ярким белым пятном на фоне темного дивана. Глаза закрылись, а когда открылись, то я увидел, что передо мной сидит не один, а два человека. Это были близнецы — Манна и Неа Д. Кэмпбеллы. — Черт. Следующим должен быть Четырнадцатый. — Мана мешает тебе! Мы должны избавиться от него! — раздались грозные слова Графа, а следом перед глазами вспыхнуло изуродованное ненавистью серое лицо: глаза за стеклами очков горели дьявольским огнем, вены на лбу вздулись, и улыбка стала ещё более отвратительной. — Нет, я не позволю! — этот крик вырвался из моего рта. Это был голос Неа. Это был я? «Да» На секунду картинка потеряла четкость, голоса утихли и я перестал что-либо ощущать. Сквозь эту абсолютную тишину я различил судорожный вдох Вайзли, а затем и его выдох. Парень вобрал много воздуха, как для начала длинного предложения, но его слова потонули в воспоминаниях: — Тебе не спрятать его! — оглушительно-громко произнес Граф из памяти Четырнадцатого и исчез, растворился в новых словах и образах: — Эй, Мари, что это? — насмешливо изрек я. — Это, как бы, моё творение, — с дергающейся бровью ответил парень с яркими рыжими волосами. Он стоял в дверном проеме знакомой комнаты. Это дом Аллена? Или мой? — Он — голем? — я указал на золотой шарик с крыльями и хвостом в руке у друга. — Голем, как в Ордене? — Он несравним с этим металлоломом, — парень сделал неопределенный жест свободной рукой и сел напротив меня на диван. — Его зовут Тимкампи, можно просто Тим. — Ты дал имя этой штуке? — договорить я смог, а вот увернуться от этого шарика — нет. — Ааааааааа! — сквозь голоса воспоминания в мою голову пробрался крик. — Больно! Как же больно! — Уведите их, — это было приказом от Графа остальным сидящим здесь Ноям. Зрение прояснилось, и я увидел, как надомной стоит Тысячелетний и ещё кто-то. Толстяк что-то сказал, но я не расслышал, а через секунду его лицо было напротив моего. Очень близко. — Процесс запущен, остальное за Четырнадцатым. И вновь чьи-то руки подхватывают и уносят меня в неизвестность. «Всё будет хорошо» — Да, — и я закрыл глаза, отдаваясь на растерзание новому-старому во мне.