Третий как первый.

Мешать соединенью двух сердец Я не намерен. Может ли измена Любви безмерной положить конец? Любовь не знает убыли и тлена. Любовь - над бурей поднятый маяк, Не меркнущий во мраке и тумане. Любовь - звезда, которою моряк Определяет место в океане. Любовь - не кукла жалкая в руках У времени, стирающего розы На пламенных устах и на щеках, И не страшны ей времени угрозы. А если я не прав и лжет мой стих, То нет любви - и нет стихов моих! - Хм…в английском варианте звучит необычно, пожалуй, лучше, чем в русском переводе. Тем более в твоем исполнении… Мы лежали, тесно переплетясь на диване. Моя голова покоилась у Тома на плече, которое сейчас было для меня не таким уж высоким, а ноги были перекинуты через его. Надо было возмутиться - в очередной раз он закинул ноги на край стола, но мне было настолько уютно, что говорить совсем не хотелось. Одной рукой он обнимал меня за плечи, другой держал на уровне груди старую, зачитанную книгу. Я украдкой смотрела на него, когда он читал, пыталась запомнить его профиль, черты лица, сеть морщинок в уголках глаз, изгиб губ, остроту губ…таких мягких, жестоких порой, требовательных…Боже, у нас на подходе третий ребенок, а я как шестнадцатилетняя девчонка схожу с ума. И не по парню, а по своему мужу. Мы уже давно вместе, не смотря на то, что многие говорили, что это ненадолго, мы смогли все преодолеть вместе, и все так же страстно любим друг друга. Как хорошо, что он вернулся и пусть не на долго, у него ведь вечные съемки, которые вырывают его из моих рук, он сейчас здесь, со мной, вернее с нами… Лгут зеркала, - какой же я старик! Я молодость твою делю с тобою. Но если дни избороздят твои лик, Я буду знать, что побежден судьбою. Как в зеркало, глядясь в твои черты, Я самому себе кажусь моложе. Мне молодое сердце даришь ты, И я тебе свое вручаю тоже. Старайся же себя оберегать - Не для себя: хранишь ты сердце друга. А я готов, как любящая мать, Беречь твое от горя и недуга. Одна судьба у наших двух сердец: Замрет мое - и твоему конец!* - Ну, уж тут ты загнул! Почему именно это? Если ты сейчас примериваешь слова Шекспира на себя, то это очень глупо. – я приподнялась и взглянула на мужа, переложила затекшие ноги на другой подлокотник дивана, Том тоже поменял положение, он убрал ноги со столика, поставив из на пол. Отложив в сторону книгу мой мужчина уложил мою голову к себе на колени, я поджала губы – в последнее время он слишком пекется обо мне, его левая рука приподняла мою футболку и коснувшись округлившегося животика принялась гладить, в правую же вновь вернулась книга. Ну, вот как он может делать несколько дел одновременно?! Хотя…для моего мужа нет ничего не возможного, если он сам этого захочет. - Нет, это правда. У нас с тобой разница в десять с лишним лет. – Том не смотрел на меня, продолжил читать сонет. -Так, стоп-стоп. – я подняла руку и коснулась его подбородка, потянув вниз. – И это ты мне говоришь, когда у нас уже двое детей, считай еще немного и подростки, и третий на подходе?! – сказала я, едва удерживая смех. Том тоже улыбнулся, одной из моих любимых улыбок. -Значит, вопрос с возрастом закрыт, да? – я закусила губу, игриво взглянула на мужа и потянула его к себе. Всего пару минут поцелуев и мне конечно хочется большего. Но Том отстраняется на пару миллиметров и ведет кончиком носа и губами по моему лицу невидимые дорожки, известные только ему одному. -Нет, нам нельзя. Давай лучше я почитаю тебе твое любимое? – он резко отстраняется и как ни в чем не бывало принимается листать книгу, ища “Много шума из ничего”. Нет, ну, он издевается! Довел меня, зарядил, значит, а теперь хочет отвлечь! -Ты не ответил на мой вопрос – почему Шекспир? – я надула губы, обидевшись на него. -Ну, решил, что этот малыш будет моим. -Твоим?! – я была настолько удивлена, что обида исчезла. - Да. Ник и Эллис слишком твои. Ты на них не правильно влияла, уверен они оба пойдут по твоим стопам. Но этого малыша я не отдам. Я его воспитаю, чтобы никаких медицинских книг не было на полке в его комнате. К концу