Белый флаг

Вот чего Хьюга особенно не любил, так это долгое время не менять своего положения. Например, стоять по стойке смирно, будучи вынужденным в очередной раз отдавать честь всякого рода высокопоставленным лицам – крайне неприятное занятие. Впрочем, уже давно Хьюга держал спину прямо лишь перед одним человеком. А про честь так и говорить нечего – жаловаться на неё Хьюге ещё ни разу за всю свою жизнь не приходилось. Лежать, не ворочаясь с боку на бок, когда сна ни в одном глазу – медленно доводящее до ручки мучение. Уговаривать себя заснуть и не думать о всяких глупостях, которые только и поджидают момент, чтобы вновь напомнить о себе и, как назло, выбирают для этого самое неподходящее время – почти пытка. И Хьюга согласен на что угодно, лишь бы не лежать на смятой постели, если не спится, и не думать, если не думается. А ведь старался выработать привычку – не получилось. И сидеть за письменным столом, прямой словно палка, сосредоточенно вглядываясь в строчки на бумагах, которые ты всё равно уже не видишь – сродни наказанию за все прегрешения. Отчасти именно поэтому Хьюга так ненавидел бумажную волокиту и искренне восхищался Конацу. Но сегодня Хьюга добровольно выбрал своей компанией в эту ночь именно работу, испытывая что-то сродни любопытства. И желания себя наказать. «Что он в ней нашёл, в работе-то?» – думал Хьюга, но, тем не менее, продолжал добросовестно изучать каждую написанную строчку. Кто «он»? Да кто угодно. Пусть даже и… он. Полковник Кацураги, привыкший к тому, что обязанность закрывать кабинет в конце рабочего дня лежит на нём, уходя, никак не прокомментировал желание Хьюги задержаться подольше. Только улыбнулся, оставляя ключ на своём столе. «Не переусердствуйте», – бросил напоследок. Были ли его слова искренней заботой или тонкой насмешкой – за пару лет работы бок о бок с Кацураги Хьюга так и не научился отличать одно от другого. В этом и состояла изюминка их общения. Не то, чтобы это ему не нравилось. Хьюга не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он остался в кабинете один. Левая стопка исписанной бумаги заметно уменьшилась, в то время как правая уверенно вырвалась вперёд. Положительная динамика не могла не радовать. Воспрянув духом, Хьюга сбросил обувь и взгромоздил ноги на стол. Подумал немного, убрал. Собрав ещё неизученные листы в охапку, Хьюга перебрался на один из диванчиков, где и расположился со всем возможным удобством. Правда, очки пришлось снять. Освещение было слабым, а включать его ярче было попросту лень. Да и не пропадать же зря такой славной атмосфере. А что? Это даже забавно. – С чего это я вдруг? – произнёс Хьюга, усмехнувшись. А не всё ли равно? Причин ведь очень много. Или это значит, что их нет? Или… причина, на самом деле, одна?.. Заключалась ли она в том, что их маленький дружный отряд неожиданно пополнился? Наконец сбылась давняя мечта Кацураги – у их возлюбленного главнокомандующего появился беглайтер. Да кто? Сам малыш Тейто Кляйн – лучший выпускник военной академии, обладатель диплома с отличием и хвалебного письма от самого ректора Мироку – подающий надежды молодой человек. Лишь один у мальчика недостаток – случайные провалы в памяти. Ну да с кем не бывает. Главное, что человек хороший, да и работу свою выполняет как следует. А память штука и вовсе обманчивая. Здесь есть, а здесь уже нет. Здесь ты, а здесь уже не ты. Не психика даже, так, физиология. Мальчик в футляре… в смысле, мальчик–футляр, или, скорее даже, ящик. Угораздило маленького Тейто сыграть в этот самый ящик ещё в далёком детстве. Вуаля – и сын Раггского короля от любовницы, единственный наследник страны, лёгким движением руки оказывается сброшенным ревнивой жёнушкой с балкона. И вот – Тиаше Кром Раггский превращается в Тейто Кляйна, сиротинушку, воспитанную в церкви. Ая-я-яй. По большому счёту Хьюгу придворные интриги соседнего королевства не интересовали вовсе. До определённого момента. Он слишком хорошо помнил бледное обескровленное лицо, застывшее в судорогах, словно