Тайна

Найл был девственником, который без стеснения говорил каждому о своей нетрадиционной ориентации. Блондин всегда был открыт перед людьми, но даже у него была тайна. Одна единственная, положенная в картонную коробку с пометкой, вычерченной ярко — красным фломастером, что твердо гласила «Тайна, сокрытая здесь, принадлежит только Найлу Хорану и для просмотра посторонними личностями не подлежит.» Это было смешно и до одурения глупо, но, по сути, ирландца это мало волновало. А если точнее, то не волновало вовсе. А Зейн.. Зейн был просто Зейном, который никогда не высказывал предпочтений в сторону того или иного пола. Он брал всех, особо не разбираясь в том, какие физиологические особенности имел тот, кто стонал под ним накануне ночью. Почти каждый день его негласный список пополнялся новым именем, которое уже утром он будет не в силах вспомнить. Но, несмотря на все вышесказанное, и у него была тайна, которую, увы, он не мог доверить никому. Риск обжечься после был слишком велик. Дни чередовались один за другим, а ненависть продолжала расти. Впрочем, ровно так же, как и чувство, о котором не желали думать, стремительно пытаясь подавить. Каждодневные стычки в школьных коридорах приводили к еще большему раздражению, заставляя кровь в жилах закипать от заполняющей каждую клеточку разума ярости. Они никогда не дрались; как минимум потому что Зейну не нужны были проблемы с родителями, учителями и, в самом крайнем случае, полицией, а Найл просто вряд ли смог бы защитить себя или должным образом наподдать Малику. А еще, в общем — то, они просто не считали нужным переходить на махания кулаками. Пятница. Найл, с широкой улыбкой, растекшейся чернильным пятном по всему лицу, перемещается по коридору в сторону столовой, благодаря всех известных Богов за удачу, сопутствующую ему вот уже все утро. Сегодня была его вторая биология, во время которой учитель не старался размазать его по парте цепким взглядом, а так же постоянными вопросами и не прекращающимися ни на секунду придирками. Нет, Хоран не был типичным хулиганом, подстраивающим козни своему учителю, и уж тем более не был ужасным учеником, понимающим все лишь с десятого раза, да еще и при помощи одноклассников. Все дело в том, что он просто очень часто, а если точнее, то постоянно, разговаривал со своим другом детства и, по совместительству, лучшим и единственным другом — Гарри, что сидел за партой прямо перед ним. Несмотря на непрекращающиеся разговоры во время урока, Хоран умудрялся сдавать все тесты на отлично, чем доводил учителя до яростного скрежета зубов. Но именно сегодня произошло чудо и Джонс старательно делал вид, что ирландца просто не существует, чему блондин, кстати, был очень рад, чувствуя, как с каждой секундой его настроение улучшается. Пятница в их школе неизменно была днем пиццы, которую Найл до безумия любил, каждый раз вылетая из класса прямо со звонком, даже не пытаясь дождаться того момента, когда Гарри последует за ним. Сам Стайлс уже давно принял это и смирился, провожая друга лишь улыбкой в след. На самом деле, Найлер боготворил этот день не только за пиццу, но и за то, что именно в пятницу у них с Маликом не было ни единого совместного урока. Если бы не биология, он мог бы назвать этот день полностью идеальным. И вот прямо сейчас он почти бежал по коридору, сопровождаемый десятками взглядов со всех сторон. Уже на подходе к дверям столовой, кто-то поставил счастливому до нельзя Хорану подножку, отправляя его лицо знакомиться с плиткой под ногами. Найл никогда не отличался особой популярностью: не получал горы писем с признаниям в любви или просто непристойными предложениями запереться в кладовке во время уроков и предаться всем радостям половой жизни. Хотя нет, было одно такое, но прочитав послание до второй строчки Найл даже не удосужился посмотреть от кого оно — просто смял и трехочковым броском закинул в мусорную корзину у стены. Но и в круг изгоев старшей школы он не входил, скорее всего потому что дружил с парнем, играющим в основном составе школьной команды по игре в поло. Так что было удивительно получить подножку сегодня — Гарри был в школе, а это значит, что такие действия