Change

I took you home Set you on the glass I pulled off your wings Then I laughed I watched a change in you It's like you never had wings Now you feel so alive I've watched you change Deftones - Change*

Услышав пение, доносящееся из-за двери, обрамленной по бокам факелами, Доктор одернул сюртук и неторопливо пересек небольшой каменный коридор. Толкнув дверь, он вошел в опочивальню короля Джона, и его глазам предстал… — Добро пожаловать, мой демон, — сказал андроид, держащий в своих металлических руках лютню, и с любопытством склонил голову. Доктор медленно приблизился к креслу и в понимании поджал губы. — Ваше Величество, похоже, нуждается в докторе. — Позволь мне представить Камелиона, — тут же прозвучал до боли знакомый голос, и Доктор поднял взгляд. — Твоих рук дело, — выпрямившись и заложив руки в карманы, произнес Доктор. — Увы, скромность не дает мне так заявить. Камелион – инструмент ранних захватчиков Ксерифаса, — приближаясь к креслу с сидящим в нем андроидом, сказал Мастер. — И мой инструмент для побега с той захолустной планеты. — Это твой король Джон? — приподняв брови, спросил Доктор. — Посмотри еще раз, — с глумливой усмешкой ответил Мастер, в приглашающем жесте вытянув руку. Мастер вперил сосредоточенный взгляд в Камелиона, которого охватило свечение энергии, и его облик изменился, приняв вид короля Джона. — Впечатляет, — почти без эмоций произнес Доктор. — Оружие, используемое захватчиками Ксерифаса. Приманка, имеющая бесконечное число форм и личностей, — растягивая гласные, пояснил Мастер, сохраняя с Доктором равную дистанцию от «короля Джона». Отложив лютню в сторону, Камелион принял чинный царственный вид. — Интересно, — все тем же спокойным тоном отозвался Доктор. — Хорошо сказано, мой демон, — с королевским самодовольством ответил он хрипловатым голосом короля. — Мы – сложная масса искусственных нейронов. — И управляемая? — Не больше, чем простая концентрация и психокинетика, — в тон Доктору объяснил Мастер, словно они находились сейчас не в тринадцатом веке, где на каждом шагу могла подстерегать опасность от недоумевающих обитателей замка, а на научном совете при Академии. — Посмотри еще раз. Мастер перевел взгляд с Доктора на Камелиона, и того вновь окутала та же самая энергия. — Может сыграть кого угодно? — беззаботно спросил Доктор, словно Камелион на его глазах не принял только что облик его самого. Впрочем, Доктор ни сколько не был удивлен, что Мастер выберет именно эту внешнюю оболочку для своей новой игрушки, и не собирался уступать в оригинальности. — Прошу, — произнес Мастер, словно гостеприимный хозяин. Вздохнув, Доктор сконцентрировался, мысленно представляя, как поток его сознания, тесно сплетенный с внушением и образом, который должен был принять Камелион, скручивается в тугой луч, подчиняющий робота-оборотня своему приказу. — Очень мастерски, — повернув голову к Мастеру, нараспев произнес ставший его точной копией Камелион. — Ты льстишь мне. Я предпочитаю плохого короля Джона, — немного брезгливо отозвался Мастер, пока Доктор с тщательно скрываемым любопытством оценивал проделанную работу. Доктор раздраженно захлопнул книгу, потому что текст уже начинал расплываться перед глазами, но вовсе не из-за того, что с его зрением было что-то не так. Как бы ни было отвратительно это признавать, но его до сих пор гложило то, что произошло в замке Фитцуильям. Доктор никогда не показал бы этого ни одному из спутников, потому что не хотел заботить их своими проблемами, как он сам объяснял себе, но на самом деле боялся увидеть осуждение в их глазах. Осуждение и непонимание. Такие искренние и жгучие, что от них, казалось, у него бы заслезились глаза. Чувство проигравшего победителя каждый раз накрывало его после их с Мастером встреч. Мастер все равно побеждал, всегда. Всегда над его чувствами и над его душой. И сносить его присутствие было столь же желанно, как и больно. Они каждый раз противостояли в этом космическом танго, где оба желали вести из чистого природного упрямства, почти никогда не заботясь о сказанных словах, потому что понимали, что все, что требуется знать, можно прочитать в глазах и сознании друг друга. Телепатическая связь, в которую не смог бы вторгнуться ни один посторонний, даже если бы очень захотел. Это было даже забавно – слышать каждый раз угрозы Мастера о том, что он намеревается убить его и, конечно же, попытается, если Доктор даст ему повод. И иногда Доктор давал ему этот повод, намеренно, все из того же упрямства, которое росло и крепчало с каждым годом, подчас принимая опасный оборот, когда он слепо поддавался своим чувствам. И каждый раз Мастер