Мой сон

Помните залу из клипа «Ты хорошо пахнешь»? Вот представьте себе подобную. Светлые стены, красивые портьеры, окна от пола до потолка, и множество столиков по периметру. Гости, люди, красивые, нарядные, но все явно и давно кого-то ждут. Нет, не Рихарда в красном вызывающем наряде, все ждут кого-то определённо очень важного, но не пользующегося особым уважением. Время ожидания истекло, прибыла важная персона. Кто бы мог подумать – Тилль Линдеманн собственной персоной. Хоть это и снилось мне, но я тож слегонца прифигел, когда его увидел. Все вырядились как клоуны, в костюмах раритетных, маскарад, алые сюртуки, голубоватые, и все такие неоднородные, что рябит в глазах. Один он весь такой степенный, в чёрном смокинге, с зачёсанными назад высветленными волосами, пришёл, стал здороваться со знакомыми, а его тут знают все. Дело происходит явно в будущем, Тилль очень постарел, но всё такой же красивый, как гранитное изваяние. Он присоединился к одной из болтающих компаний, в зале нет тишины, но и шума тоже нет, все болтают, шушукаются, делятся впечатлениями и знают, что настоящее веселье начнётся только тогда, когда распахнуться двери… С грохотом створки высоченных дверей ударились о стены, надсадно запели свои жалобные скрипучие песни ржавые золочёные петли, в помещение ворвался вихрь уличного воздуха, и через мгновение гости с раскрытыми ртами лицезрели волка. Да-да, громадного волка, величиной с добрую лошадь, а на этой зверюге верхом сидел я. В космическом комбинезоне, он очень сильно мне напомнил те комбинезоны, в которых Раммы откатали тур «Мама». Наблюдал всё в данный момент со стороны, но на самом деле выгляжу вообще иначе (чо греха таить, девка я) Чёрные короткие волосы, растрёпанные, как после ветреной погоды, высокий, сильные конечности, чем-то даже Тилля в молодости мне мужик этот (который я) напомнил. Сижу, значит, на волке, и тут началась суматоха. Швейцары повскакивали, начали мне помогать слезть с моего «скакуна», стали его оттаскивать из помещения, а он давай рычать (че курю, не скажу, не просите), зубы оскалил и головой вертит. Я тем временем уже спрыгнул на пол, приказал отвести верного моего в его жилище (Совсем как в сказке «Иван Царевич и Серый Волк») и прошёл сразу вглубь залы, почему-то я точно знал, где находиться моя цель. Разумеется, я двигался в направлении Тилля. Пожал ему руку, легко поклонился, дескать, вы очень важный гость на нашем празднике, но чувствовал мой затылок, что здесь только я к нему так уважительно отношусь, другие считают его старым пнём и мечтают сдать в психушку или в дом престарелых. Почему-то мне срочно понадобилось переодеться и я предложил Линдеманну пройти в мою спальню. Конечно, он согласился, это же сон, тут может быть всё. В моей опочивальне я прошёл сразу за ширму, стянул с себя комбинезон, а он уже был изрядно испачкан, надел светлую просторную рубашку, но по-прежнему был в неглиже. Прямо так выйдя из-за ширмы, я, ничтоже сумняшеся и смущаясь, вплотную подошёл к Тиллю, сидящему у меня на застеленной абрикосовыми простынями кровати. Он встал, но, в таком же молчании это было очень уж неловко, хотя я безумно хотел его. Хотя бы поцеловать, что мой воспалённый мозг и начал представлять (Представлять что-то во сне, во круто). Отогнав ненужные фантазии, я, набравшись смелости начал этот трудный разговор. - Вы знаете, герр Линдеманн, я вас очень уважаю и так как мне обратиться с такого рода просьбой больше не к кому, я обращаюсь к вам. Вы не откажете мне в услуге? – сложил брови домиком, я изобразил крайнюю обеспокоенность, на которую он, видимо, и купился. Он наморщил лоб, потёр переносицу, затем сказал, осторожно подбирая слова: - Ну, конечно, смотря, о чем вы хотите меня попросить. – Когда проснулась, поняла, как, блин, хотела его в тот момент! – если это то, что в моих силах, конечно, я к вашим услугам. – Я, воровато оглянувшись, начал говорить ему что-то (не помню прост, что именно) . А потом вот это: - Завтра будет волчья охота. Меня будут всеми силами пытаться убить, потому что со мной государство впадёт в кризис и упадок, я выеду раньше, и они будут меня загонять, как лисицу. Только ваше слово может оставить мне жизнь и вы, несомненно, будете присутствовать на этой охоте. Я прошу вас о том, чтобы вы не оставили мне жизнь. – мой заговорщицкий шёпот плавно перетёк в настоящее шипение, от волнения голос срывался, приходилось жестикулировать, но кое-как я мысль свою донёс. - Он посмотрел на меня изумлённо, потом, осознав, кивнул и степенно удалился из помещения, оставив меня посреди комнаты в одних панталонах и с трусами в руках. Куда я делся потом и как оказался на поле – не помню. … А поле было огромным. Гигантских размеров поле, или, скорее, степь, ведь