Звезда

      Однажды ночью с неба упала звезда.       Она была хрустальной и граненой, как Дворец, и в то же время другой: льдистой, полупрозрачной. Слабые белые и синеватые сполохи бежали от грани к грани, переливались, расцвечивали звезду изнутри.       А еще звезда пела. Звенела, тонко и печально, так, что сердце дрожало в груди, рвалось... куда-то. Племя танцевало под этот звон. Скользило по поляне тонкими едва заметными тенями. Сходилось, расходилось, разбивалось на пары и снова сплеталось хороводом призрачных силуэтов.       Пройти меж ними было легко и трудно одновременно. Не потеряться в тонком звучании странной песни, не сорваться в общий танец, не раствориться, не стать тенью... Звездочет шел вперед, как завороженный, пока протянутые пальцы не коснулись звезды — и не прошли сквозь нее, не потревожив сияющего великолепия.       Звезду нельзя было потрогать. Это же... звезда. Не камень, не дерево, не волк. Звезда.       Песня, дрожа от сдержанной печали, летела в небеса, а Звездочет лежал на траве под звездой. Отблески света падали на его лицо, щекотали холодными нереальными прикосновениями, столь же нереальными, как призрачные ступни танцоров, не касавшиеся травы.       Вздохнув, Звездочет перевернулся на бок и открыл глаза.       — Плохой сон? — спросил севший рядом Рубака, запыхавшийся и довольный. Глаза вождя горели, когда он перевел взгляд с сонно моргающего друга на Литу, тоже отошедшую передохнуть и пьющую воду из тонкогорлого кувшина.       Звездочет неопределенно пожал плечами. Он сам не знал, каким был этот сон.       Перевернулся на спину, глядя в темное небо, на котором мерцали звезды.       Племя плясало вокруг костра, племя веселилось, свободно и беззаботно. Не было этим вечером места тянущей душу печали и тоске по несбыточному.       И когда кто-то запел песню про глупого волчонка, которого люди прогнали от стоянки, бросив в него треснутым горшком, Звездочет с удовольствием подтянул воющий припев.