намеренно разыгрывал великодушие, оставляя его в живых. Кроме, пожалуй, того случая с проектом Фарос, когда он в четвертый раз принял смерть. Отложив книгу на тумбочку, Доктор вытянулся на постели, прикрыв глаза, хотя ему совершенно не хотелось спать. Босые ступни приятно холодил воздух, но Доктор не замечал контраста температур. Его спальня была освещена мягким ровным светом, который приглушенно просачивался сквозь дискообразные бляшки, увенчивавшие стены так же, как и в консольной комнате, и эта затаившаяся атмосфера навевала на Доктора желание хандрить. Он пообещал Тиган и Турлоу отправиться к Оку Ориона, но, посчитав, что на сегодняшний день с них достаточно впечатлений, отправил по своим комнатам, чтобы они могли отдохнуть. Разумеется, выслушав возражения Тиган по поводу того, что она погорячилась и вовсе не хочет, чтобы Камелион делил с ней комнату, в которой раньше она жила вместе с Ниссой. Хм, а нужен ли андроиду отдых в принципе? Камелион, приманка захватчиков Ксерифаса. — И куда ты поведешь свою куклу потом? — Какая разница? Тебя там не будет, чтобы поприветствовать меня. — Мне это может не понадобиться. Ты забываешь, что Камелион имеет свой собственный разум. — Он подчиняется только моей воле. — Да. Но насколько долго? — Пока я буду им управлять. Камелион не отвернется от меня. Доктор устало повернулся на бок, по-детски поджав ноги. Где-то по коридорам ТАРДИС бродил Камелион, который все еще мог подчиняться Мастеру… Нет, это глупая идея. Он переборол волю Мастера, заставил Камелиона принять облик Тиган и спастись бегством из замка Фитцуильям, прихватив с собой орудие по захвату Вселенной. Неужели, это все? Опрометчиво было бы утверждать, что Мастер сдался так просто. Он всегда проигрывал слишком легко, не сокрушаясь в гневных тирадах. Как Даврос, например. Мастер был в гневе, безусловно, но он умел проигрывать в отличие от всех остальных. Видимо, потому что знал, что в конечном итоге все равно остается победителем, пусть даже терпел поражение в своих стратегиях по подрыву власти на планетах. И потому что знал, что после каждой их встречи душа Доктора начинает крошиться в мелкий и колкий песок, отмирает внутри клетка за клеткой. Тупая ноющая боль, прорывающаяся извне, не дающая спать по ночам, быть спокойным наедине с самим собой, когда сознание затапливают мысли, от которых Доктор старался бежать так же быстро, как и от последствий. Доктор был уверен, что терпение Мастера тоже разламывается на кусочки, и с каждым разом эти куски все больше, и режут они острее и больнее. И все это словно заколдованный круг, потому что, прекрасно понимая, что они нуждаются с Мастером в долгом и важном разговоре, ему тут же хотелось сбежать как можно дальше и как можно скорее, только чтобы не смотреть в его глаза, не видеть в них упрек и обреченную неизбежность. Мастер каждый раз проверял Доктора и убеждался в своей правоте, когда тот с треском проваливал испытание. Мнимая смерть сира Джоффри тоже была испытанием. Мастер бы никогда не допустил того, чтобы кузен сира Ранульфа попал в его ТАРДИС. Из чего можно было заключить, что Мастер знал наперед – Доктор спасет кого угодно, но только не его. Доктор на протяжении всего условного вечера старался не думать о том, что произошло, но не мог удержаться от воспоминаний. В его болезненно корчащемся сознании каждый раз звучали равнодушные, ничего не значащие слова, которые они говорили друг другу. И все это было бессмысленно, пока Мастер не сократил расстояние между ними, опасно приблизившись, что в голове Доктора тут же пронеслась мысль о бегстве. С удовольствием мазохиста, смакующего боль на острие нервов, Доктор разбирал их фразы, дробил на слова, крошил на слоги, буквы, звуки, но почти не видел в них смысла. Какая к черту может быть Великая Хартия Вольностей, когда в этих льдистых голубых глазах на долгие века застыли разочарование и боль? Глаза, умевшие причинять столько боли одним лишь взглядом, которому Доктор мужественно сопротивлялся, как последний болван. Трусливый болван. — Может сыграть кого угодно? — Посмотри еще раз. Камелиона окутала сверкающая энергия, преобразующая его металлическую плоть, делающая ее неотличимой от живой и мягкой. Прежний облик, принятый им, исказился, и у Доктора перехватило дыхание. Густые черные как смоль волосы, аккуратная миниатюрная бородка на самом кончике подбородка, голубые льдистые глаза. Давно забытые и такие родные. — Кощей… — одними губами выдохнул Доктор и испуганно распахнул глаза. Он все еще был в своей спальне в ТАРДИС. Свет был по-прежнему приглушен, цепко выхватывая из сумрака все углы, куда тревожно забились