были большим риском. Уже во время полета понимая, что судьба отыгрывается за все хорошее перед этим, до Найла дошло, что хуже всё еще может быть. Открывая глаза после того, как он наконец приземлился, Найл смог понять, что он просто жутко влип, потому что прямо под ним лежал ошеломленный и, одновременно с этим, дико разъяренный Зейн. Хоран в мгновение подскочил, на одном дыхании кидая краткое «Я не виновен, меня подставили» и постарался скрыться за дверью столовой, а еще успокоить сердце, сорвавшееся на безумный ритм, но его везение закончилось в коридоре пару минут назад: блондина схватили за запястье, резко разворачивая и вжимая его спиной в холодную бетонную стену, придерживая за плечи. — Далеко собрался, дорогой? — Прошипел кто-то прямо над его ухом, пока блондин с распахнутыми глазами осознавал, в какое дерьмо он вляпался на этот раз. Обычно он часто протирал школьные стены своей спиной под руководством пакистанца, которого опять что-то не устроило в Найле, и уже успел привыкнуть к этому. Однажды Малик сорвался потому, что ему просто не понравилась походка ирландца, и он посоветовал Найлу прекратить ходить как, цитирую, «заправская сука». Несмотря на горящую алым после пощечины щеку брюнета, Найл все же совсем немного изменил походку после. Но сейчас все произошло гораздо более неожиданно, чем раньше. — Ну, и долго я буду ждать ответа? — Зейн был почти спокоен, если не считать некой нетерпеливости в его голосе, и Найл готов был поспорить на двадцатку, что сейчас Малик усмехается, сдвигая свои брови в одну полоску. — Для начала, ты вторгся в мое личное пространство, и я хотел бы попросить тебя покинуть его. — Найл шумно вздыхает, а после чувствует, как давление на его плечи увеличивается. — И вообще, я, кажется, уже сказал, что меня подставили. Надеюсь, это решило все проблемы и я могу наконец пойти, и насладиться своей заслуженной пиццей. — Блондин предпринимает попытку вырваться, подаваясь вперед, но, видимо, ему не удалось убедить пакистанца, так как тот даже не думает сдвинуться с места, а лишь сильнее вжимает ирландца спиной в стену. — Я сам буду решать, где мне можно находится, а где нет. И какое пространство я займу. — Найл буквально ощущает раздражение Зейна, поэтому сжимается в руках парня, а его сердце вновь ускоряется, отбивая в груди чечетку, и грозясь своим безумным танцем пробить ему грудную клетку. — И плевать я хотел, из-за кого, ну или чего, ты свалился на меня. Мне не нужны оправдания, мне нужны извинения. — Найл сжимает руки в кулаки, и начинает дышать через рот. Ведь каким бы ублюдком не был Малик, и какая бы сильная между ними не была ненависть, он готов признать, что руки у азиата очень сильные, а обжигающее ушную раковину дыхание очень и очень возбуждает. — Я не собираюсь извиняться за то, чего не делал. Снизь свою самооценку. — Найл дышит через раз, открывая рот словно рыба, и теряется в пространстве, мысленно напоминая себе не поддаваться подростковым гормональным всплескам эмоций. — А следовало бы. — Блондину абсолютно плевать, сколько зрителей собрало их небольшое шоу, сейчас есть только кареглазый парень, прижимающий его к стене, и доводящий до грани своим хриплым голосом. — А как насчет того, что я отлижу тебе за это извинение? — Зейн шепчет, а Найл лишь давится воздухом, когда после своих слов Зейн прикусывает мочку его уха. Найл хрипит, не в силах произнести и слова, а Малик в очередной раз усмехается. — Черт.. — Сдавленно хрипит Найл, и в этот момент удача снова поворачивается к нему нужным местом, потому что по коридорам проносится трель звонка, оповещающая о начале урока, и когда Зейн отвлекается на него, Найл использует свой шанс — резко дергается вперед, вырывается из рук парня, толкает того в грудь и мчится в школьный туалет, искренне надеясь, что его возбуждение останется незамеченным. Он запирает дверцу на щеколду, расстегивает ремень и молнию, даже не удосужившись посмотреть, есть ли в помещении кто-то помимо него, а после стягивает штаны и боксеры до колен, сжимает окрепший член в руке, и с удовольствием выдыхает, начиная ритмично водить по пульсирующему органу ладонью. Закусывая губу, дабы сдержать