этой тирады я уже смеялась во весь голос. Со слезами на глазах. Том отбросил книгу и принялся щекотать меня за ребра, заставив изгибаться и выгибаться. -Я уже все продумал. Он уже в тебе будет слушать самых лучших классиков. Он станет актером. Как я. Тогда я не восприняла его слова в серьез. Мы оба смеялись, веселились. Он всячески пытался отвлечь меня, меня постоянно мутило, несмотря на то, что я была уже на шестом месяце. Через несколько дней Том уехал на съемки, он обещал вернуться как можно скорее. Ему очень не хотелось оставлять меня одну, ведь Ник и Эллис были у моих родителей в России. Но и взять меня с собой он тоже не мог. Мы оба сошлись на том, что мне не стоит ездить из-за утомительной дороги, а во вторых, не хотелось встречаться с его фанатками, не смирившимся с нашей семейной жизнью. Эти несколько дней были очень необычными – Том не отходил от меня ни на шаг, запрещал мне заниматься практически всеми делами, я едва уговорила его помочь в готовке. Он обращался со мной через чур бережно. Нет, я знаю, что надо быть аккуратной, беречь себя, но и не перегибать палку тоже. А то только и слышишь от него: -Ты не проголодалась? …Спать не хочешь?... Может, отдохнешь?...Нет, это вредно для малыша! И такие вопросы каждые пять минут. А еще тонны, я не вру, тонны книг про воспитание детей и беременность. Причем все это раскидано по всему дому и в самых неожиданных местах. Все это было ужасно странно, когда я была беременна Ником, то Том так бурно не реагировал. Но тогда об очень долгое время был в разъездах, как и когда я ходила с Эллис. Он присутствовал на зачатии, ну, естественно, иначе, откуда бы появились Ник и Эллис. Он периодически бывал на первых месяцах беременности, но никогда на последних месяцах и родах. Со мной всегда были его родные. Его мать и одна из сестер, но чаще Эмма, Сара часто в разъездах по всему миру, но когда она приезжает, что дом меняется до неузнаваемости, становится вдвое больше веселья и смеха. Но поддержка Эммы, несмотря на ее занятость в театре, гораздо важнее. Именно она была со мной в операционной, когда я рожала и в первый раз и во второй. Именно ее: -Ну же, Сью, соберись! Я думала у вас в России девушки сильнее. С первых дней знакомства она так меня зовет. На мой вопрос почему она ответила, что так проще и легче меня звать. -А то ваши русские имена просто не произносимы, то ли дело мы. И фамилии и имена у нас легкие. -Ага, особенно, такие как Камбербэтч. – съязвила я. Но я что-то отвлеклась. Вообщем я была рада хоть немножко отдохнуть от бесконечных вопросов о моем самочувствии. Удобно устроившись на диване я предвкушала, как наконец то закончу вышивку. Вытащив из кармана комбинезона плеер я надела наушники и приготовилась погрузиться в безмятежность. Но тут произошло нечто неожиданное. Мы урожая ждем от лучших лоз, Чтоб красота жила, не увядая. Пусть вянут лепестки созревших роз, Хранит их память роза молодая. А ты, в свою влюбленный красоту, Все лучшие ей отдавая соки, Обилье превращаешь в нищету, - Свой злейший враг, бездушный и жестокий. Ты - украшенье нынешнего дня, Недолговременной весны глашатай, - Грядущее в зачатке хороня, Соединяешь скаредность с растратой. Жалея мир, земле не предавай Грядущих лет прекрасный урожай!* голосом Тома вещал плеер. -Что?! Я принялась листать плейлист, но нашла в нем только Тома. Сонеты и пьесы Шекспира. Когда он успел?! Вот поросенок, все мое стер. Ладно, пойдем другим путем! Я встала и подошла к музыкальному центру. Он сам меня вынудил. Помня, что там не так давно слушала свою музыку, я включила, ожидая, что может Том ошибся и просто перепутал свой с моим плеер, но очень странно то что он слушал свое собственное прочтение Шекспира. Ее глаза на звезды не похожи Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых кожа, И черной проволокой вьется прядь. С дамасской розой, алой или белой, Нельзя сравнить оттенок этих щек. А тело пахнет так, как пахнет тело, Не как фиалки нежный лепесток. Ты не найдешь в ней совершенных линий, Особенного света на челе. Не знаю я, как шествуют богини, Но милая ступает по земле. И все ж она уступит тем едва ли, Кого в сравненьях пышных оболгали.