Ловушка

«Все вместе создавало впечатление чего-то отвратительного, убитого, угрюмого, давящего». (В. Гюго «Отверженные»)

      Казалось, на этом пустынном острове никогда не восходит солнце. Остроконечные крыши домов усиленно упираются в свинцовые тучи, но их массив прочно укрывает небо, не пропуская ни единого лучика. Именно отсюда шестнадцатилетнему Трафальгару Ло и суждено было начать свой большой путь по непредсказуемому океану Гранд-Лайн.       Истощённый долгим плаванием по Норт-Блу, пересечением Рэд-Лайн и голодом, долго бродил Ло по безлюдным серым улицам, безнадёжно промок и продрог от капризов погоды. Искал он себе приют на несколько дней, но в итоге решил, что задерживаться в столь мрачном месте не стоит, хотя он и устал уже бегать. Просто устал. От глаз новоявленного миру шичибукая Дофламинго укрыться было почти нереально, у этого чёрта всё схвачено, тем более здесь, в этой части океана. Единственным выходом, помимо добровольного сотрудничества, было — самому пойти в пираты, набрать команду и сразиться на равных, да только сколько уйдёт на это времени? Как долго ещё придётся находиться в шатком положении беглеца?       Впрочем, и в этом положении можно было найти свои плюсы.       Серое здание в конце улицы мало напоминало гостиницу, но, как оказалось, было именно ею. Ло брезгливо поморщил нос, ощутив запашок тухлятины при входе. Внутри никого не было, царил вокруг лишь разгоняющий пыль ветер, номера явно пустовали уже несколько лет, и, естественно, о наличии провизии речи вовсе не шло. Уставший Трафальгар едва нашёл в себе силы подняться по скрипучей лестнице к номерам, вошёл в один, огляделся. Ничего особенного: разложенный кожаный диван, столик, шкаф, за отсыревшей дверью некое подобие ванной с липким зеленоватым налетом. За старой деревянной рамой разбитого окна вид не менее мрачный: полуразрушенные здания прямо на центральной улице напоминали искорёженные трупы с внутренностями наружу. Вот тебе и начало пути: кругом всё пахнет смертью… даже этот чёртов пыльный диван. Как никогда Трафальгару сейчас казалось, что он угодил в смертельную ловушку, а предчувствие его редко ошибалось. Дожёвывая сухой кусок хлеба, что до последнего оставался в сумке, Ло отрешённо смотрел на неподвижный пейзаж за окном, размышляя о своих дальнейших действиях. Ещё сильнее сгустившееся к ночи небо стало черным, как и давящее чувство в груди. Резкий скрип двери заставил обернуться в тревожном предчувствии западни со стороны могущественного врага. Дофламинго сейчас ничего не стоило расправиться с ослабленным юношей, во многом так и не познавшим своих способностей. Но никого, кроме него самого и сквозняка в комнате, больше не оказалось, и Трафальгар, облегченно выдохнув, снова отвернулся к серому, навевающему тоску пейзажу.       — Вот ты и попался, Ло, — шёпот знакомого до боли голоса прозвучал над самым ухом, отзываясь надменными смешками, впивающимися в сознание. Трафальгар вздрогнул, ощущая на своей шее стяжение крепких нитей. Напряжённо замерев, он старательно прислушивался, надеялся, что всё это только галлюцинация на фоне выработавшейся у него мании преследования. Но нет, выделялось громкостью дыхание прижавшегося к спине юноши Дофламинго, что специально касался языком серебряных серёжек в его ухе.       — Как же потрепал ты мне нервы, ублюдок… — даже не видя, Ло явственно ощущал эту безумную улыбку, когда-то вызывавшую искреннее восхищение, а сейчас… кто знает, может именно с такой улыбкой он и убил тогда, шесть лет назад, своего брата.       — Какого черта.? — только и смог Трафальгар прошипеть сквозь стиснутые зубы.       — А знаешь почему я до сих пор так и не убил тебя, Ло? — Дофламинго форменно издевался, лишая самообладания своими действиями. Трафальгар только хотел воспользоваться недавно изученной способностью своего фрукта, как забравшиеся под его изорванную толстовку длинные пальцы слишком соблазнительно-ласково коснулись кожи, окончательно обескуражив ещё не до конца поверивший в реальность происходящего разум.       — Знаешь, — протянул Дофламинго, наслаждаясь эмоциями своей жертвы, что он имел счастье наблюдать в отражении оконного стекла. — Мы с тобой во многом похожи, ты наверняка обо всем догадываешься. Я ведь мог убить тебя ещё на Миньоне, мог тысячи раз убить в Норт-Блу, пока ты спал или перебирался с одного острова на другой… Но я не сделал этого. Я всё ещё надеюсь, что ты склонишь передо мной голову и станешь моей правой рукой.       — Ни за что! — отчаянно захрипел Ло. Гнев за убийство Коразона не утих в его душе и не утихнет никогда, уж это он знал наверняка. Выкинуть из головы тот момент Ло не мог, и уж тем более не мог служить убийце близкого человека. — Никогда! Никогда я не стану подле тебя, и ты знаешь почему!       — Не упорствуй, Ло… У тебя ведь есть более веская причина, чтобы согласиться на моё предложение, — рука Дофламинго бесцеремонно проникла за ткань джинс Трафальгара, заставив последнего выгнуться и закусить губу, чтобы не посметь издать бесстыдного стона, комом застрявшего в горле. Ло едва не тошнило от оставленных языком мучителя влажных дорожек на шее и ключицах. Чёртовы рефлексы, чёртов переходный возраст, тело его совсем не желало слушаться, подчиняясь обманчивой ласке.       — Не трогай меня, Дофламинго! — сорванным от испуга голосом вскрикнул он.       — Не убедительно, Ло. Я уже чувствую, чего ты хочешь…       — Заткнись! Это рефлекс, не более.       — Может и так. Но я хорошо помню твои восхищенные глаза, какими ты смотрел на меня… Помню твоё усердие… Из тебя вышел бы прекрасный старший лидер моей семьи, Ло.       — Не ври! Я знаю, что тебе на самом деле нужно уничтожить меня ради силы фрукта Опе-Опе, которую я в здравом рассудке ни за что не позволю тебе использовать!       Дофламинго рассмеялся на эти слова, освобождая шею Ло от нитей, специально сильнее прижимая его к себе и откровенно сжимая его вставший член так, что тот едва не кончил, судя по вырвавшемуся громкому стону.       — Ты слишком наивен, Ло. Разве стал бы я с тобой так церемониться, если бы хотел уничтожить?       — Я ненавижу тебя!       Развернув юнца лицом к себе, Дофламинго жадно впился поцелуем в мягкие мальчишеские губы, кусая и сминая их, заставляя голову Ло идти кругом от смешения нагнетаемого разумом отвращения и неконтролируемого желания. Нет! Поддаться чарам Дофламинго сейчас — всё равно что предать память о Коре-сане, нельзя! Нельзя!       Видя моральные мучения Ло, шичибукай ими просто упивался, никак не насыщаясь. Ему необходимо было сломить, добить, довести до полного отчаяния, до желания умереть… Он вожделел видеть Ло сдавшимся, покорившимся вопреки собственной внутренней ненависти. Использовав «паразита», он заставил его раздеться самому.       — Ты вырос, Ло… — усмехнулся Дофламинго, проведя пальцами по смуглой коже вдоль тела юноши, останавливаясь на упругой заднице и грубо её сжимая. Абсолютно униженный Трафальгар мог лишь бессильно рычать в тщетных попытках заставить своё тело подчиниться своему разуму, а не нитям. Опустившись на колени, он смотрел прямо на своего мучителя так, словно мог убить его взглядом. С особой жестокостью. Убить, раскидав внутренности по всему городу, а голову усадив на шпиль на крыше. Но только помогло это мало, рот сам собой открылся, принимая огромный член Дофламинго до самой глотки, до острой тошноты и нестерпимой боли от нитей, впивавшихся в десна.       — Давай же, Ло, соси как следует, — усмехался и глумился шичибукай, стягивая пальцами мягкие черные волосы до тех пор, пока их обладатель, не выдержав, застонал от боли.       Трафальгару хотелось провалиться, исчезнуть, испариться, лишь бы только не быть именно здесь и сейчас, в этом пыльном и душном номере, управляемым тем, кого больше всего на свете ненавидит… Лишь бы не видеть этой жуткой, довольной его улыбки, что теперь, скорее всего, станет последней картиной перед смертью. Лишь бы не терзать душу тем, что не смог уберечь себя и своё тело от мерзких щупалец власти, что Дофламинго простирает с каждым днём всё дальше…       Вдоволь смог Дофламинго наиграться, наслаждаясь бессилием юноши сейчас перед его силой, вдоволь усладил себя его отчаянными стонами, заставив Ло мастурбировать вплоть до оргазма, а потом ещё и, издевательски склонив к пыльному подобию ковра на полу, заставил его слизывать собственную сперму. Двигавшийся по желанию Дофламинго Трафальгар едва сдерживал безумное отчаяние, готовое градом слёз покатиться по щекам. Нет, нельзя проявлять подобную слабость, ведь именно этого Дофламинго и ждёт, именно его слезами он и хочет утолить свою жажду. Ло понимал это разумом, но только юному сердцу тяжко было смириться с таким унижением. Зажмурившись, мысленно старался он себе внушить, что всё это — лишь кошмарный сон, и он сейчас проснётся. Обязательно проснётся где-нибудь в своей лодке, посреди океана… Лучше уж жевать в лодке заплесневелый хлеб, чем ощущать во рту собственный вкус.       