***
Детей у Ника и Бетти было двое — пятилетняя Энни и Рик — угрюмый, замкнувшийся в себе подросток. Когда я приходил в его комнату, чтобы навести там порядок — повсюду валялись упаковки от чипсов, на стуле — гора грязной одежды — Рик кричал на меня и пытался вытолкать вон. Пожалуй, за такое поведение стоило надавать ему по шее, чтобы научить хорошим манерам — но Первый закон робототехники гласил: «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред». И я просто молча уходил, чувствуя что-то похожее на обиду. Но разве машина может обижаться? Через четыре месяца после моего появления в доме Хейлов Бетти забеременела третьим ребёнком. Ник сразу как-то скис — ему пришлось искать себе подработку, а все заботы по хозяйству и на ферме свалились на меня. Бетти же целыми днями лежала на диване и смотрела какие-то мыльные оперы, гигабайтами скачивая их из Сети. Когда я попытался посоветовать ей фильмы, которые, на мой взгляд, несли большую смысловую нагрузку, чем история о несчастной любви Донны и Педро, Бетти обозвала меня «тупой железякой» и потребовала, чтобы я сходил в магазин и купил ей мороженого с фисташками. К слову, на часах был третий час ночи — хозяйку мучила бессонница — и ближайший магазин был закрыт. Когда я спросил, можно ли взять пикап, чтобы съездить в круглосуточный супермаркет, Бетти фыркнула и сказала, что я сломаю его, и вообще, «можешь и пешком дойти, не устанешь». После того, как я принёс ей мороженое, попав по дороге под ливень, она сказала, что уже перехотела есть, потому что я слишком долго ходил за покупками. Через час она опять позвала меня и потребовала, чтобы я принёс консервированных персиков. Ник, куривший на крыльце, обречённо махнул рукой на мой вопрос о том, как проходили предыдущие беременности Бетти. Вероятно, в то время за мороженым и персиками бегал он сам. Консервов в том супермаркете я так и не купил — у них отключилось электричество, поэтому мне, стоя на пыльном тротуаре маленького техасского городка, пришлось ждать, когда откроется магазин, расположенный возле фермы Хейлов. Я бы с радостью вернулся домой, плюнув на персики, но Второй закон робототехники гласил: «Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону». И я не мог нарушить его. Даже если дело касалось лишь консервированных персиков. Третьего ребёнка, девочку, назвали Джейн. Бетти, заявив, что у неё послеродовая депрессия, с радостью спихнула на меня уход за новорожденной. И я кормил Джейн, менял ей подгузники, укачивал и успокаивал, когда у неё начали резаться зубки. Девочка нисколько не боялась меня и воспринимала как нечто должное — что ж, она была ребёнком двадцать второго века. Зимой, когда я переходил дорогу, толкая перед собой коляску — возвращался с прогулки с Джейн — нас сбила машина. Третий закон робототехники гласил: «Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому и Второму Законам». Разумеется, в приоритете было спасти ребёнка. Понимая, что с громоздкой коляской я не успею отскочить в сторону на скользкой мостовой, я выхватил девочку и, оттолкнувшись ногами, постарался убраться как можно дальше от несущегося на нас автомобиля, пытаясь спасти и себя, и Джейн. Все происходящее заняло буквально несколько секунд — визг тормозов, женский крик: «Убили!» и испуганный плач дочери Хейлов. Система начала твердить, что у меня повреждена нижняя конечность, но мне было всё равно. Меня — машину — всегда можно починить, а люди так хрупки. После этого случая Бетти перестала относиться ко мне как к какому-нибудь кухонному комбайну, и в её голосе я чувствовал некую теплоту. Даже Рик уже не шпынял меня, а, криво улыбнувшись, уходил из комнаты, чтобы не мешать мне заниматься уборкой. Кажется, я начал понимать, что люди зовут любовью. И ещё: переходя в режим зарядки — аналог человеческого сна — я начал видеть сновидения, но стеснялся сказать об этом кому-либо. Разве машине могут сниться сны?***
Эпидемия убила их за неделю. Первым начал кашлять Ник. Сперва он думал, что это обычная простуда, но на следующий день ему стало хуже — белки глаз покрылись сеточкой лопнувших сосудов, то и дело шла кровь из носа. Я помог детям и Бетти собрать вещи, чтобы они могли временно переехать к её родителям. Бетти не понимала, зачем это нужно, и даже мои аргументы о том, что болезнь Ника может быть заразной, окончательно не убедили её, и только вечером она согласилась уехать прямо с утра. И ночью проснулась от сухого, рвущего грудь кашля. На подушке темнели несколько пятен крови. Робот Аткинсов, живущих по соседству, рассказал мне, что вчера его хозяева слегли с теми же симптомами. Понимая, что тянуть больше нельзя, я сам усадил детей в автомобиль и попытался уехать из города. На выезде меня остановили военные в костюмах биологической защиты. Они останавливали всех, кто пытался покинуть Арчер-Сити, и брали у них кровь — для анализов, якобы. Энни и Джейн расплакались, когда военный забрал их, сказав, что дети заражены, а Рик только улыбнулся мне — как всегда, кривоватой, но искренней улыбкой. Мне же было приказано вернуться домой и ждать дальнейших распоряжений. Первым умер Ник, за ним — Бетти. Я до последней минуты заботился о хозяевах. Нет, уже не о хозяевах. О друзьях. А по всем телевизионным каналам тем временем было одно и то же: везде смерть, во всех городах Америки люди умирали тысячами, у всех —одинаковые симптомы. Затем эпидемия перекинулась и на соседние страны. Говорили о неизвестном биологическом оружии, об инфекции из космоса… Пытались создать вакцину, но всё попытки были тщетны. Сначала отключилось телевидение — широкий экран плазмы, висящей в гостиной, стал показывать лишь белый шум. Потом — сотовая связь, электроэнергия, канализация и водопровод. По пустым улицам ветер гонял шуршащие пластиковые пакеты и забрасывал песком разбитые витрины магазинов — в последнее время полиция махнула рукой на свои обязанности, и в городе начались беспорядки. Я похоронил Ника и Бетти на заднем дворе, посадив на их могилы два куста шиповника — оба были атеистами, и ставить крест было как-то глупо. Провёл в пустом доме, где больше не было слышно ничьих голосов, около месяца, надеясь, что всё наладится, ожидая, что вот-вот вернутся Рик, Энни и Джейн — здоровые. Будь я человеком, то непременно рехнулся бы от тишины и одиночества. Когда стало ясно, что никто не придёт, я тщательно запер все двери, спрятал ключи под шатающейся доской в сарае (зачем?), заглянул к Аткинсам — их робот уже куда-то пропал — и ушёл из города, не встретив по дороге ни одной живой души, ни даже своих собратьев. Вероятно, они просто отключились, решив, что теперь их существование не имеет смысла. Почему же я так не сделал? Не знаю. Может быть, ещё надеялся кого-то найти. Может быть, ещё с завода я вышел дефектным — дефектным роботом, который пытался стать человеком.***
Я буду идти, пока не найду других людей. Не может быть, чтобы все они погибли. Есть же, в конце концов, Антарктида, где разбросаны десятки исследовательских станций, где настолько холодно, что вирус наверняка погиб. Торопиться мне некуда — Солнце даёт энергию моим батареям. Даже без подзарядки я протяну месяцев шесть, а там что-нибудь да придумаю. И я надеюсь, что когда-нибудь смогу вновь смогу спросить: «Меня зовут Энди. Как я могу называть вас?». И конечно, я всегда буду помнить семью Хейлов. И те два куста шиповника на заднем дворе.