стоны, он проклинает Малика за его выходку сегодня и сильнее сжимает возбужденный от одних лишь слов член в руке, с силой проводя по всей длине. Разрядка наступает очень быстро, чему он рад настолько, что не сдерживает стона, и блаженно закатывает глаза, склоняет голову и опирается одной рукой о стену, на минуту теряясь в послеоргазменных судорогах, и после, немного отойдя от пережитого, он вытирает опавший орган бумагой, и сдавленно смеется, обнаруживая разводы от спермы прямо на двери. Натянув брюки, и приведя в порядок свой внешний вид, Найл отправляется на урок, надеясь, что Малик забудет о нем хотя бы на неделю. По коридору прямо до класса он идет сам того не осознавая, поддаваясь все еще здравомыслящей части разума. Он не помнит, насколько громким был стук в дверь, не помнит, что говорил в оправдание на опоздание, не помнит, как сел за парту, провожаемый любопытными взглядами одноклассников. Ничего не помнит. Все его действия машинальны. Десять минут от урока он тратит на лихорадочно быстрое черчение линий разной длины в ровных клетках тетради, еще пять на попытку разглядеть получившееся, и еще две на то, чтобы понять, что в итоге он сделал. Ровно по середине, посреди пустых расчерченных клеток красуется одно лишь слово, которое вызывает в нем столько ярости, что он почти сразу же вырывает лист из тетради, и начинает остервенело рвать его на части. Правда толку от этого мало, потому что выведенное на бумаге «Zayn» отпечатывается на задней стенке черепной коробки, и зудит где-то там, привлекая внимание к себе и заставляя блондина тонкими пальцами зарыться в волосы, начиная оттягивать пшеничные локоны назад. Это похоже на наваждение, из которого его буквально выдирают слова учителя, произнесенные уж слишком обеспокоенным тоном. — Найл, с вами все в порядке? — Он поднимает голову, разглядывая учителя, а после коротко кивает, произнося тихое «да, простите, я просто задумался» и выдавливает из себя сухую, но достаточно правдоподобную улыбку. — Что ж, если ваши мысли никак не связаны с химическими реакциями, которые мы проходим в данный момент, то вам стоит оставить их до звонка. — а после она продолжает как ни в чем ни бывало вести урок, будто никакого разговора с учеником и не было вовсе. И Найл благодарен, правда благодарен ей за то, что она лишила его расспросов перед одноклассниками. После этого он как-то отвлекается от мыслей о брюнете и даже записывает пару формул себе в тетрадь. Следующий урок был последним, и блондин очень надеялся, что он пройдет тихо и без происшествий. Ровные линии в его тетради заполнялись буквами, которые после преобразовывались в слова. Он стал соображать намного быстрее, постепенно вникая в смысл урока, и время от времени даже тянул руку, отвечая на вопросы учителя. Настенные часы, висящие прямо над доской, безошибочно точно показывали, что до звонка осталось двадцать три минуты, и Гарри решил, что это самое подходящее для разговора время. — Найл, что случилось в коридоре? — Стайлс повернулся к нему в пол-оборота, зная, что учитель вряд ли скажет что-то против. Он очень любил своих подопечных, да и по природе он самом напоминал всем пластилин. Слишком уж мягким и податливым он был. — Ничего особенного, просто какой-то мудак поставил мне подножку. — Найл огрызнулся, нехотя вспоминая этот момент. — И? Что было дальше? — Тон парня был очень нетерпеливым. Слишком много любопытства в подобной ситуации. Найл точно знал, что обычно Гарри закипал от злости в подобные моменты, но уж точно не был так любознателен. — Я упал на этого придурка Малика. Представь себе. — Найл шумно выдохнул, а после нахмурился, как бы давая понять, что это не та тема, которую ему бы хотелось обсудить. — А дальше? — Кудрявый постукивал длинными пальцами по столу, с интересом оглядывая блондина, будто в нем что-то изменилось. — Какого черта, Стайлс? С чего это вдруг ты так спокойно реагируешь на подобное? — Найл слегка повысил голос, с напором смотря на друга и ожидая ответа, потому что, черт подери, это было чем-то новым для них. — Просто интересуюсь тем, что произошло с тобой на этот раз. — Гарри пожимает плечами в совершенно расслабленном жесте. — Может, хватит