Песня леса.

      По весне я любил рыбачить на Лисьем озере, что под Лопуховкой. Крупный карась ходил тут каждый год. Но в последние десять лет я не приезжал на озеро: городская суета поглотила меня настолько, что как-то все не удавалось выбраться сюда. Однако в этот раз я ждал отпуска с твердым намерением съездить на озеро.        Зима нынче удалась очень снежной, поэтому вода залила почти весь луг. Но на дворе сейчас был май-месяц, солнце с каждым днем начинало припекать всё сильнее и сильнее, и черная земля жадно впитывала всю влагу, в то время как на ней пробивались первые зеленые островки.        Вот, значит, заезжаю в лес. Красота! Знаете, лес весной никогда не молчит... Только вышел я из машины, как слышу, что все вокруг меня встревоженно зашепталось, запело и затрепетало. Я простоял так, вдыхая горький запах молодых листьев и сырой земли, наверное, минут десять и, уже совсем забыв о карасях и сложенных в машине снастях, тихо двинулся в глубь леса, заманенный туда тем самым детским любопытством.        К слову сказать, я даже не помнил, когда бродил здесь в последний раз.        И вот, не пройдя и тридцати шагов, я понял, что уже заблудился. А места там такие — глухие, дикие... Можно было и целый день проходить, аукая. Но все равно мне было ужасно обидно и досадно на себя! «Ну как же ты, Николай, в трех соснах-то заблудился, а? Уж шестой десяток тебе.. — Подражая голосу своей покойной матери, спрашивал я сам себя и невесело усмехался. — Чай, городским ты совсем стал!» Прислушался: тут рядом деревня есть, уж собак-то должен слышать. А места тут такие... Лес все поглощает.        Ну, делать нечего. Придется как-то выбираться! Надо выйти на дорогу. Я вспомнил, что поблизости еще проходили железнодорожные пути. Походил туда-сюда, пару раз чуть не застрял сапогом в грязи, но только больше запутался. Что за чертовщина?! В сердцах выругавшись, присел на поваленную ветром ольху, закурил и задумался.        Сижу и думаю. Вот не поехал бы никуда, сидел бы дома, с семьей... Встал утром, почитал газету, посмотрел ежечасный выпуск новостей, потом обед, потом сон, затем выслушать от Нинки, какое у нас дурацкое правительство и какая неряха эта ее невестка, вечером можно поковыряться в гараже, затем — очередной просмотр новостей и уже спать пора. Примерно так я проводил отпуск эти последние десять лет. А ведь вот что забавно: сегодня могло быть точно так же, но я почему-то сижу не дома на диване, а тут, в лесу на бревне, и притом совершенно один! Интересно, а кто решает за нас, чтó должно случится? Я же не мог знать, что сегодня именно это произойдет. Наверное, это какая-то неведомая сила бросила в мою голову мысль поехать на озеро... Уж не сам я решился на это? И почему нам нельзя об этом знать заранее? Тогда бы я все предусмотрел, или... Ха-ха-ха, какая ирония!        Не знаю, сколько я просидел тут, пока размышлял о жизни, но заметил вот что: лес, казалось, совсем привык к моему присутствию и, казалось, совсем меня не замечал и занимался своими делами. Я невольно стал наблюдать. Ветер играл молодой листвой, по сторонам о чем-то бойко перекликались сойки и зяблики, в прошлогодней листве шуршали мыши, прямо у моего уха жужжал толстый шмель... Лес дышал жизнью!..       Отчего-то мне стало так легко и хорошо... Я вдруг почувствовал в себе прилив сил и такой порыв, что был готов к свершению любого дела, которое только могло придти человеку!        А я все слушал, слушал и не мог остановиться. В какой-то момент на золотистом стволе старой ели глухо застучал дятел. Я понаблюдал за ним, потому что и он — нота из песни леса. Глядя на него, я тоже думал: «Он все стучит, и ему все равно, что я здесь. Он каждый день стучит, потому что такова его жизнь. Но вы когда-нибудь слышали от дятла или от пчелы, что они недовольны своей жизнью? Так почему же мы, люди, не можем просто жить, работать, любить, не ноя и радуясь при этом жизни?.. Зачем мы засоряем ее ненужными вещами, придумывая себе нелепые оправдания и отговорки, врем себе, притворяемся...       Мы проживаем жизнь, а не живем!»       И вновь я ощутил тот порыв в моей душе. Я твердо решил, что изменю свою жизнь! Я буду много работать, устроюсь еще куда-нибудь, потом начну путешествовать, хоть повидаю других людей, потом мы с Нинкой дом тут купим, хозяйство заведем, А там внуки пойдут, приезжать будут... Мы ЖИТЬ будем!        В эту секунду раздался выстрел, и на землю упал дятел с окровавленным клювом. Я не сразу понял, что произошло. Из зарослей орешника вышел довольный парнишка лет шестнадцати с дымящейся двустволкой. Он подошел за своим трофеем и только тогда увидал меня. Не знаю, что отобразилось на моем лице, но он испуганно вздрогнул и замер. Быть может, он осознал, что натворил. Я тихо подошел к нему.        — Ну и зачем?        — Да...Просто так.        Однако он вытащил дробь и, положив ее в карман, ушел восвояси. Лес замолчал.        По дороге домой я понял, что мне было очень стыдно. Почему мы не научили их любить лес? Почему мы не привели их сюда и не дали послушать лесную песню?.. Неужели нельзя сразу все понять, не ошибаясь? Что за несправедливость! Зачем мы, люди, вмешиваемся и мешаем друг другу жить?        ...Дорога уносила меня все дальше и дальше. Но я знал одно: если сейчас откажусь от своего решения, то все: и эта песня, и сегодняшний день, и смерть этой птицы — все было напрасно. И потом, все еще раз обдумав, я понял, что жизнь, брат, идет дальше, как эта дорога, — все еще можно исправить!