тени. Перевернувшись на спину, Доктор сполз ниже, устроившись головой на подушке, и вновь закрыл глаза, стыдливо возвращая видение. Губы Мастера усмехнулись, и Доктор посмотрел на Камелиона. Его губы усмехались так же, как и губы Мастера. Кощей поднялся из кресла и встал перед Доктором, который растеряно отвел взгляд. Обернувшись, Кощей увидел едва заметный кивок Мастера и сделал решительный шаг к Доктору, сокращая расстояние между ними. На нем была алая прайдонианская мантия, тяжелая даже на вид, и жесткая, скользящая между пальцами на ощупь. Кощей молчал. И Мастер тоже. А Доктору просто не хватало слов для того, чтобы вымолвить что-то осмысленное, когда прошлое, наконец, настигло его. Пальцы Кощея потянулись к Доктору, и тот замер, когда Кощей со смешком поправил веточку сельдерея на лацкане сюртука. — Тета, — выдохнули его губы почти у самого лица Доктора. За спиной мелькнула черная тень, и Доктор в недоумении дернулся. Сейчас он мог отпустить себя, все свои принципы, манеру поведения, привычки, потому что никто кроме него не видел того, что происходило в его голове. Он мог не стыдиться никого, даже себя, хоть и чувствовал, как в реальном мире его щеки горят. — Ко-щей, — в тон ему прошептал Доктор, сбившись на середине имени из-за кома в горле, который хотел задушить его, чтобы избежать позора и унижения. Он почувствовал, как на его плечи тяжело опустились ладони, но не решился обернуться. Мастер безмолвно приспустил его сюртук с плеч, задержавшись на локтях, и дернул Доктора на себя. Грудь Мастера размерено опадала, а его губы усмехнулись в светловолосую макушку. Тело Доктора прошила дрожь, и его рот распахнулся, чтобы не выдохнуть ни единого слова. Ладонь Кощея коснулась щеки Доктора, и ему уже стало все равно, что это не настоящий Кощей, а всего лишь робот-хамелион, что это робот-хамелион, который принял облик Кощея в его воображении. Можно ли теперь считать, что этот Кощей настоящий?.. Он оказался зажат между ними, двумя версиями Мастера, повзрослевшей и совсем еще юной. Ему было не днем старше того возраста, когда Тета впервые сбежал от Кощея. Навсегда, как он думал, пока прошлое не стало жестоко настигать его вновь и вновь, не давая покоя ни в одном времени. Пока прошлое не стало смыслом его бегства. Это было воображением, доступным только ему, чтобы не бояться, что кто-то в отвращении ткнет в него пальцем. И все же смелость, которую он проявлял в опасных приключениях и перед лицом безумных врагов, найти было намного проще, чем признаться себе в своих желаниях. Может, если начать делать первые шаги самому хотя бы в воображении, то будет проще решиться сделать это и в действительности? Закрыв глаза, Доктор откинулся спиной на грудь Мастера, мечтая о том, чтобы тот хоть на секунду опешил и растерялся. Не знал, что делать, как теперь манипулировать Доктором, который сам идет в его руки. — Ты поступил бы хорошо, мой дорогой Доктор, обдумав, что ты шел прямо в мои руки. — И в наши. Доктор чувствовал, как Кощей медленно расстегивает пуговицы на его рубашке, не добираясь до пояса, как его проворные пальцы забираются под ткань, поглаживая грудь. — Ты скучал по мне, Тета? — вкрадчивым голосом спросил Кощей. — Скучал, Доктор? — прошептал ему на ухо Мастер, опаляя кожу дыханием. Вместо ответа Доктор, притянул Кощея ближе к себе, столкнувшись с ним лбами. Казалось, что для Мастера этого достаточно. Он стянул сюртук, и тот бесформенной кучей упал на пол. После он спустил подтяжки, которые повисли по бокам, слегка прикусил кожу на шее Доктора, шумно вдохнув носом, будто ждал этого очень давно. Горечь соскоблила видение из сознания Доктора. Он и ждал. Ждал слишком давно. И ждет до сих пор. Прикрыв рот ладонью, чтобы не застонать вслух от разочарования, Доктор закрыл глаза. Но уже не для того, чтобы снова погрузиться в этот эротический транс, а пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, которые он так упорно отгонял от себя столетиями. Но ощущение Мастера, в объятия которого он погрузился, продолжало держать Доктора на привязи. Мастер стягивал с него рубашку, Мастер целовал его плечи, целовал шею, Мастер прикасался к нему там, где даже сам Доктор не решался себя касаться без того, чтобы не покраснеть. Мастер прижимался к его бедрам, Мастер вжимался в него, Мастер целовал его, Мастер изучал кончиками пальцев его обнаженную кожу, Мастер… Мастер… Мастер… — Мастер! — выкрикнул Доктор на всю спальню. Сердца пропустили удар, и Доктор перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку. Его щеки полыхали от стыда и желания. Желания старательно забытого, избегаемого, желания, на которого Доктор