врать? Я знаю тебя слишком долго, так что вполне уверенно могу сказать, что обычно ты не бываешь столь заинтересованным и даже немного счастливым в такой ситуации. — Найл стал понемногу раздражаться, и уже готов был приняться за речь вновь, но его перебили. — Хоран, Стайлс, если уж вы решили обсудить свои проблемы во время моего урока, то будьте так добры — делайте это потише. Вы мешаете классу. — Смерив парней укоризненным взглядом учитель отвернулся к остальным ребятам, начав яро обсуждать с ними что-то. Возможно, именно сейчас они говорили о политике стран третьего мира, или, может быть, обсуждали предстоящую через два дня игру в поло с соседней школой. Такие беседы были очень частыми во время уроков, когда класс откровенно уставал заниматься. — Поговорим после занятий. — На выдохе произнес Найл, отворачиваясь от друга и утыкаясь взглядом в учебник, пытаясь полностью понять тему. Звонок был довольно неожиданным для Найла, что погрузился в тему, делая вот уже второе упражнение. Осмотревшись вокруг себя он отметил, что Гарри успел уйти, как, впрочем, и все остальные его одноклассники. Но разговор со Стайлсом никто не отменял, так что первым делом он навестит друга у него дома. Сегодня у Энн выходной, а это значит, что Гарри вряд ли отделается от разговора, не пустив друга в дом. Скинув все вещи с парты в портфель и уложив их там должным образом, он кинул учителю короткое «до свидания» и скрылся за дверью кабинета. Коридор встретил его тишиной и абсолютной пустотой. В какой-то момент Найлу даже показалось, что по полу сейчас прокатится перекати-поле. Выдохнув, Хоран сделал пару шагов, а после остановился, услышав, что позади него открывается, а после закрывается дверь. Человек, покинувший кабинет, стоит на месте, не двигаясь, и как-то слишком громко дышит. Найл по инерции оборачивается, застывая на месте. Зейн смотрит на него с нескрываемой ухмылкой, скрестив руки на груди. Ноги Найла прирастают к полу, а сам он перестает дышать, когда Малик делает шаг в его сторону, и ирландец надеется, что Зейн пройдет мимо, как делал сотню раз до этого, но, видимо, сегодня это не входит в его планы, потому что он делает еще пару шагов, и смотрит прямо в глаза Найлу, будто гипнотизируя. — Как же хорошо, что Джонс вызвал меня к себе сегодня. Никогда бы не подумал, что буду так рад тому, что мне дали дополнительные задания. — и прямо сейчас Найл ненавидит Джонса втрое больше. — Оу, рад за тебя. Я, пожалуй, пойду. Удачи с заданиями. — Найл разворачивается на пятках, и резко дергается вперед. Уже привычным движением его хватают за запястье и притягивают назад, разворачивая. Сильные руки ложатся на бедра, удерживая, и Малик выглядит очень довольным. Кажется, будто он вот-вот заурчит от удовольствия. — Мы еще не закончили, Найл. — Он растягивает его имя по слогам, как бы пробуя его на вкус, и, судя по выражению его лица, брюнету нравится. — Лично я закончил. — Найл совсем не хочет показывать, как он уязвим перед этим парнем. Он хочет ненавидеть его. Хочет показать, что зависим только Малик. — Я уже сказал тебе, что извиняться не собираюсь. Пусть это делает тот, кто поставил мне подножку. — Он пытается стряхнуть с себя руки Зейна и наконец уйти отсюда, но тот лишь дергает его на себя, а руки перемещаются с бедер на талию. — Мне вот интересно, я так ужасно объясняю, или ты настолько плохо меня слушаешь? — он говорит вкрадчивым тоном, смотря прямо в глаза, будто пытаясь найти там что-то. — Я уже сказал, что мне абсолютно плевать, почему ты свалился на меня во время перемены. Мне нужны твои извинения. Когда ты сделаешь то, о чем я прошу тебя, я подумаю о наказании для того, кто поставил тебе подножку. Ну же, Найл. — Он склоняет голову вбок, изучая лицо перед собой. Его взгляд останавливается на алых губах перед ним, и на лице расцветает улыбка. — Я не стану делать этого! Просто отвали от меня, Малик. — Найл шипит, закипая от злости, начинает вырываться, а после проклинает себя за то, что в свое время отказался от предложения мамы пойти на курсы самообороны. — Какой же ты упрямый. — Смуглые пальцы пакистанца смыкаются на подбородке блондина, и Зейн тянет его лицо на