Вот и космос Ну и с Богом Можно все, но Будет больно Быть спасенным Быть прощенным Можно все, но Ни о чем не Жалей Animal ДжаZ
Церковь огромна – белая, чистая, внеземная, будто парящая над пурпурными облаками. В окна до пола барабанят солнечные лучи - с их стёкол, потрескивающих от блаженного тепла, струятся искры разных оттенков: от холодного изумрудного до медово-золотистого. Ажурные колонны на своих массивных лепнинах держат сводчатый купол, в чьём центре изображён большой змей, а по краям рассеяны перья падших ангелов. Тут да там, на полах, на стенах – всё словно поросло религиозными хлопьями, из которых потом распустятся лучшие люди. Не такие, что приехали из школы для сложных подростков. Лучше. На каменных плитах в конце зала топорщатся усыпальницы – отполированные раковины, прозрачные панцири, слишком переоцененные своей значимостью. С одной из таких перламутровых гор выглядывает Иисус. Он немигающе, в упор смотрит на каждого, кто посчитает нужным заглянуть ему в глаза – создаётся впечатление, что маслянистые зрачки скользят взглядом куда-то сквозь черепную коробку, в самые сокровенные мысли. Люди сразу отводят глаза. Моргают. Отворачиваются, в конце концов, забыв о наваждении. Просто показалось. …Учащиеся школы для трудных подростков гуляют по церкви, чувствуя себя неловко. Вокруг слишком чисто, правильно, и этот запах ладана, от которого чешется нос… Чтобы хоть как-то сбросить повисшее напряжение, парни пытаются вернуть атмосферу своего пансиона – говорят громче, смеются, не прикрывая рта, развязно улыбаются на похабные шутки, руками трогают то, что трогать строго запрещено. Учителя тщетно пытаются призвать подростков к порядку – сварливая Спраут и угрюмый Снейп, кураторы, вскоре бросают заранее обреченную на провал затею успокоить молодежь и начинают спорить между собой. Один только мистер Уизли покорно выполняет работу – осторожно зажигает свечу за свечой и передаёт их ученикам, в тайне надеясь, что они не решатся подпалить Библию или кисточку бархатной шторы. У витражных окон вполголоса бранится тощая Чанг, пытаясь найти отражающую поверхность, чтобы поправить макияж. Однако даже за балдахином светло так, что на разноцветных стёклышках видна лишь игривая улыбка Солнца - и его доброжелательный средний палец, выставленный вперёд. Забини вместе с Джорданом крутятся поодаль, хлопая ладонями по пыльным шторам. Теперь Чанг бранится во весь голос – а пыль, покидая азиатку, медленно ластится к серым колготкам девочки, сосредоточенно водящей пальцем по мраморной плите. Это юная Грейнджер с усердием читает божественные предписания, выгравированные на латыни… Сложно поверить, что ещё месяц назад она и её бойфренд, Рон, угнали машину со стоянки торгового центра. Через полчаса бразды правления берёт апатия и уныние. Купол церкви словно затягивает куском ненастного неба, которое вот-вот разразится скорбным дождём. Скучно. Безмерно. Учителя уже сто раз пожалели о том, что вывели эти тридцать невоспитанных подростков за пределы пансиона - тем более, в священную цитадель. Никакого урока они всё равно не извлекут в силу своего упрямства, а уж приобщиться к таинственности, духовности и покаяться – вообще что-то из разряда фантастики. Мистер Уизли предлагает выйти проветриться в супермаркет или парк. Директор недовольно морщится, но кивает. Вообще, он весьма странный человек – не только из-за обуви на высоком каблуке и забавных платьев цвета фиалок, но и исходя из методов обучения. К примеру, в начале того года он предложил организовать кружок стрельбы из лука, чтобы в ряды подростков вклинился дух единства, братства «стрелков», сотрудничества для достижения общей цели. Воплощение в жизнь этой гениальной идеи длилось неделю, в течение которой пару учеников получили серьёзные ранения, а другие и вовсе рассорились, подрались и едва ли выбили друг другу по зубу из-за проигрыша команды… Дамблдор был странноват, бесспорно. Хорошо, что мадам Помфри удалось вытащить стрелу из руки Теодора. Профессор Спраут резво вышагивает прочь из церкви, прихватив за собой пару учениц, которым так и не терпится посмотреть на кроликов в зоомагазине. Снейп идёт за ними спокойно, словно замыкая конвой, - хмурый чуть более, чем обычно. Профессору заведомо не нравится идея оказаться в месте грядущего преступления, пока в кармане его куртки гремит кошелёк... Возможно, кто-то должен заплатить за будущий причинённый имуществу ущерб. Возможно, именно он. Гарри Поттер стоит посередине девственно-чистой церкви и в замешательстве думает, что остался совсем один. «Хорошо», - кивает сам себе и поправляет очки, - «нет ничего плохого в том, чтобы некоторое время побыть в одиночестве». Разумеется, у