не имел права. Он потерял это право давным-давно, еще раньше, чем окончательно покинул Галлифрей. Он не имел права на Мастера. Но Мастер имел право на него. Если не для того, чтобы, наконец, перестать быть одиноким, то хотя бы для того, чтобы отомстить за причиняемую до сих пор боль предательства. На месте Мастера он бы тоже себя ненавидел. Но он не был на его месте. И принять свое наказание боялся еще сильнее, чем смотреть Мастеру в глаза. Доктор стыдливо прислушался, нет ли в коридоре шагов Турлоу или Тиган, но все было тихо. Вероятно, они уже давно спят. И он наделся, что ТАРДИС без его ведома милосердно выставила звуковые экраны на стены спальни. Резко сев на постели, Доктор закрылся ладонями, словно это могло помочь стереть скорбное выражение с его лица. — И как ты намерен остановить меня? — Я должен немного поразмыслить. — У тебя не так много времени. — А у тебя нет твоего компрессора. — У меня все еще есть разум. — Как и у меня. Вскочив с постели, Доктор стал нервно мерить шагами комнату. Лицо до сих пор горело от запретного желания и воспоминаний, которые тонкими иглами вонзались в его сознание. Мастер приблизился к нему, он провоцировал его. Ждал, когда же Доктор испугается и отступит назад. И он отступил. Но прежде отчаянно желал, чтобы Мастер подошел еще ближе и поцеловал его. Доктор изо всех сил сдерживал ментальные барьеры, чтобы Мастер не смог коснуться его разума, не понял, что Доктор готов сдаться, если он все же сделает решительный шаг. Но Мастер продолжал играть с ним, мучить, и Доктор надеялся, что этот компромисс был наилучшей альтернативой из всех возможных. Да и как бы он мог вымолить прощение после того, как собственноручно позволил пожертвовать Мастером для спасения сира Джоффри? Вежливый стук в дверь приковал Доктора к полу. — Да? Кто это? — прочистив горло, спросил он, придавая себе невозмутимый вид. Ответа не последовало, но дверь мягко отворилась, и Доктор в изумлении широко распахнул глаза. — М-мастер? — сипло спросил он. — Что ты тут делаешь? Как ты попал на ТАРДИС? — Не возражаешь, если я зайду? — спросил Мастер уже после того, как закрыл дверь и нахально улыбнулся. — Как ты тут оказался? — повторил Доктор. Воспоминания вновь резанули по сознанию Доктора острым клинком. — Ты забываешь, что Камелион имеет свой собственный разум. — Он подчиняется только моей воле. — Да. Но насколько долго? — Пока я буду им управлять. Камелион не отвернется от меня. — Камелион впустил тебя, — заключил Доктор, чувствуя, как неприятно в груди заворочалось осознание того, что он так глубоко ошибался, думая, что сможет подчинить своей воле андроида. — Мой дорогой Доктор, заблуждения и самоуверенность вечно одолевают тебя далеко не в твою пользу, — поддел его Мастер, переходя в наступление. Доктору ничего не оставалось, кроме как отступить на шаг назад, и он пожалел, что находится в одной лишь пижаме. Комната не была бесконечной, и Доктор понимал, что рано или поздно Мастер в буквальном смысле припрет его к стенке. И вряд ли в его планах был сейчас захват власти над планетой, потому что тогда Мастер, скорее всего, запер бы его в спальне, распоряжаясь управлением ТАРДИС. Но они были в спальне, и Доктору было нечего противопоставить, кроме как пижаму, в которой даже не было карманов с чем-нибудь, что могло бы немыслимым образом помочь ему сбежать. Бежать ему больше было некуда. Они продолжали дуэль, которую начали в замке Фитцуильям, но на этот раз их оружием были не мечи, а слова и разум. И Доктор был твердо уверен, что в тот раз Мастер поддался, поскольку та ловкость, с которой он поймал нож, брошенный Тиган, говорила сама за себя. На этот раз Доктор был беззащитен перед своим прошлым. — Что ты от меня хочешь, Мастер? — не теряя надежды, продолжал гнуть свое Доктор, чтобы хоть как-то потянуть время. Вдруг Тиган взбредет зайти к нему в комнату? Либо же заглянет Турлоу и скажет, что в консольной происходит что-то не то и координаты были изменены. Доктор пожалел, что так и не выяснил, сколько же спят трионцы, и когда можно ожидать счастливого спасения из объятий того, кто некогда был его другом, а теперь… Теперь Доктор не знал, кем был ему Мастер. Но не врагом, это уж точно. Мастер был неизменно настигавшим его прошлым, отчаянно мечтавшим задержаться в настоящем, чтобы стать будущим. Но Доктор сомневался, что сможет дать это Мастеру без того, чтобы между ними не осталось неразрешимой пропасти обид и предательств, на которые невозможно будет закрыть глаза. — Дать тебе то, что хочешь ты, Доктор, — ответил Мастер невозмутимо. — И… что же я хочу? — успешно, как казалось Доктору, скрывая