Буря

Позвольте рассказать вам об Изабелле Саммерс. Прежде всего, она очень невысокая. Я всегда говорю об этом в первую очередь, потому что это будет совсем другая история, если вы не знаете, что она миниатюрная малютка. Кроме того, она сильная и бойкая, чувственная и утончённая, словно некая мудрая и необычайная богиня, что сошла на землю и стала королевой, но она слишком скромна для того, чтобы поведать об этом. Иза тверда, как камень, но никогда не перегибает палку, потому что знает меру. А ещё у неё острый ум, но она никогда не выставляет его напоказ и тем более не зазнаётся. По правде говоря, она – единственный человек в этом огромном мире, который полностью понимает меня и всё же ухитряется сохранять здравый смысл. Несмотря на все мои недостатки, думаю, то же самое Изабелла может сказать и обо мне. Я старалась – да, я старалась – быть достойной моей подруги. Однако влюбиться в неё было так же неизбежно, как услышать гром, разрывающий небо после ярко сверкнувшей в нём кривой молнии. Мне же… мне оставалось лишь считать отведённые до него немногие секунды. Один… Музыка сотрясала стены, оглушительная и пронзительная, но в то же время успокаивающая натянутые до предела нервы и чудовищное волнение перед концертом. Я думала, что надёжно укрылась в тени кулис от посторонних глаз, но она и там нашла меня, обвила меня маленькими руками сзади за талию, прижимаясь щекой к спине. Сделав три вздоха, поворачиваюсь к ней лицом. - Не волнуйся, - тихо прошептала она, - ты великолепно выступишь. Два… - Как много звёзд, - пьяно и невнятно пробормотала Иза. Наплевав на «всю эту ерунду», она устало растянулась на влажной от ночной росы траву, держа туфли в одной руке. Юбка собралась на её бёдрах складками, обнажая ноги, а из-под блузки виднелась тонкая полоска кожи, бледной, будто луна. – Помоги мне сосчитать их, - попросила девушка, дёрнув меня за край платья, и я, подчиняясь, ложусь на траву подле неё. Было в этом что-то щемящее наивное: две пары глаз и мириады звёзд, бархатно-чёрный небосвод над головой и пять слабо мерцавших позади нас фонарей. Безлюдная улица, незнакомый город… Если бы это было всё, что существовало на земле, мне бы хватило с лихвой. - И сколько же ты насчитала? – поддразнивая, спрашиваю я. - Они сливаются все в одно туманное сияющее пятно, - хихикнула она. Легонько толкаю её в бок, и смех становится громче, веселее, звонче. – Фло, прекрати! Иза схватила мою ладонь обеими руками и, сжимая её, положила к себе на живот, лёжа так до тех пор, пока не похолодало настолько, что находиться на мокрой траве стало невозможно. Три… Это был один из тех дней, когда ничего не идёт так, как планировалось. Когда абсолютно всё, что только может быть, происходит до такой степени неправильно, что остаётся только просто сесть и разрыдаться от обиды, злости и отчаяния. Но я даже поплакать как следует не могла, потому мы всё ещё были, чёрт подери, в аэропорте. За окном на город уже опустилась ночь, а у меня просто закончилось всякое терпение в неведомо который раз набирать дурацкий номер службы, чтобы сообщить о ситуации. Я уселась в кресло, около которого рос цветок в большом горшке, и притянула колени к подбородку, обхватив себя руками. Если всему миру вздумалось бы сузиться до размеров аэропорта, то лучше я сначала первой таким образом сделаюсь меньше. Вдруг ко мне подошла Иза и присела рядом. - Я отыскала автосервис и позвонила туда, - тихо сообщила она. Я усилием воли попыталась не дать слезам, переполнившим глаза, пролиться и оставить горячие прозрачные дорожки на щеках. - Правда? - Да. Они будут в десять. Но когда машина приехала, то даже она оказалась слишком маленькой, чтобы вместить всех нас, и ярость, накипевшая у меня в душе за прошедший день, уже готова была выплеснуться наружу, как Иза вовремя объявила: - Всё нормально! Сядем друг к другу на колени. Я примостилась на заднем сидении возле окна, а Иза забралась ко мне, ёрзая и устраиваясь получше, пока мы не нашли удобное для нас обеих положение. В шутку делая вид, что вместо ремня безопасности пристёгивается с помощью моих рук, она издала звук щелчка, соединяя мои ладони на её колене. - Ничего, если я прислонюсь к тебе? - Нет, как хочешь. Она осторожно откинулась