в последней попытке улыбнуться. И кровь… Кровь убитого на руках им защищённого. И безжизненный не верящий взгляд Аянами, словно всё было наоборот. Хьюге хватило лишь короткого взгляда на своего тогда ещё подполковника, сломленного утратой, тихого, словно обратившегося в камень… Лучше бы он плакал, бился в истерике, разбивая в кровь руки, проклинал весь мир. Хьюга бы нашёл способ успокоить его. Но не когда он такой… И тогда Хьюга сорвался с места по следу сбежавшего наследника, чтобы настигать, крушить и убивать. И снова бежать… В нём говорила его новая тёмная сила. И он просто не знал, как вернуться. Лишь бы не видеть. Не быть рядом. Только не сейчас… Но теперь Ае был не нужен яростный и беспощадный охотничий пёс. И верные подчинённые ему стали без надобности, но и прогнать он их не мог. Теперь не мог. Он предпочитал делать всё сам. «Поздно спохватился», – подумал Хьюга, саркастически усмехнувшись. Стало горько. Пусть то и были слова, произнесённые лишь мысленно, но на языке всё равно стойко держался мерзкий привкус горечи. Со вздохом взглянув на документы, Хьюга осознал, что его полуночный азарт сошёл на нет. Нужно было подкрепиться. Пытаясь припомнить, а не осталось ли у него где-нибудь в заначке что-нибудь сладкое, Хьюга пропустил момент, когда дверь кабинета тихо скрипнула, распахнувшись. Хьюга удивился сам себе, осознав, что почему-то рад случайной компании, пусть ею и был Тейто Кляйн. И поприветствовал он его с самой что ни на есть искренней улыбкой, совершенно не думая напугать мальчика, застав того врасплох. – Йо, – весело отсалютовал он. Всё-таки Тейто вздрогнул от неожиданности, но лишь чуть-чуть. Узкую полоску света, выбивающуюся из-под двери, он заметил сразу, так что предполагал, что кто-то в кабинете может быть. Но, видимо, угол поворота головы Хьюги был уж слишком неестественным, да и привычных очков на глазах не было – майор уже и забыть про них успел. – Э-э, майор Хьюга? – неуверенно проговорил Тейто, вглядываясь в неожиданно незнакомое лицо. – Ой, прости, напугал? – Не то чтобы напугали, неожиданно просто, – ответил Тейто. Робость и неуверенность в движениях и словах исчезли уже после первых пары дней пребывания в их отряде. Тейто более не сковывал страх ошибиться, да и, так скажем, к коллективу, он привык. Оценив ситуацию, расстановку сил, взаимоотношения между каждым из членов группы, Тейто занял наиболее удобное в ней для себя положение. Как и пристало солдату. Просто привык. «Как бы нам не привыкнуть…» – где-то на подкорках сознания промелькнула вдруг шальная мысль. Хьюга, нахмурившись, улыбнулся шире. Чем-то Тейто напоминал Хьюге Конацу. Усидчивостью, ответственностью и трудолюбием, должно быть. Но Конацу для Хьюги был почти что родным, полностью изученным, совершенно безобидным и… своим. А Тейто… «своим» ему стать уж точно было не суждено. Возможно, дело было в обострившейся фантазии Хьюги, но частенько ему казалось, что никакой амнезии у Тейто вовсе не было. Глаза у малыша были такие… упрямые, взгляд – слишком прямой и почти что-то дерзкий. То-то же Ая так торопится. «Интересно, и где это допоздна мальчишку носит. Уж не на обследовании ли?» – Что это ты так поздно? – спросил Хьюга, когда Тейто приблизился, кажется, сомневаясь в том, можно ли ему сесть на соседний диван, напротив майора, или нельзя. – Присаживайся, а то я уж тут заскучал. Тейто кивнул, усаживаясь и откидывая голову назад, на высокую мягкую спинку. Даже позволил себе вздохнуть расслабленно. «Вот же!» – почти что с восхищением проговорил в мыслях Хьюга, дивясь мальчишеской раскрепощённости. – Ой, простите, – тут же отозвался в ответ на его мысли Тейто, разом подобравшись, сев прямо, сложив колени вместе и положив на них руки. – По приказу главнокомандующего я задержался в медицинском отсеке, – прилежно отрапортовал он. – Ух ты! Вольно, милый мой, вольно, – протянул Хьюга. – Небось, совсем тебя замучили с обследованиями этими, а? – Отнюдь. Я благодарен главнокомандующему и поражён до глубины души