Гарри есть друзья - он вовсе не социопат или, наоборот, затравленный изгой – просто выходить с ними за пределы дозволенного (за пределы надзора учителей) означает «опять нарваться на неприятности». А он, кажется, и так в этом хорош. Брюнет никогда не считал себя христианином - однако стоило ему войти в церковь, как сердце странно трепетало и голова очищалась от ненужных размышлений. Это что-то негласное, о чём не нужно кричать перед иконой, несмотря на то веришь ты в Бога или нет; оно просто обуревает тебя, пока вдыхаешь царящей запах свежего хлеба и горького вина… Гарри смахивает чёлку и садится на скамью в самом дальнем углу церковного зала, улыбаясь невероятным витражам. Не то чтобы он сентиментален или слишком чувствителен. Вдруг краем глаза парень замечает какое-то движение, золотой блеск возле конфессиональных подмостков. На полпути к узкой лестнице замер его одноклассник, тихий блондин с пшеничной челкой, падающей на глаза, как и у самого Гарри. Он в немом ужасе смотрит на фигурку распятия, пряча руки за спиной. «Отвернись!» Гарри медленно поднимается со скамейки, разглаживая невидимые складки на его кожаной куртке. Проходится ладонью по волосам. Выдыхает на ладони и принюхивается – запах мятного чая остаётся на коже. «И чего я так волнуюсь?.. Как будто не поговорить собираюсь, а… Брось, Поттер. Ты же в церкви». Он останавливается. «А не лучше ли присоединиться к друзьям? Ограбить какого-нибудь зеваку, банально намотать на верёвку пару баксов?.. Посидеть в кустах и поржать над тупым выражением лица этого болвана? Чёрт, я хочу быть там, когда Гермиона отвесит Рону подзатыльник за хрюканье во время смеха!» Но нет. «Плохая идея. Очень плохая идея... Блять, просто не облажайся, друг. Хотя бы раз веди себя адекватно». - На что смотришь? – спрашивает Гарри, подходя ближе к однокласснику. Глупый вопрос, очевидно, но начать разговор с чего-нибудь умного он не мог. «Просто не налажай». - Всякие церковные штучки, - усмехается тот, поводя плечом и оборачиваясь. Наверное, ещё ни разу в жизни Гарри не видел эти серебряные глаза так близко. Будто лунный отблеск на озёрной глади, блестящая фольга, ртутная прожилка или седая мерцающая звезда – его радужка такого невероятного неонового цвета! Яркого, едкого, почти ядовитого – не даром сравнённая с ртутью. Гарри редко говорил со своим одноклассником. Многие считали Драко скучным, а всё потому, что блондин проводил слишком много времени с книгой или за шахматами. Конечно, это же не сравнится с грабежом магазинов или вандализмом на главной улице. «Даже баки интереснее переворачивать, чем читать книги», - говорил Блейз, всё же кидая редкие взгляды на тихоню. «Он может понравится только Грейнджер. Пусть та и помогает рыжему исправлять контрольную…Эй, а мой тест исправите, ребят?.. Ну и пошли вы нахер». Но Гарри не считает блондина скучным. - Ты христианин? – спрашивает чисто из любопытства. О Драко вообще мало чего можно было узнать, разве что поверить слухам. Но это глупо. «Разве нет?» - Да, - что является ответом и на озвученный вопрос и на риторический. – Во всяком случае, в некоторых отношениях. Я не верю в Бога физического: в рай, в ад, в чистилище. Но я верю, что есть нечто большее, чем то, что мы видим. Что-то настолько мощное, что зовётся «идеальным» и что-то доступное нам вроде простого «хорошо», которое желаем друг другу в обычной жизни, - Драко краснеет и опускает взгляд на пол из мозаики, понимая, что бормотал всё это время себе под нос. Гарри всё равно. Он смотрит на пухлые, мягкие губы, которые только что говорили столько умных слов. Губы, принадлежащие робкому мальчику, которого можно было бы принять за хориста католической школы. Или одно из падших ангелов, чьи потерянные перья украшают купол церкви. Губы. Мягкие и приглашающее на большее, чем просто разговор о Боге. «Куда уж проще…» Взгляд Гарри зацепился за деревянную кабинку. Исповедальня. - Пойдём, - хватает Драко за запястье, готовый тащить его за собой до последнего. Но блондин вздрагивает. – В чём дело?.. – вдруг из-под манжеты рубашки выныривает кончик багряной марлевой повязки. И рубец длинного тонкого шрама. Драко одёргивает рукав и отворачивается, явно смущённый и рассерженный. - Я… - растерянно начинает Гарри, но блондин властно обрывает его. - Ты хотел меня куда-то отвести? Так пошли. - Эм, - брюнет потупился и тяжело вздохнул. Если Драко так сильно хочется замять тему ненароком увиденного шрама, то ладно. – Я должен в кое-чём признаться. Ты можешь помочь мне, если сядешь в кабинку, - он кивает на деревянную исповедальню и заходит внутрь, прежде чем Драко успеет возразить. Гарри уверен, что слышит тихо хихиканье блондина, и кротко улыбается