назад, прижавшись ко мне всем телом, и наконец-то расслабилась. Весь оставшийся путь я всё время ощущала каждый её вдох и выдох и пыталась заставить себя не считать их. Я вообще ничего не помню, кроме того, что, уткнувшись лицом в её тогда ещё русые волосы, забыла о слёзах, которые совсем недавно сами собой навёртывались на глаза. Четыре… Солнце просвечивало сквозь листву деревьев, скользя по коже. Ветер поднялся ближе к наступлению сумерек, и я ощутила резкий холод, резанувший ножом по обнажённым рукам и шее. - Ты замёрзла? – спросила Иза. Я действительно не знаю, как она, лёжа на покрывале для пикника лицом вниз, определила, что я дрожу и мёрзну, но мне вдруг стало ужасно не по себе оттого, что я пялилась на подругу всё время, пока та спала. Может быть, она прекрасно знала о моей тайной вахте всё это время?... Мне совершенно не хотелось признаваться, что она права, не хотелось уходить, поэтому я соврала: - Совсем немного. Сев, Иза сняла с себя кофту с длинным рукавом и, добравшись до меня на четвереньках, отдала мне. Позволяя ткани мягким теплом окутать тело, я вдыхала аромат её кожи, причём не один единственный, а как бы все сразу. Девушка принялась растирать мне ноги и только неодобрительно покачала головой, когда я вскрикнула, потому что та слишком сильно надавила на один из синяков. - Тебе нужно быть поаккуратнее со своими ногами, - невесомое прикосновение к одному из наиболее красочных пятен размером с её кулак, - они ведь тоже часть твоего образа, ты же знаешь! Чуть приблизив к нему лицо, Иза запечатлела лёгкий поцелуй в самом центре синяка, и тепло её губ, кажется, ворвалось прямо в кровь, пробрало дрожью до костей. Я поплотнее укуталась, как бы стараясь скрыться от этого ощущения. Пять… «Я лучше посплю, у меня спазмы». «Слишком поздно, приходи на кухню». Несмотря на сильные боли внизу живота, мне удалось кое-как встать и доковылять до кухни, где, конечно же, ждала Иза. На столе позади исходящей паром чашки чая лежали две таблетки обезболивающего и коробка шоколадок. - Изабелла-домохозяйка? - Только для тебя, милая, - чмокнув меня в щёку, улыбнулась она. – Я знала, что скоро наступит этот период, поэтому заранее подготовилась. Соорудив в гостиной нечто вроде ложа из внушительной груды подушек и одеял, она даже составила список фильмов, клятвенно пообещав переключать ужастики. - Тебе повезло, что я твой лучший друг, - с довольной миной добавила девушка. - Действительно. Секунду… - я достала шоколадку из коробки, - а к вот этой уже кое-кто приложился! Хитрая улыбка послужила мне ответом. - Никто не идеален. Шесть… Иза швырнула в меня своей подушку. - А я скучала по нашим девичникам! – провозгласила она. - Тот же случай. Я стащила с себя футболку, когда она вышла в ванную. Её подушка была запачкана тушью, но попытка их оттереть показала, что пятна слишком давние, и помочь здесь уже ничего не могло. Да это и не было нужно. На белой наволочке, словно на карте снов, можно было ясно различить все места, где оказывались закрытые глаза Изы, когда та падала туда лицом вниз. Интересно... Из ванной послышался звук льющейся воды, и я, не успев додумать, быстро положила её подушку ближе к своей. Она так ничего и не заметила. Мы забрались в кровать, и она вяло пробормотала: - Обнимешь меня? - Конечно. Заключив её в кольцо своих рук, я почувствовала, что голова подруги оказалась прямо во впадинке на моей груди, будто та была создана для этого. Мне всё не спалось. Я слишком много наблюдала и слышала стук сердца Изы, каждый вздох, едва заметные вздрагивания во сне… Внезапно мне захотелось осыпать её всю поцелуями и не выпускать из своих объятий никогда. Или хотя бы сейчас. Семь… Она сидела на полу и делала педикюр, наклонив голову, но я, переменив положение в кресле, привлекла к себе внимание, и она, медленно распрямившись, взглянула на меня. Наши глаза встретились, но её даже не были глазами… Такие большие и переполненные неким чувством, они были целой Вселенной, и я тонула в их необъятном звёздном океане где-то между серо-голубыми оттенками радужки и густо накрашенными чёрными ресницами. А потом её застенчивый тихий смех живительным теплом заструился по венам нашего общего молчания. - Что такое, Флоренс? Удар.