Eyeliner / Подводка для глаз

I.       Чарльз не был уверен, стоит ли ему быть в восторге или ужасе, когда учитель поручил ему показать новому ученику школу. У такой заучки как он не было никаких шансов с кем-то вроде Эрика Леншерра, со всем его пирсингом, черной кожей и стальными кольцами. Он знал, каким жалким он был, надеясь и заглядываясь на шрам на губе Эрика, на меняющие цвет глаза, обрамленные черным. Он знал, что высока вероятность того, что Эрик съест его живьем, если он предпримет что-либо, и не в лучшем смысле. — Похоже, твой первый урок в холле D, это туда, — сказал Чарльз, не в состоянии сдержать улыбку, хотя она получилась немного робкой и нервной. Эрик настороженно осмотрел его с ног до головы, и Чарльз с сожалением почувствовал, что его щеки обожгло румянцем. Он не пытался прочесть мысли Эрика — он не мог сделать этого без разрешения, но не когда он сам этого очень хотел, но он знал каким именно Эрик видит его: маленьким взволнованным щенком, нуждающимся в стрижке, в застегнутой наглухо строгой рубашке, на которой были приколоты 3 разных значка (ЛГБТ, Научный Клуб, Мутант), и в твиде, кто думал, что твид это хорошая идея, почему Рейвен вообще позволила ему выйти в нем из дома? Но в колком взгляде Эрика, блуждающем по одежде Чарльза, не было и признака насмешки или презрения, и когда он закончил, то выдал лишь: — Ты тоже мутант? Такой как Эрик, со всей своей гламурной славой плохого парня, очутился за худшим столиком в кафетерии, между смешным всезнайкой Чарльзом и еще даже более чудным Хэнком. Вокруг них сидели такие сокровища школы как неудачник Шон, Алекс, у которого только что истекли 3 недели отстранения от уроков, сводная сестра Чарльза Рейвен, находящаяся на грани исключения после двух инцидентов превращения в директора, и Энджел, ведущая ожесточенную борьбу со школьной администрацией из-за дресс-кода. Дарвин был единственным в своем уме, и он просто проводил с ними время, потому что встречался с Алексом, что, вероятно, делало его еще более сумасшедшим среди остальных. — Ну, Эрик, добро пожаловать за столик мутантов, — сказал Чарльз, после небольшого вступления. — Где бы мы ни были, по крайней мере, мы не одиноки. Эрик посмотрел на лица вокруг и впервые его холод и осторожность уступили место улыбке. Восторженный и напуганный Чарльз понял, что он пропал. II.       Чарльз мог бы сказать, что Рейвен понравился Эрик. Это едва ли было редкостью: Рейвен также нравились Хэнк, и Ирэн, и тот парень Аз, из-за другого столика крутых мутантов. Интересы Рейвен были довольно широки. Более тревожным было подозрение Чарльза, что и Эрику Рейвен тоже нравилась. Эрик уделял ей много внимания. У них был долгий разговор о Гордости Мутантов, феминизме и интерсекцональности*, и когда она случайно стала синей перед всем классом на уроке по английскому, он сказал, что она красива, и должна ходить в своем естественном облике все время. Не то чтобы Эрик не разговаривал с Чарльзом. Они говорили обо всем и проводили уйму времени вместе, в дискуссионном и шахматном клубах, и просто слоняясь, поедая пиццу, до тех пор, пока отец Эрика не забирал его домой после работы. Он даже позвал Чарльза готовиться к Хануке вместе с ним во время рождественских каникул. Эрик дразнил его и трепал его волосы, говорил, что он великолепный, и что его мутация великолепна, и что он лучший друг из тех, что он когда-либо имел. Но он никогда не называл Чарльза красивым. Хотя, один раз, когда большой крепкий старшекурсник плюнул на Чарльза и сказал «хуже педика может быть только педик-мутант», Эрик разбил его лицо и оставил всхлипывать, пригвожденным к стене его же мелочью. Это было тем, чего он никогда не делал для Рейвен. III.       Чарльз никогда не думал, что подводка для глаз так может ему нравиться, но он был постоянно невольно очарован тем, как она между прочим приковывает внимание к глазам Эрика, делая их «попсовыми», как сказала бы Рейвен — хотя этот термин напоминал Чарльзу больше не о самом карандаше, а о том как выглядел Эрик, когда он, на свою голову, чуть не получил наказание. Пирсинг в ушах, бровях, и губе (и где еще? Чарльз чувствовал, как приливает кровь к его лицу каждый раз, когда он задавался этим вопросом), увесистые металлические украшения, они вполне уместны, если вы знаете о мутации Эрика, знаете, как часто металл был его единственным другом на протяжении многих лет. Подводка для глаз, тем не менее, чистая дань моде. Потому что правдой — как понял Чарльз, поверхностно знакомясь с разумом Эрика, так сказать, пробуя его на вкус (мало, крайне мало)  — было то, что Эрик был самолюбивым и полным самомнения. Он тщательно продумывал и уделял много времени каждой детали своего внешнего вида, чтобы произвести впечатление, запугать и обескуражить. Черная кожаная куртка крутого парня и изношенные джинсы, намерено контрастировали с белой строгой рубашкой как с иголочки, и ретро-прической в стиле 60-х с прилизанными назад волосами, за исключением того, что обычно волосы начинали завиваться и ближе к полудню выбивались из прядей. Не то чтобы Чарльз наблюдал за ними, или что-нибудь в этом роде. В середине урока по контролю за мутациями (и святые небеса, у Эрика была целая тирада, которой он был готов поделиться с миром, о названии того урока), Эрик работал над точностью управления, меняя форму одного из собственных колец, когда брезгливое фырканье отвлекло Чарльза от углубленного изучения будущего остальных его колец (от двух до четырех на каждом пальце, одного на большом — металлические без всяких украшений различных цветов и ширины, и почему тонкое серебряное кольцо, которое он носил на нижней фаланге указательного пальца, так пленяло?). — Почему ты фыркнул? — спросил Чарльз. — Эмма. Где-то позади них, как понял Чарльз, Эмма Фрост с жаром обсуждала Комитет по выпускному и наложила вето на идею сочетания ее платья с тоном кожи ее пары. — Полагаю, она идет с Азом, — сказал Эрик. — Рейвен расстроится? — О нет, она уже идет с Хэнком, — к большому облегчению Чарльза. Эрик нахмурился, и облегчение Чарльза поблекло. Эрик что, собирался пригласить Рейвен? — В любом случае, выпускной - дурацкая идея, — сказал Эрик, — но идти на него с бестолковым щенком вроде МакКоя кажется самым глупым решением из всех. — Что ж, он не твоя пара, так что это не твоя проблема, — огрызнулся Чарльз, на что Эрик вскинул брови. — Ладно, — и они оба замолчали на минуту, пока стальное кольцо Эрика с большого пальца превращалось в ленту Мебиуса в воздухе между ними. — Что насчет тебя? — спустя какое-то время спросил Эрик, — Кого ты пригласишь на выпускной? — Никого, — ответил Чарльз, — Выпускной - дурацкая идея. IV.       Другая группа мутантов делала незначительные шаги в сторону Эрика в течение некоторого времени, хотя, он, похоже, не заметил этого сразу. Эти реверансы были неудивительны, они были совершенно очевидны — Эрик принадлежал к ним, к тем, кто был крут, уверен в себе и пользовался авторитетом, а не к нескладной компании неудачников Чарльза, которые в основном только и старались не лезть на рожон. Эрик всегда говорил им, чтобы они постояли за себя, дали отпор, показали средний палец, и они с Чарльзом даже несколько раз серьезно из-за этого ссорились — сделал ли бы ответный удар все еще хуже, заставил ли бы людей больше их бояться, и было ли бы это плохо. Эмма и ее компания любили говорить о превосходстве мутантов, о братстве и об ее глубоко неточной версии эволюции, и Чарльз все больше чувствовал раздражение, каждый раз, когда он видел, что Эрик слушает их. Настал тот день — и Чарльз знал, он должен был предвидеть такой поворот — что Эрик (и Энджел — в самом деле, Энджел?) пересядут за стол Эммы, вместо его. Они не разговаривали с Эриком в течение трех дней. Один раз Эрик пытался заговорить с ним во время их совместного класса по французскому, но Чарльз без единого слова взял свои учебники и пересел за парту на другом конце комнаты. Позже он пришел от себя в ужас и попытался поговорить с Эриком в холле после урока, но Эрик притворился, что не слышит его. Чарльз знал, что он притворяется, он проверил. Все было ужасно. Чарльз отвратительно себя чувствовал. Он не мог есть, не мог сосредоточиться, он с треском провалил экзамен по химии, который он должен был сдать на отлично, и он пролежал без сна несколько часов, думая о том, каково было бы снять одно за другим все кольца Эрика, возможно, своими зубами, и каким он был идиотом, и Эрик был идиотом и весь мир был ужасным. На третий день, когда и Рейвен пересела за столик Эммы, Чарльз сказал себе оставаться спокойным к такому предательству. На выходе из кафетерия он сломал палец на ноге, пнув мусорный бак. V.       