Над облаками

      Поначалу Фрейе снилось что-то хорошее: залитый светом морской берег, терпкий запах водорослей, крики чаек. Она бежала навстречу кому-то, чей массивный силуэт против солнца был едва различим. Она бежала и бежала, когда вдруг поняла, что больше нет пляжа, а есть лишь усыпанная человеческими костями долина, посреди которой высился одинокий холм.       Содден.       И Коралл. Раз за разом Коралл ее ловила и, издевательски улыбаясь, зачем-то протыкала предплечье шилом. Фрейя кричала, вырывалась, и тогда Коралл начинала что-то говорить. Беззвучно. Фрейя завороженно следила за тем, как шевелятся ее ярко накрашенные губы.        «Впусти…»       ― Ты умерла! Там, на Холме, ты умерла!        «Впусти…»       Фрейя сопротивлялась, но ледяные пальцы Коралл все сильнее и больнее сжимали ее руку.        «Впусти…» ― выл ветер в долине. Ему разноголосицей вторили скалящиеся черепа.       ― Фрейя!       Этот голос не был похож на те, что преследовали ее в кошмарах.       ― Перестань, мне больно, ― сказала Фрейя Коралл, ненавидя саму себя и за хнычущий тон, и за безмерный ужас, который всем своим видом наводила на нее бывшая наставница.       ― Нужно снова намазать мазью.        «Ведьмак, ― подумала Фрейя. ― Это голос Эскеля. А долина и Коралл ― всего лишь сон. Они ненастоящие».       ― Впусти! ― жутко кричало обескровленными губами ужасное тело без рук и ног, бывшее когда-то Литтой Нейд по прозвищу Коралл. ― Впусти!!!       Фрейя открыла глаза. Над ней с беспокойством склонился Эскель.       ― Это ты, ― прошептала она, чувствуя, что вот-вот расплачется от облегчения.       ― Я, ― немного удивленно ответил ведьмак.       Он нахмурился, отчего между бровями появилась морщинка. Эту морщинку Фрейя хорошо знала, как и взгляд ― недоуменный, чуть опасливый, но теплый и живой.       ― Ты кричала во сне, ― сказал Эскель, взяв ее за руку. ― Нужно снова намазать мазью и поменять повязку.       Фрейя прикрыла глаза ладонью: солнечный свет казался сейчас особенно резким. Во рту было сухо и гадко. Она вдруг поняла, что совершенно не помнит ничего после того, как они оказались среди покинутого друидского круга: ни как ведьмак вытаскивал болт, ни как перевязывал ее. Она даже не помнила, как заснула, ― как будто из памяти вычеркнули весь вечер, ночь и следующее утро.       Эскель размотал бинты.       ― Постой, я сама.       Фрейя встрепенулась, накрыла место ранения ладонью другой руки и произнесла короткое обезболивающее заклинание. Завозилась было над раной, но почти сразу оставила это занятие, выругавшись по-краснолюдски. Эскель вопросительно посмотрел на нее.       ― Я странно себя чувствую, ― начала она, прикусив губу, ― разбитой и отдохнувшей одновременно. У этого места хорошая аура, вокруг много магии. Но за ночь я почти не восстановила силы. Та дрянь в твоей фляге…       ― Просто травы, ― быстро сказал ведьмак.       ― Возможно… ― с сомнением протянула чародейка и опустила голову. ― Эти «просто травы» навевают страшные сны.       