неловкость, уточнил он. — О, это ты должен сказать мне сам, — тут же произнес Мастер и разразился смехом, от которого у Доктора мурашки поползли по спине. — Мне ничего от тебя не нужно, — уверенно ответил Доктор и почувствовал, что наконец уперся в стену. — Совсем ничего? — почти разочарованно протянул Мастер. — Даже того, чтобы я, наконец, перестал строить планы по захвату вселенной? — Как бы мне того ни хотелось, ты вряд ли уступишь своим желаниям в пользу моих, — заметил Доктор, надеясь, что Мастер сдастся. — Уверен, мой дорогой Доктор, что есть желания, — не уступал Мастер и приблизился к Доктору почти вплотную, — которые могли бы нас объединить. Последние слова он произнес у самых губ Доктора, и того настигло чувство déjà vu, когда Мастер приблизился к нему так же близко, как и в покоях короля Джона. — I still have my wits. Доктор в отчаянной надежде попытался прикоснуться к разуму Мастера, чтобы твердо убедиться в его намерениях, но не почувствовал ничего. Он не источал пульсирующую уверенность в себе, которая бы незримыми волнами распространялась подобно кругам на воде. Нет, этот разум был закрыт, но податлив, готовый быть контролируемым и впитывать в себя чужие желания, подобно сухому песку. — Камелион, — с упреком произнес Доктор, протиснувшись между стеной и «Мастером», чтобы ощутить желанную свободу. Облегченно выдохнув, Доктор закрыл лицо руками. Попасться так глупо, да еще и не сразу раскусить подвох… — Мастер был прав, вы достаточно умны для того, что раскусить этот трюк, Доктор, — спокойно произнес Камелион, так и оставаясь в облике Мастера. — Проверка? Серьезно? — обиженно спросил Доктор. — Я спас тебя от Мастера и его планов, в которых он собирался тебя использовать, чтобы потом быть застигнутым врасплох в своей собственной ТАРДИС? Доктору было неприятно оттого, что ему приходится вести себя подобным образом, но ситуация возмутила его. — Прошу вас простить меня, Доктор. Так непривычно было видеть в глазах Мастера неловкость и раскаяние, что Доктор невольно залюбовался этим чистым и искренним сиянием. — Хорошо, — хлопнув себя по бедрам, уступил Доктор и поджал губы. — Когда я находился в ТАРДИС Мастера, он не возражал, когда я менял облик, и потому я подумал… Но Доктор не дал Камелиону договорить. — Чей облик? В его голосе проступило жадное и плохо скрываемое любопытство, бравшее верх над измученным за сегодняшний день сознанием. — Ваш, Доктор, — покорно ответил «Мастер». Эта новость ошеломила Доктора. Если на мгновение допустить, что Мастер… — Зачем, Камелион? — немного резко спросил Доктор, на этот раз в наступление переходил он. — Не уверен, что я имею право говорить это, — ответил Камелион, смотря честными глазами на Доктора. — О, ты имеешь, поскольку принимал мой облик, потакая прихотям Мастера, — подчеркнул Доктор, боясь поверить мыслям, которые приходили ему в голову. — Я не знаю, как можно охарактеризовать словами те занятия, которые были между Мастером и… вами. Камелион говорил ровным голосом, и все же Доктор заметил легкую заминку в его словах. — Но я могу вам показать, — тут же предложил Камелион, и, не дожидаясь, пока Доктор даст ему знак, перешел к действиям, сократив расстояние между ними. Реакции Повелителей Времени были намного быстрее, чем у людей или даже роботов, которые притворялись Повелителями Времени, и все же Доктор не успел опомниться, прежде чем «Мастер» поцеловал его. Этот поцелуй не был похож на те, которые делили между собой Тета и Кощей, он был совершенно другим. Они не могли прикоснуться к разуму друг друга, чтобы ощутить единство не только на физическом уровне, но и ментальном, почувствовать, как артронная энергия готова рассыпаться на губах. Доктору давно никто не дарил поцелуев. Последней была Романа, и этот поцелуй не походил на те их поцелуи тоже. Но он был хорош. Хорош не только для того, кто слишком давно был одинок, он был хорош по-другому, был особенным в череде прочих. И когда Доктор позволил себе отпустить мысли о том, что к его телу прижимался не Мастер, а всего лишь его подделка, все переменилось. Доктор думал, что на этом все и закончится, но «Мастер» считал иначе. Он хотел показать, потому как подобрать нужных терминов не мог, и Доктор мужественно переступил через себя, чувствуя, что голова начинает слегка кружиться далеко не от нехватки кислорода. Руки «Мастера» проворно расстегнули пижамную рубашку Доктора, и он потянул его за собой, увлекая к кровати. — Стоит вам подумать… — заговорил Камелион, но Доктор вновь перебил его. — Нет, говори, как Мастер, — попросил он немного охрипшим голосом. — Стоит тебе подумать, мой дорогой Доктор, приложив