На следующий день, после того, как Рейвен пересела за другой стол, их учитель по контролю над мутациями решил поставить двух учеников — телепатов попрактиковаться друг на друге. Чарльз попытался сглотнуть не слишком громко, когда садился за стол напротив Эммы Фрост. Чарльз знал, что он не заслужил никакого знака отличия за нравственность в том, как он использует свои силы, подслушивая и получая то, что хочет, но это было в незначительных случаях — он никогда бы не причинил кому-то вреда своей способностью, не больше, чем если бы он просто разбил им лица лопатой. Эмма же была другой, и каждый знал, что она использует свою силу с умыслом, и у нее было гораздо больше в этом практики, чем у Чарльза. Ее улыбка, когда он поднял свою руку к виску, блистала как алмаз. Следующая вещь, которую Чарльз ясно помнил, он очнулся в руках Эрика, когда тот кричал «Я СКАЗАЛ, ОТОЙДИ НАЗАД!» Чарльз провел остаток дня на кушетке в кабинете медсестры, Рейвен держала его руку с одной стороны, с другой Эрик мерил шагами комнату и рычал, бормоча что-то себе под нос, пока водитель его матери не приехал за ним. На следующий день, Эрик и Рейвен вернулись за столик Чарльза в кафетерии, и Эрик, казалось, не мог и двух минут провести без того, чтобы не коснуться плеча, или спины, или волос Чарльза, и, спрашивая его, уверен ли тот, что он в порядке. И он в порядке. На этот раз он был в полном порядке. VI.       Создание клуба по совершенствованию способностей было идеей Эрика. — Что, как армия Дамблдора или что-то типа того? — Чарльз смеялся, но он должен был признать, что их учитель по контролю над мутациями был хуже, чем просто бесполезен. А на самом деле, клуб работал действительно хорошо: на первой их встрече Алекс смог лучше контролировать свои волны плазмы, чем учитель пытался сделать целый год, а Хэнк снял обувь на публике в первый раз на памяти живущих. Несмотря на все это, Эрик выглядел весьма скептично, когда Чарльз предложил ему попробовать использовать какой-либо спусковой механизм, коим не является его гнев, давая толчок его силе. — Это работало все это время. — За это тебя почти что пытались исключить все это время, — поправил его Чарльз, — Сколько раз тебя оставляли после уроков из-за того, что твоя сила крушила что-нибудь, потому что ты выходил из себя? — Ну, тогда что ты можешь предложить? — нетерпеливо спросил Эрик. — Ты не против, если я…? И это сработало, это сработало, Чарльз нашел самое прекрасное воспоминание разума Эрика — они зажигали свечи на Хануку вместе с мамой, которая умерла, когда Эрику было всего пять — воспоминание, о существовании которого Эрик даже не знал — и они оба упорно пытались притвориться, что не плачут, и это сработало, Эрик повернул спутниковую тарелку (что, возможно, могло стать причиной еще одного задержания после уроков, если они докажут, что это сделал Эрик) и он выглядел таким счастливым и красивым, о, я действительно попал - И затем Эрик наклонился и поцеловал его, и Чарльз был вполне уверен, что его мозг взорвался. Это был не долгий, но глубокий поцелуй, и Эрик держал руку на щеке Чарльза, отодвигаясь назад, контраст теплой кожи и холодного металла послал дрожь по спине Чарльза. Он начал заикаться, пытаясь сказать что-то, но был прерван Эриком. — Ты пойдешь со мной на выпускной? И наткнулся на взгляд широко раскрытых глаз. — Разве я не сплю? Эрик улыбнулся, так крайне ласково, что Чарльз едва мог дышать. — Скажи да. Пожалуйста, скажи да. Ответом Чарльза послужил новый поцелуй, более глубокий и долгий, включающий в себя знакомство с пирсингом на языке Эрика, прежде чем он смог отстраниться или потерять сознание. — Это можно считать за положительный ответ? — сказал Эрик слегка севшим голосом, прижимаясь ко лбу Чарльза своим. — Дайте мальчику приз, — Чарльз не удержался от головокружительного смеха. Он наклонился для еще одного крошечного поцелуя, а затем просто стоял и гладил лицо Эрика, невесомо касаясь пальцами его щек, лба, век… — Твоя подводка размазалась. Эрик коварно улыбнулся. — Пойдем, поможешь мне исправить это. — Только если ты и мне подведешь глаза. Казалось, Эрик даже выпучил глаза в ожидании. — Да, это… это звучит неплохо. С твоими глазами, это будет… да. Чарльз все еще не мог понять, чем он вызвал такую реакцию Эрика. — Эрик, ты уверен, что ты… Я имею в виду… Я не думал, что нравлюсь тебе… таким. — Я и не знал, что нравишься. До тех пор, пока чуть не потерял тебя. — Ой, ради всего святого, это была просто мигрень. — Я не имею в виду это, хотя, я был на самом деле очень глупо напуган, чтобы ты знал. Но перед этим, когда мы с тобой не разговаривали, это было… это было ужасно, я никогда не хочу проходить через это снова. Я хочу, чтобы мы были бок о бок с тобой, вместе, навсегда. Даже если мы расходимся во мнениях о некоторых вещах. И Чарльз понял, что он смущен. Это было совершенно очаровательно. — Хорошо, — сказал Чарльз, — приятно знать, что мы хотим одного и того же в жизни. И он потянул Эрика для другого поцелуя.