себя, а после встречает его губы своими, начиная сминать их в грубоватом поцелуе. Брюнет проводит языком по нижней губе Найла и тот неосознанно подается — приоткрывает губы, впуская чужой язык в свой рот. Малик, довольный подобным разрешением, проводит языком по ровным зубам и недовольно рычит. Его всегда привлекали брекеты блондина, но сейчас не время отвлекаться на это. Он проталкивает язык в чужой рот, а после с огромным удовольствием отмечает, что Найл тоже решил действовать. Они целуются довольно неуклюже, постоянно сталкиваясь зубами, но одновременно с этим достаточно страстно, исследуя языки друг друга. Зейн успевает отметить, что это лучше, чем он себе представлял. А после Найл осознает происходящее, прерывая поцелуй и стараясь вырваться. — Да хватит! — Рычит кареглазый, а после, устав от сопротивления, подхватывает блондина за бедра и перекидывает через плечо. — Что за херню ты творишь? — Найл задыхается от возмущения, но рука на бедре очень быстро заставляет его замолчать. Зейн молча идет в известном только ему направлении, что-то напевая себе под нос. «прекрасный голос» — думает Найл, пытаясь отвлечься, а потом ощущает, что Малик все-таки остановился. Найл понимает где они, только когда его аккуратно сгружают на пол. — Украл ключ от кладовой? Как изобретательно, Малик. Браво! — Найл хлопает в ладоши с ухмылкой на лице, а после идет к дверь, дергая ручку вниз. — Отдай ключ. Это уже не смешно. — Блондин разворачивается и складывает руки на груди, как это делал сам пакистанец пару минут назад. — Не украл, а позаимствовал. Хотя это не так важно. — Зейн цокает, выпрямляясь. — Я жду твоих извинений. — Найл качает головой, смерив его взглядом. — Я не собираюсь извиняться. Ты можешь ждать хоть вечность, но сперва отдай мне ключ. — Найл делает шаг вперед и вытягивает руку с раскрытой ладонью. — Хочешь ключ? Окей. — Зейн пожимает плечами. — Но сперва будь так добр, подойди к полке и обопрись о нее руками. — Найл подчиняется, потому что в тоне Малика нет ни намека на принятие отказа. — Ну, я сделал все так, как ты просил. Ты полюбовался моей задницей, я простоял в ужасной позе уже две минуты. Все довольны. Давай ключи. — Блондин отстраняется, когда и правда устает стоять о одной позе, но его толкают обратно, прижимая запястья Найлера к полке одной рукой. — Пока здесь никто не доволен. — Зейн вновь начинает говорить шепотом, находясь в паре миллиметров от уха Найла, от чего по телу блондина проходит разряд, а он сам подается назад, прижимаясь ягодицами к паху азиата, но быстро отстраняется, делая вид, что это произошло случайно. — Дразнишься, значит? — Зейн опускает голову ниже, проводит языком по коже на шее блондина, и вдыхает его запах. Он пахнет лилиями, горной свежестью, алоэ и мятой. Этот запах кажется Зейну невероятным. — У тебя отличный гель для душа, стоит заметить. — Он проводит одной рукой по впалому животу парня, подцепляет кончиками пальцев футболку и начинает приподнимать ее. Найл лишь закусывает губу, вновь подаваясь назад, но на этот раз не отстраняется, а начинает тереться о возбужденный пах парня, запрокидывая голову назад и полностью открывая шею. — Тебе нравится, так, Найл? — А после Малик засасывает кожу, слегка зажимая ее зубами. Найлу нравится, очень нравится. Нравится настолько, что он готов пройти по городу, крича о том, что ему, блять, ужасно доставляет тереться о член Зейна Малика в школьной кладовой. Но говорить об этом самому брюнету он пока не спешит. Зейн оглядывает шею блондина, отмечая на ней огромный красный след, оставленный им. Теперь не нужно будет лично подходить к каждому в школе и объяснять, что на свидание Хорана лучше не звать, потому что потом можно очнуться с синяком на скуле и парой сломанных ребер. Теперь и так будет понятно, кому он принадлежит. Брюнет опускает футболку, поправляет края и опускается рукой к ремню на брюках Найла, принимаясь торопливо расстегивать его. Снимая с Найла штаны азиат показывает просто чудеса выдержки, потому что и ремень, и пуговица еще целы, а штаны и боксеры уже спущены до щиколоток. Зейн опускается на колени, и сжимает ягодицы Найла в руках, довольный их формой. Он совсем