* -Да, ты что издеваешься надо мной, что ли?! – закричала я, тут же ойкнув т.к. малыш беспокойно зашевелился и пару раз пнул меня ножкой. Ему видимо не понравилась моя реакция на папочкин голос. Нужно было успокоиться, и я поднялась наверх в нашу спальню, чтобы надеть рубашку Тома, в эту беременность у меня появилась привычка, чтобы успокоиться одевать что-нибудь из вещей мужа. Я решила надеть голубую рубашку. Мне на глаза попалась еще одна рубашка, белая, не глаженная по какой-то причине и я тут же решила, что неплохо бы ее погладить. Счастливая, что можно еще что-то сделать полезное я быстро спустилась вниз, насколько конечно мне позволял малыш. Включила утюг и решила включить телевизор, посмотреть новости. Ткнув в первый попавшийся канал я вернулась к утюгу, я только начала гладить как телевизор заговорил голосом Тома. -Ну, все, дорогой, ты попал! – я выключила оба прибора и набрал номер мужа. Мне было уже наплевать на его график и часовой пояс. -Да, дорогая. – ответил на том конце сонный голос. -Не пора ли завязывать с Шекспиром? Ты в курсе, что читаешь уже чуть ли не из утюга мне? Я не могу погладить рубашки нормально! Том! Том, ты меня слышишь? На том конце раздавалось сопение. -Том! -А? Что? – он всхрапнул и видимо очнулся. – Ты что там делаешь? Рубашки гладишь? С ума сошла? Я ведь запретил тебе заниматься домашними делами. Так, все, поговорим об этом дома. Его тон из сонного стал угрожающим. -Ну, ладно. – мне вдруг стало совестно, что я его разбудила среди ночи с его уплотненным из-за меня графиком. Но мысль о том, что он сейчас как всегда в пижамных штанах, взъерошенный, сонный и такой теплый, заставила меня содрогнуться и покрыться мурашками - Я люблю тебя. – по моей щеке скользнула одинокая слезинка радости, потому что он так заботиться обо мне, такой внимательный и любящий, что ему можно простить некоторые перегибы палки и любые капризы. -И я тебя…я скоро приеду, милая. Как и обещал он приехал. Я как всегда “полетела” к нему и он, отбросив в стороны сумку и чемодан, обнял меня и приподнял над полом. -Я скучал по тебе. – выдохнул он мне в волосы. Потом отстранился, и присев коснулся моего живота лбом, поглаживая ладонью его, он сказал: -И тебе привет. Я пока не могу поцеловать тебя, я передам поцелуй через маму. Потом встал, отряхнув с колен невидимые пылинки, он достал из кармана пальто яблоко и, протянув его мне, сказал: -Помой и съешь. Тебе надо много витаминов. Вам обоим, с Шустриком. – он взъерошил свои волосы и улыбнулся. - А почему по всему дому Шекспир? – спросила я, наблюдая как он уплетает толи обед толи ужин. – Я конечно понимаю твою любовь к нему, но ты еще сына в честь него назови. - Точно! – воскликнул муж, засияв ярче люстры на потолке. – Отличная идея! Раз уж ты предложила так и назовем. Шлеп! Я ударила себя ладонью и медленно спустила ее до подбородка. - Тогда второе имя будет Лопе – в честь Лопе де Вега, моего любимого творца пьес. -Согласен! Не плохо звучит – Уильям Лопе Хиддлстон. – его это, похоже, забавляло. -Ну, нет уж! – вздохнула я, поднимаясь и забирая у Тома тарелку. – Я согласна на Уильяма. В будущем станет юристом и будет ссылаться на то, что Билл и билль весьма созвучны между собой. За спиной что-то грохнуло. Том развернул меня к себе. -Он будет актером, как я! -Нет! Юристом! – с мокрой тарелки, которую я мыла на тот момент, стекала вода, прямо на мои тапочки. Том злился, он редко бывал таким. Наши ссоры заканчивались тем, что я начинала смеяться над его серьезным видом, а он, заразившись, тоже начинал. Но не в этот раз. Мы оба стойко держались на своем и чуть ли не лбами упирались друг в друга, в какой-то момент Том приподнял меня и посадил на тумбу, так что мы оказались одной высоты. В самый разгар спора раздался звонок в дверь. Мы оба вздрогнули. И я махнув рукой и совершенно спокойно сказав: -Я с тобой не разговариваю больше. Ушла открывать дверь. Это оказалась чета Камбербэтчей, но