Порывшись в сумке, она вытащила несколько непрозрачных склянок с разными крышками и бинты. Одной рукой делать все было очень неудобно. В сердцах выругавшись снова, Фрейя подняла глаза на мрачно сидевшего рядом Эскеля и, сдаваясь, протянула ему руку.        «Вот интересно, ― подумала Фрейя, глядя на темную макушку ведьмака, пока тот осторожно и даже нежно менял повязку, ― как среди всего того, что составляет ведьмачью работу, что он, что Геральт умудряются оставаться такими… человечными?»       Эскель завязал последний узелок:       ― Вот и порядок.       Он сидел на корточках подле нее, большой, теплый, спокойный. Фрейя сдавленно вздохнула.       ― Я…       Щеки начали гореть, и она с ужасом подумала, что нет ничего глупее и неестественней, чем смущенно краснеть, как невинная девица, рядом с мужчиной, с которым уже неоднократно делила постель, просто оттого, что он держит ее за руку.       Эскель молча глядел ей в глаза. Фрейя сглотнула. Она почти физически ощущала повисшую между ними тишину ― то, что уже давно было сказано телами и прикосновениями, поступками и взглядами, но никто не решался произнести вслух. Она наклонилась и неловко обняла его одной рукой, легко прижавшись щекой к его уже колючей щеке.       ― Спасибо, ведьмак.       Эскель мягко провел ладонью по ее волосам, потом по спине.       ― Сталь и магия, ― сказал он серьезно, и хоть Фрейя не видела его лица, но готова была поклясться, что он улыбается, ― не бросают друг друга в беде.       Она рассмеялась и, отодвинувшись, похлопала по камню рядом с собой, приглашая ведьмака сесть.       ― Что это за место, Эскель? Вот уж не припомню ни единой истории о друидах так близко к Синим Горам.       Он долго и задумчиво смотрел поверх деревьев. Фрейя не торопила его.       ― Друиды оставили его еще во времена, когда здесь бесновалась Элирена. Эльфам не было разницы, кого резать. И в здешних лесах пролилось слишком много крови. Говорили даже, что кто-то из офицеров Элирены приказал убить Иерофанта. Как бы то ни было, друиды ушли, а про круг все забыли. ― Он усмехнулся. ― Конечно, кроме жителей ближайшей деревни, но и они не осмелились вырубать эту рощу или растаскивать из Каэд Нуа камни.       ― Каэд Нуа, ― шепотом повторила чародейка. ― Значит, здесь твой дом?       Лицо Эскеля потеряло всякое выражение. Он молчал. Фрейя трижды прокляла свое любопытство и болтливый язык.       ― Почему ты так решила? ― наконец спросил он.       ― Там, в Бан Глеане, ты хотел вернуться домой, ― ответила она осторожно, ощущая себя канатоходцем над пропастью. ― Когда… когда оказываешься у кого-то в голове, такие вещи чувствуются… Я не знаю, как объяснить, просто мысли ― это не только слова или картинки. Они всегда неотделимы от эмоций, а эмоции…       ― Всегда? ― внезапно перебил ее ведьмак.       Он по-прежнему глядел вверх, на медленно дрейфующие пушистые облака. Фрейя опустила голову: ей почему-то стало ужасно неловко.       ― Всегда.       Эскель резко поднялся и подошел к Васильку; на чародейку он не смотрел.       ― Рядом есть деревня, там мы сможем переночевать, а завтра отправимся на север, в Компач. Тебе нужна лошадь.

