***
Ноэль сидел уже третьи сутки в палате с отвратительными белыми стенами под ненавистный аккомпанемент медицинских приборов. Покрасневшие глаза слезились и будто горели огнем, а задница наверняка уже приобрела форму стула. Рвано выдохнув, Пикс слегка потер пальцами ноющие виски и, подавшись вперед, сжал безвольную ладонь Алекса. Воспаленный бессонницей мозг в который раз выдал уже знакомую картину: очередной концерт был в самом разгаре. На особо проникновенном моменте лиричной композиции, коих у группы было немало, Вессельски упал на колени. Публика по обыкновению заревела и принялась громче прежнего скандировать знакомые слова, и только Ноэль сразу понял: что-то пошло не так. Лишь спустя еще пару секунд Пикс осознал, что среди голосов толпы не слышит одного-единственного. Голоса, который вот уже несколько лет будил его по утрам; голоса, который был самым важным и дорогим и который гитарист не променял бы ни на какой другой. А потом Ноэль, не помня себя от страха и отбросив в сторону всегда любимую и утратившую всякую ценность сейчас гитару, кинулся к уже заваливающемуся набок лучшему другу. Дальше было как в плохом кино: сумасшедшая беготня менеджеров, безудержные крики фанатов; ужас, отразившийся на лицах Юргена, Руперта и Ахима; звуки сирены, и мнимая бесконечной дорога до больницы в машине скорой помощи. Все казалось каким-то ненастоящим и расплывчатым, будто Пикс смотрел на происходящее сквозь стекло, усыпанное сплошь дождевыми каплями. И только ледяные пальцы Алекса, которые гитарист неистово сжимал своими, не позволяли ни на минуту усомниться в реальности случившегося. Ноэль не выпустил руки друга ни тогда, ни после. И даже когда прошлой ночью сердце Вессельски остановилось, гитарист был рядом, невзирая на косые взгляды и гневные речи докторов. И вот теперь вокалист в коме. Изо рта Алекса торчала дурацкая трубка аппарата искусственного дыхания, на что Пикс невесело усмехнулся: приди сейчас в себя Вессельски и узнай о своем глупом внешнем виде, и лечить пришлось бы уже врачей, сотворивших с ним подобное. Микрофон и горлышко бутылки с Джек Дэниелс - вот, что могло быть близ губ великого и ужасного Александра фон Вейганда. И ничего кроме. Так, прокручивая в голове события последних дней и все глубже погружаясь в пучину какой-то вязкой безысходности и беспомощного отчаяния, Ноэль и сам не заметил, как забылся, наконец, тревожным коротким сном.***
Было темно и холодно, будто разом перегорели все лампочки и вдобавок выключили отопление. «Может, пока я спал, в клинике случилось какое-то ЧП? И где, черт возьми, Алекс?» Пикс, развернувшись на сто восемьдесят градусов, огляделся и замер, едва задушив в себе дикий вопль: в центре комнаты за столом сидели двое - Вессельски и... Смерть? Ноэль облегченно выдохнул, сперва подумав, что все еще видит сон, но внезапно возникшее чувство тревоги заставило снова напрячься: слишком реальным было чувство страха. За Алекса. Пикс попытался сделать шаг, но ноги будто стали ватными и отказывались слушаться, а вместо оклика из легких вырвался какой-то хрипящий свист. И в следующее мгновение гитарист услышал до боли родной, отчего-то дрожащий голос Вессельски: - Значит, конец? Фигура в балахоне продолжала молчать, будто ждала чего-то. Словно хотела, чтобы Алекс как и в сценарии принялся с ней торговаться; убеждать в том, что для него еще не все потеряно, что еще есть ради чего, кого жить и за что бороться. Но вокалист больше не произнес ни слова. И вдруг, когда Смерть резко подняла руку вверх, Пикс, наконец, закричал: «Нет! Нет! Ты не можешь! Не можешь его у меня отнять! Слышишь ты, проклятая старуха?!» Фигура на мгновение замерла, а затем повернула голову в сторону Ноэля, и гитарист почувствовал, что задыхается. Горло начало саднить, словно в него воткнули с десяток острых ножей или спиц, а во рту появился тошнотворный металлический привкус. Комната принялась качаться из стороны в сторону, как тот небольшой катерок, на котором они катались год назад с Алексом по Рейну. В ушах зазвенело и застучало, но уже теряя сознание Пикс продолжал кричать: «Не отдам! Я тебе его не отдам!»***
Ноэль резко открыл глаза, будто кто-то ощутимым толчком выдернул его из дремоты. Отчего-то закашлявшись, не помня себя от страха, Пикс подскочил со стула и принялся вглядываться в спокойное, как и прежде, лицо Вессельски. Проклятая трубка, мерный писк приборов, белые стены и запах лекарств. Ничего не изменилось. «Сон. Всего лишь дурацкий кошмар», - подумал гитарист и... улыбнулся. Еще несколько секунд разглядывая уже обозначившиеся морщинки на родном лице, Ноэль вдруг, наклонившись, коснулся губами лба Алекса, а после, продолжая улыбаться, прошептал: «Я тебя ей не отдам, слышишь? Вот твой козырь. Борись».