психокинетическое давление, и я буду полностью обнажен. — Думаю, большее удовольствие мне доставит, если я сделаю это сам. Доктору казалось противоестественным говорить вслух о своих желаниях. Желаниях, которые совершенно не касались чьего-либо спасения и устранения угрозы. Его желания. То, что он подавлял столетиями, наполняя свою жизнь жаждой путешествий. На фоне смертельной опасности, грозящей ему и его друзьям, забывать о том, что он живой и у него есть за душой что-то большее, чем тяга к приключениям. Должно быть, именно поэтому он старался нырять из одной опасности в другую, да и ТАРДИС отправляла его не всегда туда, куда он хотел, сталкивая нос к носу с чем-то неразрешимым для местных жителей, где требовались совершенно другой подход и более обширные знания. Доктор упивался жадным взглядом, которым Мастер изучал его, выжидательно наблюдая за ним. И что-то подсказывало Доктору, что это не игра, Камелион на самом деле в точности повторяет все то, что делал Мастер, когда внушал роботу принимать его облик, оставаясь вдвоем на ТАРДИС. Во всяком случае, Доктору очень хотелось в это верить. И все же мысль, что перед ним ненастоящий Мастер, не отпускала его. Что, черт возьми, он собирается сделать? Он сошел с ума! На этот раз еще больше, чем обычно. Нельзя идти на поводу у своих чувств, надо отказаться от этой идеи, пока еще не стало поздно. — Ну и чего же ты ждешь, Доктор? — поддел его Мастер, медленно наступая на Доктора. — Боишься того, что перед тобой ненастоящий я? Нехорошее предчувствие заворочалось в животе Доктора скользкой змеей. — Помнишь, что я сказал тебе? — Он подчиняется только моей воле. — Да. Но насколько долго? — Пока я буду им управлять. Камелион не отвернется от меня. — Ты все еще контролируешь его? — полушепотом спросил Доктор. Мастер не ответил, но его молчание произвело необходимый эффект. Сократив между ними расстояние, Доктор взял лицо Мастера в свои ладони, и, чуть склонив голову, поцеловал. Губы Мастера усмехнулись в ответ, и он требовательно прижал Доктора к себе. Подумать о том, что Мастер действительно до сих пор контролировал Камелиона было страшно, но в этот раз Доктор тоже решил убежать. Убежать подальше от мыслей о том, что он так жестоко ошибался, что пустил на борт создание, которое могло подорвать покой ТАРДИС изнутри. Если Мастер и контролировал Камелиона, то контролировать себя Доктору становилось еще сложнее, потому что нереализованные желания прорывались изнутри, словно хищный зверь, засевший в груди, изнутри раздирал его тело когтями, пытаясь прорвать кожу и проломить ребра, чтобы вырваться на свободу. Больше Доктор не пытался прикоснуться к разуму «Мастера», чтобы не разочаровываться, позволить себе ненадолго заблуждаться, поверить в невозможное. Его пальцы плохо слушались, и все же он сумел совладать с ними, чтобы расстегнуть бесконечное количество пуговиц на одежде Мастера и тихо застонать, когда обнаружил под мягкой тканью сюртука обнаженную кожу. Мастер следил за ним со спокойным одобрением, и Доктор смущенно отвел взгляд, боясь этого пронзительного взгляда, который прожигал насквозь до самых костей. — Мне еще не приходилось видеть, как ты краснеешь в этом теле, — с благосклонной улыбкой произнес Мастер, словно между ними не простирались выжженные пустыни непримиримых обид. Он был рад его видеть, и в эту ложь Доктор тоже с отчаянием поверил. Мастер мягко подтолкнул его к кровати, и Доктор послушно сел поверх одеяла, с твердой решимостью смотря ему в глаза. Одобрительно скривив рот, Мастер надавил на плечи Доктора, заставляя лечь. — Какую болезненную самоотверженность я вижу на твоем лице, мой дорогой Доктор, — проворковал Мастер, нависнув над ним. — Не боишься, что твои маленькие друзья могут нас услышать? — Я не допущу этого, Мастер, — широко распахнув глаза, сказал Доктор, уже по привычке желая возразить. Мастер низко склонился над ним, почти касаясь губами мочки, и прошептал бархатным голосом: — А я хочу услышать твои крики, Тета. Он стащил с Доктора пижамные штаны, до сих пор оставаясь в перчатках, и провел затянутой тканью ладонью по его бедру. Прикосновение было чужим, анонимным, словно Доктора касался кто-то безликий и безымянный. Он не знал, было ли это частью плана Мастера – мучить его, или же тот сам боялся перестать контролировать свои эмоции, поддавшись чувствам и обстоятельствам. — Теперь ты подчинишься моим желаниям, Доктор? — спросил Мастер, расстегивая пуговицы на пижамной рубашке. — Разве я уже не распластан перед тобой? — с легким сарказмом ответил Доктор, но Мастер, видимо, шутки не оценил. — Ты знаешь, о чем я говорю, — спокойно произнес