Но на этом останавливаться и оставлять пошло выставленную задницу Ло Дофламинго не собирался. Смочив слюной палец, он резко протолкнул его внутрь юношеского тела, отчего Трафальгар уже слёзы удержать не смог и взвыл от ничуть не ослабевшей хватки нитей. Фоном зазвучал довольный смех Дофламинго, доводя до тошноты не меньше, чем сперма, сравнимая по вкусовым качествам разве что с дьявольским фруктом. Издевательски резко и глубоко всаживал он в тело Ло свои длинные пальцы, поминутно задевая чувствительную точку внутри, до исступления доводя несчастного пленника. Использовать «паразита» теперь уже смысла не имело, Трафальгар и без того не смог бы уже ничего сделать, как только ощутил внутри разрывающую боль от медленно входившего члена мучителя. Дофламинго теперь растягивал удовольствие, упиваясь беспомощностью поддававшегося Ло, который когда-то в нем души не чаял.       — Несносный мальчишка… Ты сам не понимаешь, что упустил, сбежав из моей семьи…       Трафальгар закусил губу, твердо решив не посметь подарить своему мучителю ни единого, даже самого тихого стона, не дать ему и дальше насыщаться его физическими и моральными страданиями. Только легко разгадавший его жест Дофламинго резко поднял Ло, прижимая к себе и имея теперь возможность не только ласкать руками юное, полностью открытое, напряженное тело, но и входить в него под другим углом, отчего жертве удержать стоны стало нереально. Трафальгар отчаянно вскрикнул, закинув голову на плечо Дофламинго, из всех сил судорожно хватая ртом сухой, резавший лёгкие воздух. Разум его окончательно покинул, когда губы вновь накрыли властным поцелуем, а задрожавшее в напряжении тело наконец расслабилось, не выдержав более пыток лаской.       — Глупый же ты, Ло… — лишь слышался голос Дофламинго, словно сквозь стену из ваты.       Серый потолок давил, но разлепивший глаза Ло уже полчаса не мог оторвать их от узоров из потёков и грязи. Дыхание Дофламинго рядом он ощущал, но смотреть на него было выше его сил. Их и так-то почти не осталось.       Мыслей в голове не было. Точнее нет, была одна, но Ло долго не мог на неё решиться, опять странное предчувствие не давало покоя. Но попытка не пытка.       — Room!       В руках оказалось сердце Дофламинго, абсолютно беззащитное, чуть сожми, и эта тварь сдохнет в страшных муках. Тихо поднявшись с кожаного дивана, на котором, он и не помнил, как они вообще оказались, Ло быстро нашёл в своем рюкзаке с вещами нож. Дофламинго спал, даже не ведая, насколько близок сейчас к своей смерти… Один удар, чёткий и резкий, и нет больше унижений, страха перед смертью, нет опасности угодить в такую же ловко расставленную ловушку, как сейчас.       Чёрт знает, что остановило Трафальгара в самый последний момент, то ли чуть скрипнувший диван и опасность пробуждения Дофламинго, то ли долбанное предчувствие, то ли проснувшийся разум, выдавший, что куда выгоднее сейчас просто сбежать. Гранд-Лайн не Норт-Блу, укрыться здесь будет теперь куда проще и явно рациональнее, чем снискать славу убийцы шичибукая и стать врагом правительства именно сейчас. Но всё равно, полноценного ответа Ло не дал бы.       Не убил. Потому что ещё не время.       Вернув сердце законному владельцу, он быстро скрылся подальше с этого мрачного острова, оставившего теперь в его душе напоминание рваной раной.       Дофламинго приоткрыл глаза.       — Сбежал, сучонок, — тихо произнес он, засмеявшись. Ему даже нравилось так играться со своей жертвой. Когда-нибудь, он знал, наступит момент, ловушки более не понадобятся, и Ло сам придёт к нему, отдав себя без остатка.