Может, не судьба?..

      — За юность мы пьем, прошлым дням наш почет, скоро век притеснений совсем истечет…       Йон, стиснув зубы, покосился на самозабвенно горланившего Микаэля. До чего же бесчестный народ эти барды! Должно быть, и про родную мать способны сочинить скабрезную песенку, не то что распевать предательские песни. Может, будь в Вайтране иная власть, оно и в таверне было бы построже. Но ярл Балгруф держал в войне нейтралитет, и Микаэль тянул поочередно «Век произвола» и «Век притеснений». Барду все равно, о чем петь — лишь бы деньги платили.       А вот Йон не любил вспоминать о Братьях Бури. Где Братья Бури и их бестолковый Ульфрик — там клан Серые Гривы. А где клан Серые Гривы — там проблемы. Причем даже посерьезнее гражданской войны: в Вайтране есть те, кому на нее наплевать, а вот в клановой вражде у всякого своя сторона. Даже дети — и те в своих играх обзывают противника «недобитым» или «серогривком», в зависимости от симпатий родителей.       — Ты ведь уедешь в Солитьюд, да, Йон?       От вопроса Ольфины он поморщился, хотя любил слушать ее голос.       — Тебе нужно поступить в Коллегию бардов, — продолжала девушка. — Сама Мара даровала тебе предназначение, а ты упрямишься. Неужели ты думаешь, что нас смогут разлучить какие-то несколько миль? Вот, помню, отец рассказывал…       Йон не слушал. Его не покидало неприятное ощущение того, что Ольфина так и ждет, как бы он уехал. Так не терпится ей проверить свои чувства… да и то хорошо, если проверить, а не влюбиться тут же в какого-нибудь богача и встретить Йона с чужим ребенком на руках и словами: «Прости, любимый, так получилось».       У них давно уже ничего не складывалось. Словно судьба все время ставила им палки в колеса.       Сначала, еще в детстве, Йона поддразнивали другие мальчишки, когда он помогал Ольфине. Потом ее ненормальный братец Торальд, который уже подростком мог деревья валить голыми руками, решил, что «этот хлюпик за моей сестрой увиваться не будет», и принялся делать Йону гадости. То крысу дохлую в дом подкинет, то «случайно» толкнет, проходя мимо (да так, что синяк останется), то просто заведет за угол и «по-хорошему» предупредит, что от его сестры лучше отвалить. Ольфина, когда узнала об этом, отчитала брата, но лучше от этого не стало. Торальд просто отвел однажды Йона в сторону и предупредил, что наймет головорезов, если тот продолжит ухаживать за Ольфиной. Сын Битвы проглотил обиду и сделал вид, что испугался, больше не говорил с Ольфиной на людях. Но он даром времени не терял.       К тому времени началась гражданская война, и кланы рассорились в пух и прах. Серые Гривы встали на сторону Ульфрика, а Сыны Битвы, как и подобает, остались на страже Империи. И пусть в их адрес неслись всякие оскорбления со стороны «истинных нордов», в этом было одно несомненное преимущество — обилие знакомых в Солитьюде и в Имперском легионе. Йон просто отправил письмо старому знакомому, который подлизался к талморцам. Одно письмо, и уже через несколько дней в Вайтран заявились эльфы, схватили Торальда и задали ему всего один вопрос — поклоняется ли он Талосу. Все знали, что Торальд скажет правду и восславит нордского героя. Его участь была решена. Кажется, его отправили в какую-то недоступную крепость под охрану вооруженных до зубов солдат. Так клан Серых Грив лишился сына, а Йон — своей самой надоедливой проблемы. Ольфина, казалось, стала ближе… но нет, она принялась посылать его в Коллегию бардов. В проклятый Солитьюд. Под крылышко талморцев, которых там пруд пруди.       — Ты ведь забудешь меня, — упрямо повторял он уже в который раз. — Выскочишь за какого-нибудь богатого старика и нарожаешь ему детишек.       Ольфина вздохнула, смахнув крошки со стола.       — Ох, ты раскрыл мой коварный план. Теперь ты, наверное, никогда не уедешь.       В ее голосе было сожаление — Йон никогда не мог понять, притворное оно или настоящее. Он от всей души надеялся, что притворное. Он-то не мог притворяться таким же хладнокровным, как Ольфина, да и нрав у него таким крутым не был. Вообще Йону иногда казалось, что было бы проще, будь Ольфина мужчиной, а он — женщиной. Уж он-то бы ее из любого похода дождался, и детишек бы ей народил, и хозяйство бы завел… А ей бы в хускарлы: такая же бой-баба, как ярлова Айрилет, и палец ей в рот не клади — мигом всю руку откусит. Сильная, крепкая… как ее брат. Йон поморщился, вспомнив его.       — Что-то ты слишком задумчивый, — легонько ткнула его в бок девушка. — Захворал, что ли?       Он с любовью посмотрел на нее.       — Я без тебя чахну, как цветок без воды, — проникновенно сообщил он. — Я хочу тебя увидеть, когда ты закончишь работать.       Она отмахнулась.       — Не сегодня, Йон. Кажется, мои родные что-то подозревают.       «Часто же она так говорит» — подумал Йон, но промолчал, только поджал губы. Видя это, Ольфина сжалилась над ним, коснулась его руки и прошептала:       — Завтра.       Видя, как она подносит эль какому-то пьянчужке, Йон блаженно повторил:       — Завтра.