Мастер, но Доктор услышал ледяные нотки, прорезавшиеся в его тоне. — Мне начинает надоедать твое упрямое сопротивление. «Игра, это всего лишь игра», твердо решил Доктор. Необратимых последствий не будет, хоть раз можно переступить через себя и свою гордость, поддавшись слабости. — Я подчинюсь, — выдохнул Доктор охрипшим голосом и обвил ноги вокруг талии Мастера. — Я подчинюсь тебе, Кощей. Мастер самодовольно улыбнулся, проведя ладонью, затянутой в ткань, по щеке Доктора, но тот перехватил его руку. Крепко сжав запястье, Доктор стянул перчатку, при этом смотря прямо в глаза Мастера и ожидая его реакции. — Я хочу почувствовать тебя, — с расстановкой произнес Доктор, выгнувшись в спине, чтобы прижаться обнаженной кожей к груди Мастера. «… всего лишь игра», пронеслось в голове у Доктора, когда губы Мастера накрыли его рот. И чувствовать колючую бороду на своей коже было так упоительно приятно. Дрожь по всему телу сводила с ума, словно кто-то сыпал соль на оголенные нервы, заставляя мышцы сокращаться. Обнаженные пальцы по-паучьи пробежались по бокам, словно переливы на струнном инструменте, и Доктор тихо выдохнул, закрыв глаза. Мог ли он представить, что здесь, в ТАРДИС, он будет отдаваться рукам Мастера, и тот не будет ничего требовать взамен, кроме подчинения и повиновения? Мастер менял его, совершенствовал согласно своему мировоззрению, плавил в воск, чтобы вылепить нового Доктора, нового Тету, который не будет больше сбегать, не будет возражать, не будет сопротивляться. Пальцы Мастера готовили Доктора для себя, для тела и разума, разрушали и возводили из руин играющие в сиянии двойной звезды зеркальные купола и шпили Цитадели, в которой бы мог поселиться их разум. Вместе объединенное сознание, подходящее друг к другу идеальными гранями, запуская цепной механизм. И тогда Доктор, наконец, почувствовал себя живым. Губы Мастера обжигали кожу, не пропуская ни дюйма, растапливали вековые льды, сковавшие страхи Доктора, что он уже готов был забыть о том, почему они с Кощеем так отдалились друг от друга, почему Тета сбежал, не попытавшись его переубедить, забрать с собой прочь от этой планеты с закостенелыми взглядами на добропорядочную жизнь. Но мысли о том, что все это лишь игра все равно не могли отрезвить Доктора, который дал волю себе и шел на поводу своих слабостей, ведомый Мастером. И самым пугающим из всего этого, когда Мастер вошел в его тело, было осознание того, что ему это нравится. Это противоречило тому, что он пытался каждый раз доказать себе и другим – нужно стремиться к независимости. Но каждый толчок Кощея в его тело говорил ему об обратном. Доктор захлебывался идеей о том, как же потрясающе быть зависимым от кого-то, отдавать себя, быть целым, делить все на двоих и знать, что это никогда не закончится. Доктор лгал себе, и на этот раз он солгал еще раз, притворившись, что все, наконец, изменилось. Что теперь Тета и Кощей будут вместе навечно, как когда-то клялись под серебристой сенью рощи уланды. У Доктора всегда были прошлое и настоящее, но никогда не было будущего, оно настигало его внезапно и пыталось сбить с ног. И только сейчас, находясь в руках Мастера, он мог позволить себе подумать, что теперь он не один. Мастер не позволял отворачиваться ему, не давал возможности закрыть глаза, чтобы Доктор каждую секунду осознавал, где он и кто находятся рядом с ним, в нем, вокруг него. Его напор становился все жестче и грубее, пока он не выбил из Теты первый вскрик. — Да, Доктор, не молчи. Не молчи ради меня, — нашептывал Мастер, вторгаясь в его тело. После первого вылетевшего изо рта звука продолжить кричать было уже проще. И Доктор кричал. Кричал до хрипоты, до слез, ломал себя, разбивал вдребезги, чтобы измениться, чтобы воскреснуть и переродиться сознанием, а не телом. Мастер целовал его губы и крики, кусал в шею, и от этого кричать хотелось еще сильнее. Мастер был его хозяином, его господином. Мастер был с ним, он был в нем, был наяву. Доктор мог касаться его, зарываться пальцами в волосы, утыкаться носом в висок, чтобы рвано дышать на ухо, пока Мастер берет его. «Ты разрушаешь меня», подумал Доктор. «И мы оба находим это прекрасным». — Мастер, — прошептал ему Доктор, и черты лица Мастера исказились, словно через них проступило лицо Кощея. Желание разрядки было уже не столько важно на фоне того, что Доктор пережил в последние минуты. Она, напротив, сулила конец. Возможно промежуточный, но оттого не менее горький потому, что они снова будут разделены, снова придется наполнять ауру, которая окружала их, словами, мыслями, вместо того, чтобы жить движениями навстречу друг другу. Мастер, разумеется, посмеялся