там была только трава, да и то вся пожелтевшая. Она доходила своей высотой едва но колен, но густая ужасно и с целым морем колючек и других пакостей. Над полем непроглядный туман, ничего не видно. Но я-то знаю, как бывалый охотник, что эта степь начинается в пяти часах езды от границ моего дома, резким полукругом очерченная хвойным лесом. И на этой лесостепной границе выстроились полукругом бок о бок ровно 43 громадных волка, на них верхом столько же охотников, за их спинами пируют остальные, кто приехал на эту охоту ради развлечения. Ещё я знаю, что последний волчара в ряду – альбинос с отрезанным ухом. Это зверюга герра Линдеманна, он лично поедет на нём за погонщиками, чтобы поразвлечься и не дать мне выжить. В крови закипал адреналин, Точнее, в крови адреналина было больше, чем, собственно, крови, мне хотелось смеяться и рыдать одновременно (когда проснулась тоже самое было, может, от страха). Из моих лёгких вырвалось что-то между стоном и поскуливанием. Мы с моим волком лежали в траве, он чутко водил ушами из стороны в сторону, каждым по очереди и слушал, не объявят ли начало охоты. Раньше, чем нужно, мне на него садиться не хотелось, пусть отдохнёт. После моей смерти его зарежут и похоронят его сердце в моем гробу. А может, мятежники захотят развеять мой пепел по ветру, или мою черепушку повесить на колышек перед домом. Вот тогда моему зверю точно несдобровать, его заставят либо гореть вместе со мной, либо сделают из него чучело, причём шкуру будут сдирать заживо, как и полагается соучастникам преступления (вот тут я и сам не понял своих мыслей, я хз, чо за преступления, но видимо чет серьёзное). Вот тогда будет потеха, когда народ придёт к своему же королю на казнь! – Я хохотнул, но, спохватившись, зажал рот кулаком. Рядом волк недовольно заворчал, оскалил зубы и положил голову на сложенные на земле лапы. Я зашептал, гладя его по голове – Успокойся, (сам хотел успокоиться) всё будет нормально. Главное это обойти капканы, и тогда мы точно спасены. – Я бессовестно лгал своему самому верному на тот момент другу, потому что достоверно знал, что живы мы, в любом случае, не останемся, даже если обойдём все капканы, нас не поймают охотники, и мы целыми сбежим с этого поля. Просто знал, что мы сдохнем в любом случае, и всё. Тут нам на беду затрубили горны. Я опрометью кинулся на спину своего скакуна, прижался всем корпусом к нему и погнал его по траве, сквозь туман, навстречу неизвестности. Ветер свистел в ушах, от ужаса некуда было деться, ломило спину, мы мчались сквозь эту почти белую завесу, по утренней росе, ведь солнце ещё не взошло, а сзади кричали птицы, погонщики, слышался звериный рык, и щёлканье плёток. Вдруг мой зверь дёрнулся, отскочил в сторону, я понял, что мы прошли первый капкан. Как он его обнаружил ,для меня до сих пор загадка. Вспышка огня и моя кожа горит! Нет, она правда горит! Языки пламени охватили руки, ноги и даже на лице я чувствовал убийственную силу огня. Но из-за ветра и сырости я снова пришёл в норму, кожа даже не была опалена (кто-то пересмотрел раммовских концертов). Ещё капкан и ещё, один раз я заметил яму на нашем пути, мы еле-еле проскочили её. Не сомневаюсь, она была полна острых кольев. Дальше я снова выпал из реальности. … Очнулся лежащим на земле. На мгновение увидел окружающую меня панораму и себя самого сверху. Я лежал по пояс без одежды, на моём теле красовалась огромная рана в форме турецкой сабли, этакий недополумесяц. Из раны не шла кровь, хоть она и рассекла мне грудную клетку, из раны торчали обломки рёбер, я уже был мёртв, наверное, но я видел, как из толпы окружающих меня людей и волков вышел Он – Тилль Линдеманн. Он явно был уверен в себе и в том, что делает, но на ментальном уровне я чувствовал, что он хочет что-то сделать, но не может. Моё сердце из последних сил сжалось от жалости к нему, почему, я не знаю. Но глаза его были печальны и, на секунду мне почудилось, полны слёз, хотя это лишь наваждение. Он стоял и смотрел на мою догорающую жизнь, а вокруг текла жизнь своим чередом. Люди пили, веселились и лишь немногие жалели уходящую со мной эпоху, они сидели в одной из множества палаток-шатров, и пили за мой упокой, в то время, как мой разлагающийся труп уже был сожжён на костре, который те, кто желал от всего сердца моей смерти, тут же развели. Жалею ли я? О чём же? Я пережил достойную историю, но недостойно её рассказал. За несколько часов моего сна я пережил то, чего никогда не переживу, чего никогда не увижу. Я Жил, я Мечтал Выжить, я Любил по-Настоящему, и я завершил свою историю точно так же, как и завершаю сейчас свой её пересказ – горько, плавно и предсказуемо. Точно так же, как моя сновиденческая смерть. Единицам жаль, большинство ликует.