не боится, что Найл постарается уйти, потому что тот сейчас двумя руками держится за полку, а сам достаточно развязно выстанывает имя Зейна. И, вероятно, это самое приятное из того, что ему довелось услышать когда-либо. Он раздвигает ягодицы Найла двумя руками, и с жадностью рассматривает небольшое розовое колечко сжавшихся мышц. Найл прогибается в спине, подставляясь и открываясь для брюнета еще больше. Одной рукой он зарывается в волосы парня и тянет его вперед, уже слабо соображая. И Зейн поддается, перемещает руки на бедра парня и сжимает с такой силой, что синяки ему точно обеспечены. Он проводит языком по колечку ануса, от чего тот сжимается еще сильнее, а Найлу уже откровенно трясет от перевозбуждения. Он хрипит что-то, скорее всего не понимая сам себя. Зейн улыбается, ждет, когда блондин привыкнет и проталкивает язык чуть глубже, выбивая из Найла очередной стон. — Парень, только не говори, что собираешь целоваться со мной после такого. — Найл глубоко выдыхает, пытаясь хоть как-то поддерживать связь с реальностью. — Не устраивает что-то? — Зейн отстраняется, и усмехается, когда Найл издает разочарованный стон. — Я могу прекратить. — И Найл начинает мотать головой с такой силой, что Малик начинает всерьез переживать за него, потому что у него слишком тонкая шея, вряд ли она выдержит такой напор. Поэтому он возвращается к прерванному занятию, вновь проталкивая язык внутрь парня, и начинает толкаться им еще глубже, оглаживая языком чувствительные стеночки ануса. Когда Найл почти доведен до разрядки и тянется рукой с стоящему члену, истекающему смазкой, Зейн отталкивает его руку, а сам прекращает свои действий. — Какого черта ты творишь?! — Найл не сдерживает крик, и бьет кулаком о стену справа от себя. — Сперва извинения, потом я продолжаю. — Он оглаживает руками бедра парня, замирая в ожидании нужных ему слов. — Извини меня за то, что я упал на тебя. Все? Продолжай уже! — Найл стонет, и облизывает засохшие по трескавшиеся губы в очень и очень блядском жесте. — Окей. — Малик вполне мог бы поиздеваться над Найлом, но тот решает, что с него уже хватит, и вновь принимается за дело. На этот раз он поглаживает раздразненный длинным языком анус блондина, а потом аккуратно проталкивает в него палец всего на одну фалангу и замирает, когда Найл дергается, заливая свою футболку и пол под собой спермой. *** — Гарри — идиот. Подговорить своего парня поставить подножку лучшему другу в школьном коридоре. Господи, да как до этого можно додуматься?! — Найл вытирает с себя проступивший на коже пот чистым концом футболки и, смешно насупившись, топает правой ногой. — Я процитирую его, так и быть «Лу, меня задолбало то, что они оба либо ругаются, либо тайком смотрят друг на друга такими взглядами, будто тут же готовы подойти и вытрахать рот друг друга языками, но при этом нихрена не делают.» Это точная цитата. — Зейн улыбается, оглядывая бледное тело перед собой. — Сегодня его ждет праведная месть! — Найл поднимает руку вверх, показывая этим свои самые серьезные намерения. — Может, все же пощадишь его? В конце концов, все закончилось просто отлично благодаря его выходке. — Зейн пожимает плечами, подходит к парню и обнимает его, притягивая к себе как можно ближе. — Я думаю, что мы можем даже поблагодарить его. — Зейн смеется, невесомо целует Найла в лоб и отходит от него. — Ладно, так и быть. — Ирландец осматривает пострадавшую футболку печальным взглядом и сминает ее в руке. — Моя любимая, между прочем. — он кивает на вещь и подходит к двери. — Я куплю тебе такую же, если скажешь мне, где ты нашел ее. — Малик отпирает дверь и пропускает парня вперед. — Окей. Кстати, ты все еще полный придурок, знаешь ли. Можно было просто признаться мне в том, что испытываешь ко мне, а не запирать меня после уроков в кладовой. — Найл оборачивается, наблюдая за тем, как Зейн закрывает дверь. — Ты полный придурок, но я все же влюбился в тебя. — Найл улыбается, а после покидает помещение со словами «жду на улице». Зейн смеется, и идет следом, желая доказать Найлу, что он тоже немножечко влюблен. Это была самая дурацкая тайна из всех, но никто не жалеет, что теперь она наконец раскрыта.