*   *   *

      ― Это было ошибкой, прости.       Трисс наклонилась за полупрозрачным пеньюаром.       ― Врать я не хочу, это было бы нечестно по отношению к тебе, Эскель, а ответить взаимностью… а ответить взаимностью я не могу. Прости.       Эскель без слов скатился с широкой, покрытой белоснежными простынями постели, поднял штаны и нашарил взглядом мечи. Было горько и противно от осознания собственной наивной глупости. И от того, что Трисс с ее способностями, несомненно, не случайно залезла в его мысли, но и, конечно же, продолжала читать их сейчас, хоть и делала вид, что просто смотрит в окно.       ― Куда ты теперь?       ― В Аэдирн.       ― Геральт…       Ему стало совсем гадко.       ― Я ничего не скажу ему, не беспокойся.       Трисс едва слышно вздохнула. Облегченно.       ― В Мариборе всегда будут рады тебе, Эскель. Я буду рада.       Он действительно так ничего и не рассказал Геральту.

*   *   *

      За прошедшее столетие деревня Стонжки успела пережить многое: и холеру, и скоя’таэлей, и даже переименование в Новые Стонжки после огромного пожара восемь десятков лет назад. Хотя и некому было сравнить, но Новые Стонжки от старых по прошествии столького времени почти ничем не отличались. Все так же носилась деревенская ребятня, все так же брехали собаки и на разные голоса шумел домашний скот. Как и в любой другой деревне, чужаки вызывали здесь вполне закономерное любопытство.       Они появились ближе к закату. Странная пара ― изуродованный жутким шрамом через все лицо ведьмак и бледная девица в разорванной грязной куртке; они выехали на одном коне из леса со стороны развалин и сразу безошибочно направились в сторону дома старосты. Ведьмак беспокойно шарил глазами вокруг, словно что-то или кого-то искал.       Седая Эльса поежилась от его взгляда и, осенив себя знамением Вечного Огня, на всякий случай прочла еще короткую молитву Великой Матери Фрейе. Ведьмак скользнул глазами по лицу Эльсы еще раз и нахмурился. Вид у него был как у человека, который пытается вспомнить какую-то важную вещь, но не может.       Эльса охнула от страха, прижала морщинистую ладонь к груди, пытаясь унять сердцебиение, и спешно отступила в тень крыльца. Ведьмак отвернулся, а она, поплевав для верности три раза через левое плечо, юркнула в дом. И лишь много позже, ночью, на грани сна и яви, ей подумалось, что если бы не шрам и желтые зенки, то уж больно ведьмак походил на ее давно преставившегося дядьку. Тот был пастухом, любил выпить и, как-то набравшись краснолюдского спирта, по дурости свалился с обрыва. Эльса дядьку любила за незлобливый нрав и множество веселых пастушьих песенок, но за столько лет уже и думать про него забыла. И вот те на!       «Чушь и бесовщина, ― подумала Старая Эльса, с кряхтением ворочаясь на печи. ― Ведьмовские штучки это! Всем известно, что ведьмины зело на колдовство горазды!»