его заботой. «Ну, надо же, до глубины души прям, подумать только… Это ж с ума сойти, как глубоко…» Хьюге не хотелось, чтобы его вечер, плавно перетёкший в ночь, был испорчен неловким молчанием. Поэтому он продолжил говорить с легкомысленной улыбкой. – Как ты, привык уже? – участливо спросил он, не глядя на Тейто, думая, что не стоит лишний раз смущать мальчишку. – Да, всё хорошо, – с готовностью ответил тот. «А иначе и быть не могло». – Не сильно тебя Ая гоняет? – продолжил Хьюга, испытав вдруг что-то сродни садистскому удовольствию от произнесённого вслух имени. – Главнокомандующий очень строг и требователен, не терпит расхлябанности. Но я уже практически привык к его темпу, так что проблем не возникает. – Вот как, – проговорил Хьюга. – Да, Ая такой. – На самом деле мне достаточно легко выполнять приказы главнокомандующего теперь, когда я уже привык к их объёму. – О, так быстро? – Просто, я подумал, что окажись я на его месте, вёл бы себя так же. Хьюга замер, перестав делать вид, что читает. Улыбнулся сам себе. «Опаньки… вот уж неожиданность. А если присмотреться… а если припомнить, каким был в этом возрасте сам Ая… чудеса какие, подумать только». Хьюга с трудом сдержался, чтобы не впериться взглядом в Тейто с умилительной улыбкой. – Да ты расслабься. Не съем же я тебя, – благодушно махнул он рукой вместо этого. – Вольно, беглайтер-кун, рабочий день уже давно закончился. Так что посиди, переведи дух, а потом иди в общежитие, ты заслужил отдых. – А к вам, майор, это разве не относится? – А мне полезно ночами работой заниматься, – улыбнулся Хьюга, отвернувшись. Он не отшучивался, не врал. Так легко было, что аж противно. Нашёл перед кем откровенничать, перед человеком, у которого есть тысяча и одна причина ненавидеть и его, и Аю и весь отряд «Чёрных ястребов» в целом и каждого из его членов в отдельности. Тейто ничего не ответил. Последовав совету Хьюги, он расслабился, прикрыв глаза, сдержанно и тихо переводя дыхание. Сердце его наверняка колотится сейчас как бешенное, а мальчик держится молодцом, и не скажешь по его внешнему виду, что волнуется. Да и размышляет в эту самую минуту он явно не о доброте душевной своего начальника, а о чём-то совершенно другом. И недели не прошло, как они покинули резиденцию семьи Оук. Брать Тейто с собой казалось Хьюге нерациональным поступком, пусть для этого и была официальная причина. Можно было придумать какой угодно предлог, чтобы мальчик остался в штабе. Зачем же Ае пришло в голову брать его туда, где его неминуемо настигнут воспоминания о погибшем друге? Это был риск. Но Ая, быть может, и забыл уже давно о мальчике, ставшем однажды его инструментом. Сколько их было всего, таких вот мальчиков, дай бог памяти. А Хьюга, почему-то, помнил, если не всех, то уж одного из них, слишком хорошо. Он спрашивал у самого себя, а почему так запал ему в душу некий Микаге Селестин – мальчик с крестообразным шрамом на щеке? Но Хьюга уже и так знал ответ. Потому никому напоминать ни о чём не стал, да и Тейто позволил навестить могилу, обещая, чуть что, замолвить за него словечко перед Аей. Хьюга сожалел, что участь Микаге оказалась столь незавидной. Ему бы хотелось понаблюдать за ним подольше. Просто потому, что одна единственная мысль не давала покоя, а случайное сходство казалось очевидным. Микаге был слишком молод, наивен и, вероятно, глуп. Но Хьюга видел нечто совсем иное… Взгляд – уверенный, не признающий сомнений. Сжатые кулаки – не самые внушительные, но какие-то очень, по-особенному, трогательные. И, главное, улыбка. Короткая, случайная, такая молчаливая и не многозначная – просто нежная. Лишь один единственный человек обладал похожей улыбкой. С этой же улыбкой он и умер… Поэтому Хьюге не хотелось ломать Микаге, не хотелось использовать уловки бога смерти. Хотелось обойтись с ним по-человечески, пусть бы на то потребовалось больше вмени. Хьюге было бы приятно воспитать этого мальчика, было бы интересно понаблюдать за его ростом, чтобы убедиться в том, что сходство