без малыша Джима. -Привет! Как хорошо, что вы зашли! Сейчас я вам все объясню, что тут происходит. И заодно передадите ему, что мой сын станет тем кем захочет, в частности, юристом. Я буквально затащила оторопевших Софи и Бена в дом. Едва мы зашли в гостиную, как появился хмурый Том и утащил Бена на кухню. Последнее, что я услышала было: -Сейчас я тебе все расскажу, друг и ты передашь ей, что мой сын станет актером и точка! Софии пыталась меня успокоить, но я уже ударилась в слезы. А моя подруга сидела рядом и гладила меня по спине. -Послушай, а ты уже ходила к доктору? Узнала пол малыша? -Н-нет. -Тогда с чего вы с Томом решили, что это будет мальчик?- удивилась Софи. -А….не знаю, почему-то решили и все. – в замешательстве я даже перестала плакать. -Тогда пойдем скорее на кухню! – Софи вскочила и потянула меня в строну кухни. Когда мы вошли, Бен сидел за столом, а Том стоял к нам спиной, у окна. Мы зашли так тихо, что он даже не обернулся. Софи жестом позвала мужа, подмигнула мне, и они на цыпочках ушли. А Том не оборачиваясь, продолжал: -…почему она не может уступить? Я ведь уступил ей с Ником и Эллис. Она ведь хотела так назвать так своих детей. – задумчиво говорил он. Я залюбовалась его позой и с улыбкой присев на место, где только что сидел Бен, ответила: -Потому что ты был в разъездах, когда надо было решить как назвать. Я была вынуждена все решить сама. Прости меня. Том медленно обернулся и его брови удивленно взлетели вверх. Он медленно подошел ко мне и протянув руки помог подняться и обнял меня. Уткнувшись носом в мои волосы, пробормотал: -Когда же ты будешь слушать меня? Ты ведь плакала. А я лишь замурлыкала в ответ. Следующие два месяца были очень “веселыми” – мы выбирали обои в детскую, мебель и одежду. Том был настроен на все новое, дорогое и местами бесполезное, а я предлагала воспользоваться вещами, оставшиеся от Ника и Эллис. Поэтому споры были частым явлением, но нам помогали Бен, Софи и Эмма. И вот наступил день Х. Помню как согнулась по полам наклонившись, чтобы поднять упавшую книгу. -Ааааа… Том сбежал по лестнице и бросился ко мне. -Все хорошо. Все хорошо. – твердил он. Не понятно только кому он это говорил, потому что у него дрожали руки. - Самое главное не забывай делать дыхательную гимнастику. Фу-фу-фух…Какой интервал между схватками? -Аааа… -Ааа…- вторил он. - Все-все понял, уже начинается. Он уложил меня на заднее сиденье, а сам молнией рванул за руль. -Тих-тих-тихо. Делаем. Делаем. Фу-фу-Фух… Мы неслись по вечернему Лондону, что очень странно для такого загруженного города. Том всю дорогу учил дышать меня. Наконец мы подъехали к больнице и муж снова поднял меня на руки. Он не отпускал меня всю дорогу до операционной. Врачи и медсестры не успевали за нами. Том позволил им меня забрать только, чтобы переодеться в халат. - Я больше не могу! – стонала я, извиваясь на столе. -Ты сможешь. – Том моментально оказался возле меня и взял за руку. - Ты сильная. - Нее…- слезы и пот ручьями текли по моему лицу. - Тужься. – муж гладил меня по голове и платочком вытирал мне лицо. -Нее… -Аааа…- в один голос закричали мы. - Ну, давай те же.- умолял Том врачей. - От улыбки станет всем…и слону и даже маленькой улитке. Вдруг запел он на русском и погладил меня по животу. Мне было так плохо, что я едва смогла улыбнуться. - Аааа… -Аааа…- вторил Том. - Обезьяны крокодилы ааа(кричали мы оба) кашалоты крокодилы ааа(кричали опять вместе) и зеленый попугай ааа - мы в последний раз закричали и все закончилось. Надо не забыть похвалить мужа, что выучил эту детскую песенку и притом на моем родном языке. Но крик моего малыша затмил все. И я в изнеможении откинулась назад. -Какой ребенок крупный пошел! – вздохнул врач, вытирая пот с лица. -Кто это? Это мальчик? – спросил Том. -Это девочка. – сообщила улыбающаяся медсестра, показывая ребенка. -Девочка?! – в один голос воскликнули мы и переглянулись. -Еще лучше! – воскликнул муж. – назовем ее Уилой. -Ну, вот опять! – я подняла руку и шлепнула себе по лицу, закатив глаза. * - Перевод С.Маршака