*   *   *

      ― Сеновал, ― с грустью сказала Фрейя, глядя на покосившийся хлев с шаткой лесенкой, приставленной к широкому окошку наверху. ― И коровы.       ― Это лучше, чем ночевать под открытым небом, к тому же коров там всего две, ― проворчал Эскель, заводя Василька внутрь.       Фрейя печально вздохнула и пошла следом. Под равнодушными взглядами тощих коров ведьмак расседлывал коня. Она прислонилась к деревянной балке и снова печально вздохнула. На седьмом вздохе Эскель не выдержал.       ― Что? ― спросил он.       ― Тут наверняка есть мыши. А я их ужасно боюсь.       ― Нет здесь никаких мышей, ― соврал Эскель, прислушиваясь к шороху в дальнем углу хлева. ― Давай, лезь наверх.       Крепко прижав к себе раненую руку, Фрейя медленно забралась на сеновал. Сено было свежим и пахло летним лугом. Она прикрыла глаза. Есть не хотелось, спать тоже. Рядом зашелестел ведьмак, устраиваясь. Он лег молча и почти бесшумно, только по движению воздуха Фрейя догадывалась, что подле нее вообще кто-то есть.       ― Какой он ― Каэр Морхен? ― спросила она, все так же не открывая глаз.       ― Холодный и каменный, ― помолчав некоторое время, пробурчал он.       ― Да ты просто мастер изящной словесности, Эскель.       Ведьмак хмыкнул и вытянулся на сене, заложив руки за голову. Где-то неподалеку стрекотали сверчки, снаружи то и дело мимо проносились какие-то быстрые тени ― похоже, летучие мыши. Ночь принесла с собой легкий ветерок и долгожданную прохладу.       ― Ну, еще там есть горы.       Фрейя повернулась и внимательно посмотрела на него. Вид у Эскеля был крайне серьезный. Впечатление портил лишь слегка подрагивающий уголок губ. Фрейя несильно ткнула его в бок.       ― И озеро, ― спешно прибавил он.       ― Дай-ка угадаю… а также земля и деревья? ― промурчала Фрейя, придвигаясь вплотную.       Прикосновение ее ладони к животу мгновенно спутало его мысли и отдалось жаром во всем теле.       ― Этого добра в Каэр Морхене навалом, ― сказал он хрипло, пытаясь не думать ни о чем, кроме ведьмачьей крепости.       Фрейя прижалась щекой к его плечу.       ― Что ждет нас там? ― спросила она полушепотом.       ― Нас ждет крыша над головой и теплый очаг зимой, ― не сразу ответил ведьмак. ― Или ты не об этом?       ― Об этом тоже. Но что потом? Когда сойдет снег и наступит весна? ― Пальцы Фрейи едва заметно сжались на его руке.       ― Весной и обсудим.       «Правая башня совсем плоха. Плющ вьется по стене, кладка того и гляди осыплется, когда после Саовины с гор задует холодный ветер…»       Они затихли, думая каждый о своем, потом Фрейя приподнялась на локте и неожиданно сказала:       ― Я помогу.       ― М-м-м?       ― Замок рушится, ты сам сказал. Я помогу укрепить стену, чтобы не осыпалась.       ― Не надо, ― ответил ведьмак.       ― Но…       ― Не надо.       И, глядя на растерянно замершую Фрейю, жестко прибавил:       ― Пусть рушится. Там не осталось ничего, кроме чужих костей и воспоминаний Весемира о том, чем это место было когда-то давно, когда мир был совсем другим.       ― Похоже, ты очень хорошо относишься к этому Весемиру, если все же возвращаешься туда.       ― Весемир меня вырастил и всему научил. ― Эскель пожал плечами.       ― Сделал из тебя ведьмака…       Он не ответил. Фрейя тут же мысленно обругала себя за несдержанность.       ― А моя наставница была стервой, Эскель, ― сказала она, переводя разговор. ― Умной, красивой, эгоцентричной стервой. В мире Коралл существовала лишь сама Коралл. Я была безмерно удивлена, узнав, что она вызвалась, когда Капитул решил отправить чародеев в помощь армии Северных Королевств.       ― Она была на Содденском Холме?       ― Погибла на Холме, если быть точнее.       ― Жаль.       ― Нисколько. Коралл была расчетливой мерзкой ведьмой. Так что жалеть ее не стоит.       ― Коралл… ― задумчиво пробормотал Эскель.       ― Только не говори, ― фыркнула Фрейя, ― что ты тоже с ней спал!       ― Я не… Постой, что значит «тоже»?       Чародейка ухмыльнулась, указав пальцем на ведьмачий медальон.       ― Понятно. Геральт.       Фрейя чуть отодвинулась, теребя ворот рубашки.       ― Похоже, привлекать чародеек ― это одно из свойств ведьмачьей мутации.       Ведьмак криво усмехнулся, но ничего не сказал.       ― Но, может быть, дело не в мутации, а в вас самих? Вот, например, ты. Ты привлекаешь меня просто невероятно сильно, ― продолжила рассуждать вслух Фрейя. ― Ты сильный, смелый, честный и благородный. Тут, знаешь ли, трудно устоять.       Это было настолько неожиданным поворотом разговора, что Эскель озадаченно потер шрам на щеке и уставился на Фрейю.       ― Хотя ты невозможно скрытен и недоверчив, ― протянула она задумчиво.       Он снова не ответил. Он мог бы назвать десяток причин не доверять вообще никому ― горьких ошибок, последствия которых ощутил на собственной шкуре.       ― Но я все же ничего не могу с собой поделать ― я хочу быть с тобой.       Фрейя отпустила наконец воротник и отвернулась.       ― Спокойной ночи, ведьмак, ― сказала она тихо.       Эскель уставился в потолок. Ему хотелось пойти в ближайшую корчму и как следует надраться чем-нибудь покрепче. Но он остался на месте, прислушиваясь к дыханию чародейки и грустно улыбаясь невесть чему.