ему не померещилось. – Не верится, да? – сказал вдруг Хьюга. Тейто поднял на него удивлённый взгляд, но понял сразу, что майор имеет ввиду. – Да… – тихо ответил он. – Так всегда случается… Хм-м… Тебе ведь наверняка хочется выговориться. Давай, не стесняйся, я тебя выслушаю. «Что я делаю? – спросил Хьюга сам себя. – Только этого не хватало». Очень смутно он осознавал, что обращается вовсе не к Тейто. Он решил, что всему виною полумрак пустого кабинета, ночная тишина, запах бумаги и пыли с мягкой обивки диванов и кресел. Ничего общего с вдруг нахлынувшими собственными воспоминаниями, припорошенными снегом и пеплом, абсолютно. – Дело не в том, что я не могу принять его смерть… – проговорил Тейто тихо. – Просто… я не помню, я совершенно ничего не помню. Мне кажется, что я забыл что-то очень-очень важное, и это не даёт мне покоя. Я не должен был забывать, не имел права. – Ты ничего не забыл, – произнёс Хьюга тихо. – На самом деле ты всё прекрасно помнишь. И ты вспомнишь… « О, да…» Вспомнит, ещё как вспомнит. Пусть даже это случится за секунду до того, как Тейто потеряет сам себя, Хьюга был уверен, что этого единственного мгновения юному мальчику, который выжил почти что в преисподней, хватит для того, чтобы перегрызть глотку хотя бы одному из них. Да, именно так. Вырастить из Тейто того, кто однажды будет способен убить их – заманчиво, очень заманчиво. При этом яростного и пылающего Тейто Кляйна хотелось утешить, погладить по голове, усадив его на свои колени, поцеловать в лоб, говоря всякие глупости. «Держись, милый Тейто, твой бой ещё не закончен, он только начинается и твои соперники в нём мы. Мы не дадим время подумать, перевести дух. Мы не позволим тебе сбежать». Но как же хочется вывесить белый флаг… Тейто сидел, склонив голову, так, что тень скрывала его лицо. Пару раз он тяжело вздохнул, сглатывая. Хьюга делал вид, что не замечает этого. – Думаю, пора на боковую, – с улыбкой сказал он. – Пожалуй, – согласился Тейто, кивнув, поспешно поднявшись с дивана. – Вам бы тоже не следовало задерживаться. – Мне немного осталось. Хьюга присел, провожая Тейто взглядом до двери. Открыв её, Тейто остановился. Скудное освещение коридора создавало иллюзию пустоты, словно за дверью не было ничего. В вдруг прозвучавшем голосе Тейто не было ни сомнения, не грусти, ни намёка на пролитые минуту назад слёзы. – Вы верите в бога? – задал он вопрос. – Сложно сказать. – Я не верю, – ответил Тейто с непривычной жестокостью. Когда дверь за юным беглайтером закрылась, Хьюга ещё некоторое время сидел не шевелясь, прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов. Даже дыхание задержал. «Хочешь сказать, что ты не веришь в единого бога? Что твой бог это Микаге?» Это невозможно. Невозможно жить в мире, где умер Бог. И, на самом деле, ты уже нашёл себе нового бога, что дал тебе силы продолжить свой нелёгкий путь. Ты врёшь. И жив ты только потому, что продолжаешь врать сам себе… А я? А мы?... – Какой же сегодня всё-таки удивительный вечер, – усмехнулся Хьюга, возвращая очки на глаза. Документы были окончательно отложены в сторону, китель оказался висящим на спинке дивана. Хьюга вздохнул, устало прикрывая глаза, расстегнув пару верхних пуговиц на рубашке. Он лежал на диванчике, подложив под голову руки, убаюкиваемый тишиной. Хьюга отчётливо представлял себе, как дверь снова раскрывается, пропуская человека, который чёткой выверенной походкой делает несколько шагов к своему столу, вздыхает красноречиво, не таясь, комментируя, таким образом, наличие в кабинете кого-то ещё, и говорит с улыбкой, беззлобной, нежной: – Боже правый! Сам Хьюга задержался на работе допоздна. Как бы небо не упало на землю завтра. Хьюга слышал голос, так, словно тот и правда прозвучал, громко, ясно. Словно это был его собственный голос. Хотел забыть, но так и не смог. Он рассмеялся в ответ. «Да, ты прав. Уже совсем скоро это случится – небеса рухнут. И тогда… мы встретимся. Наверняка… Юкикадзе». И, правда. В конце концов, с чем Ферлорен не шутит.