себе. Скрипит дверь. Видимо, Драко уже сел напротив. - Я не священник, знаешь ли, - добавляет он, задергивая штору. Его голос звучит по-другому, на тон ниже. То ли из-за эха в деревянной кабинке, то ли из-за возбуж… «Заткнись. О, святой Моисей, просто заткнись». - Не имеет значения, - тихо отвечает Гарри. Он вообще не знает, как стоит говорить – по-обычному или тише, чем привык? Люди в зале не должны услышать того, что он собирается сказать. «Господь, я надеюсь, ты предусмотрел шумоизоляцию в исповедальне». – Я доверяю тебе, Драко, - добавляет, когда руки нервно подрагивают на коленях. – И если ты христианин, то должен понять…почему мне так…гм, тяжело, - за стенкой слышится смешок. Гарри расслабляется. «Окей, пора сделать это. Я справлюсь». – Святой отец, я согрешил. - Что именно ты сделал, сын мой? – Драко пытается быть серьёзным, хотя знает, как всё это выглядит со стороны. Нужно просто переступить через себя. И не одному блондину. «Я сделал слишком много дерьма, чтобы быть спокойным как удав. Но вот-вот правда выйдет наружу. Да-да, словно дерьмо. Верно сказано». Гарри просто молит Бога о том, чтобы Драко не прервал его на полуслове и не убежал раньше времени. - Я… Так, ладно. Однажды я украл у женщины кошелёк. Мне не нужны были деньги – я просто сделал гадость и убежал. А потом между кармашков бумажника я заметил фотографию, где эта женщина сидит со своей семьёй на качелях. Мне стало так стыдно. Я выкинул кошелёк в кусты. Не вернул. Потому что…я трус. В этот момент Гарри был благодарен Драко за то, что тот молчит. Ему нужна ещё минутка чтобы собраться с мыслями. За стеной ни смеха, ни нравоучений, только тишина. Будто бы его на самом деле готовы выслушать. - …Ещё я принимал со своими друзьями кокаин, когда учился в обычной школе. Мы здорово написали ту сложную контрольную, которую, думали, завалим. Но мы, черт возьми, сделали это! И решили отпраздновать. А потом ещё раз. С героином, - он вздрогнул и добавил вполголоса, - Потребовалось много времени, чтобы избавиться от зависимости. Денег ещё больше… Мне повезло, что приёмная семья не заметила пропажу CD-проигрывателя, который я продал ради очередной дозы. Но в итоге всё равно мне помогли. Даже не злились, хотя я достоин настоящей ненависти, отвращения с их стороны… - Гарри беспокойно крутит очки меж пальцев. Ещё никогда он не чувствовал себя таким беззащитным. Уязвленным. – Я трахнул лучшего друга своего приёмного брата. Мы были пьяны, вокруг сновали эти девочки в бикини, вечеринка… В общем, так оно и случилось, - Гарри сглатывает. Язык царапает нёбо будто наждачная бумага. Момент истины. Гарри ждёт ответной реакции, Драко – продолжения. И до обоих это доходит слишком запоздало. Тишина обнимает крепче, примостившись подбородком к плечу и дышит на ухо. Становится душно. - Это плохо? – наконец спрашивает Гарри. – Быть с парнями… так? Тишина не прекращается, лишь туго сматывая нервы брюнета в клубок. Гарри чувствует, что он на пределе. Шорох. - Лично я думаю, что природа половых актов заключается в обязательствах брака или, по крайней мере, в желании быть с этим человеком всеми существующими…способами. Но тот факт, что вы оба мужчины - нет, я не вижу здесь никаких проблем. - А что если я, скажем, влюбился? Перешёл из той школы в другую и, когда увидел его, будто ток по позвоночнику пустили? Что делать, если этот парень – самый прекрасный и понимающий, независимо от того, что о нём болтают или он сам о себе думает? Что, если всё, что я хочу сделать – это просто позволить ему быть немного счастливым? Улыбнуться лишний раз? Просто поцеловать и быть уверенным в том, что он знает, как сильно я его люблю?.. Плохо ли чувствовать что-нибудь из того, что я перечислил, по отношению к парню? – Гарри выдыхает и дожидается ответа. - Тогда этот парень счастливчик, - после минутного молчания слышится с той стороны. Голос Драко надломлен, словно что-то сжимает его горло… Как будто те слова причинили ему боль. «Пора…» Гарри одергивает штору, тихо шепча: - Да, ты счастливчик. Драко смотрит на него исподлобья, борясь с печальной тенью в уголках губ. Острые иголочки светлых ресниц вокруг студёного льда радужки - он раскалывается. - Подойди ближе, - ласково просит Гарри. – Ты восхитительный, - кончиками пальцев он нежно касается бледной щеки. И целует. Нежно, мягко, сладко. Мятными губами касается алых лепестков, поочерёдно вбирая их в себя. Драко тут же отзывается – немного неуклюже, но его желание троекратно лучше мастерства. «Падший», - проносится в голове Гарри, когда своим горячим языком он рисует крест на внутренней стороне губы блондина. - Теперь я верю в материального Бога, - улыбается Драко. - А? - В рай.THE END.