*   *   *

      ― Тяни! Тяни же, щучий хвост! И зачем только я тебе плачу?!       Из-за обилия деревьев и огромных, в пару человеческих ростов, камней дорога то и дело петляла, так что разбой и грабеж здесь были делом частым: в Компач ездили, как правило, семьями, прилично нагрузившись золотом и драгоценностями. Эскель прислушался. На засаду это не походило ― слишком громко. Но все же он положил ладонь на рукоять меча, лежавшего поперек седла перед ним. Фрейя сидела позади, крепко прижавшись к спине Эскеля, и, несмотря на летнюю жару, это было очень приятно.       ― Что там за шум? ― возбужденным шепотом спросила чародейка, когда они приблизились к повороту настолько, что и ей стали слышны ругань и возня. ― Разбойники?       ― Вряд ли, ― покачал головой ведьмак. ― Больше похоже на застрявших купцов. Судя по крикам, сломалась ось колеса.       ― Мы им поможем? Ну, сталь и магия на страже добра и справедливости ― спасаем девиц и купцов из беды?       ― Сталь и магия молча едут мимо. Особенно магия. Ясно? Если нам задают вопросы, ты молчишь ― говорить буду я. И никакой самодеятельности про Оксенфурт и родственников в Компаче.       ― Ясно, ― пробурчала Фрейя. ― Но, знаешь ли, я решительно против того, что ты так командуешь, будто я совсем неразумное дитя! А между тем я целых семь лет провела, точно так же слоняясь по дорогам Темерии и Ривии.       ― Ну, семь лет ― это, конечно, огромный срок, ― громко хмыкнул Эскель. ― Куда уж мне перед твоим-то опытом, госпожа чародейка.       Фрейя обиженно фыркнула и затихла. Что, в общем-то, было Эскелю только на руку, ибо они как раз обогнули пузатый серый валун и выехали к месту, откуда раздавались голоса.       «Купцами» оказались десяток вооруженных до зубов краснолюдов и низушек в богатом кафтане. Рядом, уперев руки в крутые бока, стояла дородная дама в чепце, к ней жалась бледная пухленькая, но очень миловидная девица, судя по всему, дочь купца. Причем по выражению лица низушки в чепце было видно, что еще чуть-чуть — и мало не покажется всем, включая краснолюдов.       ― О, ребяты, а вот и милсдарь ведьмак нам в помощь! ― жизнерадостно осклабился один из краснолюдов.       Низушек-купец смерил Эскеля долгим задумчивым взглядом, пожевал губу, потом повернулся к ребятам и заорал зычным басом, что совсем не вязался ни с его ростом, ни с внешностью:       ― А ну тяните, иначе не видать вам платы как своих ушей!       Четверо краснолюдов пытались вытянуть соскочившую в кювет повозку обратно на дорогу, еще двое собирали обломки колеса, негромко переговариваясь. Эскель тронул Василька медленным шагом, так, чтобы проехать аккурат подле купца. Он печенкой чувствовал, что наклевывается что-то интересное.       ― Эй, ведьмак! ― окликнул его низушек. ― Ну-ка слезай, дело есть.       Эскель спешился и подошел вплотную к нему.       ― Слушаю.       ― В Компаче меня ждут не раньше, чем через два дня, ― сказал купец, понизив голос. ― Эти воинственные чурбаны только и могут, что топорами махать, хотя, надо отдать им должное, делают это виртуозно, но ось и спицы они не починят.       Эскель потер шрам и пожал плечами:       ― Ну так и я не починю.       Низушек нервно облизнулся.       ― Послушай, ведьмак, у тебя же есть конь ― я прикажу распрячь лошадей, и ты сопроводишь мою жену и дочь до города. Получишь пятьсот крон у моего управляющего. Работа не пыльная.       ― Почему не отвезешь сам? ― прищурился Эскель.       Низушек взгляд не отвел, в его глазах сверкнуло что-то очень нехорошее.       ― А вот это решительно не твое дело, ― холодно сказал купец.       Эскель посмотрел на женщину в чепце и прижавшуюся к ней девушку, затем на небо.       ― Мы можем не успеть до темноты.       ― Тогда тебе тем более стоит поторопиться. ― Купец махнул одному из кряжистых бородатых ребят: ― Распрягай упряжь! Да поживее! Поживее!       Потом протянул ведьмаку широкую ладонь:       ― Арбальд Бибервельт.       ― Эскель.       Пока краснолюды распрягали лошадей, низушек что-то быстро говорил жене и раскрывшей рот от удивления дочери. Эскель подошел к переминающейся рядом с Васильком Фрейе. Чародейка нашла где-то здоровенный лист лопуха и теперь с удивительным изяществом им обмахивалась, отгоняя зудящую мошкару.       ― Мы проводим семью купца до Компача, раз уж нам все равно по пути, ― сказал он, вытаскивая из седельной сумки флягу с водой. Под насмешливым взглядом чародейки сделал несколько глотков. ― Что?       ― Я же говорила, что мы будем спасать девиц и купцов. ― Она понизила голос. ― Кстати, ты пользуешься необыкновенной популярностью у девиц: дочка купца глаз с тебя не сводит.       Ведьмак неодобрительно покачал головой и передал ей флягу.       ― Мы трогаемся через полчаса. Будь готова. Предупреждаю: останавливаться не будем.       Фрейя фыркнула, мол, ее-то предупреждать не надо, и направилась вглубь леса. Эскель обернулся и посмотрел на Арбальда Бибервельта: тот передавал жене бумаги и что-то завернутое в белый носовой платок. Руки у купца дрожали.