бы над Доктором за подобные мысли, сказав, что он размяк и ему пора на покой, раз он пренебрегает величайшим даром, который послала ему вселенная – быть выше других, быть Повелителем Времени. Мастер все еще продолжал оставаться в его теле, пока Доктор часто дышал, переводя дыхание и чувствуя саднящий дискомфорт, который распространялся монотонной пульсирующей болью. Доктор мог бы притупить чувствительность рецепторов, чтобы не чувствовать этого непривычного для мышц давления, но сейчас казалось правильным дать себе ощущать эту боль на всю мощность спектра, на которую была способна его нервная система. Доктор напряг мышцы, сжимаясь вокруг члена, и Мастер перевел на него затуманенный взгляд, будто совсем позабыл, где находится. Их глаза встретились и, словно Мастер получил немое ободрение, навалился на Доктора своим блестящим от пота телом. Осознание навалилось на Доктора, когда он увидел эту слабость. Это не мог быть Мастер, он не был бы с ним так вежлив и отзывчив. Скорее всего, Мастер бы был жесток и груб, он подавлял бы Доктора словами, добивался бы того, чтобы он сломался, впиваясь в его разум своим вероломным сознанием. Мастер бы не принимал слабость Доктора, а попытался переиграть ее в свою пользу, чтобы стать победителем окончательно, сделать Тету своим. — Об этом никто не должен узнать, ты меня понял? — серьезным тоном произнес Доктор, вложив в слова ментальное подавление более слабого разума. — Не только Тиган и Турлоу, но и вообще никто. Тебе ясно? — Предельно ясно, мой дорогой Доктор, — с ухмылкой ответил «Мастер», и Доктору не понравилось это показное половинчатое повиновение. Но, возможно, ему это только казалось? Или Камелион все еще продолжал играть свою роль. Или… — Скажи мне, Камелион, — позвал Доктор, и робот поднял голову Мастера, смотря глазами Мастера, глазами Кощея в его глаза, — Мастер все еще контролирует тебя? — Это исключено, — тут же ответил он и перекатился на бок, оставив Доктора с ощущением физической пустоты. — Ваша воля подчинила меня, когда я из короля Джона принял облик вашей спутницы. — И все же, если бы Мастер тебя до сих пор контролировал, то ты бы сказал мне то же самое, выполняя приказ играть передо мной, — рассудил Доктор, с удобством откинувшись на подушку. — В жизни всегда приходится делать выбор, чему верить, а чему нет, — слишком философски для робота заметил Камелион, пусть он обладал искусственным интеллектом, хоть и сильно восприимчивым. — Тут ты пожалуй прав, — согласился Доктор и поежился от неприятного ощущения подсыхающей спермы на своей коже. Ему вдруг нестерпимо захотелось убежать самому, а не прогнать Камелиона, чтобы наедине с собой попытаться вновь подавить чувства, которые обрушились на него и пугали еще сильнее, чем прежде. — Ты… не будешь возражать, если я… — Оставить вас одного, Доктор? — тут же понял Камелион. — Мастер тоже всегда просил меня о том же. — Только помни, не говори никому, особенно Турлоу с Тиган! — сказал ему вдогонку Доктор, прежде чем Камелион, вновь принявший свой истинный облик, покинул его спальню. Ему вдруг стало нестерпимо жаль этого робота, который ничего не мог противопоставить воле живых существ, использовавших его в своих целях, угнетавших и навязывавших свои желания. Камелион был безропотной игрушкой в руках хозяина, возможно, даже не догадывающийся о том, что то, что сейчас сделал с ним Доктор, было ужасно. Доктор закрыл лицо руками и застонал от снедавшего его стыда. Ко всему прочему теперь на его долю добавилась еще и вина перед этим искусно созданным андроидом. Он лежал и смотрел в потолок. Секунды текли сквозь него, сердца в груди отбивали в такт им двойной ритм, и Доктор думал о том, где сейчас находится Мастер и куда его могло занести, если компрессор материи, который он оставил включенным, привел в негодность измерительные схемы ТАРДИС. После такого Мастер уж точно не захочет с ним сотрудничать, и Доктор в очередной раз из-за своего упрямства упустил возможность хоть как-то примириться с ним. Да и разве у них была бы возможность как-то переиграть прошлое, чтобы искоренить эту бессмысленную вражду? У Доктора наконец-то не было ответов, и не в его власти было в одиночестве пытаться разрешить дилемму, в которой они погрязли оба. Время отдыха близилось к концу, как и время на переживания, ими можно будет заняться когда-нибудь потом, как Доктор всегда себя убеждал, а пока лучше спрятать их в самом дальнем закоулке сознания. В конце концов, кто знает, когда они пересекутся с Мастером в следующий раз? Близилось условное на ТАРДИС утро, и их ждали величественные красоты и умиротворение Ока Ориона.