И как бы не было дома красиво. Эти двери в объятьях сатиры. Стены пропитаны там негативом. К черту подальше от этой квартиры.
Начинающий теплеть, свежий весенний ветер трепетал, будто бы надеясь на что-то. На что-то лучшее, большее, на что-то такое светлое и радостное, что хотелось бы петь, танцевать, кружиться в танце так, чтобы перед глазами возникли черные-черные точки. Она стоит на старом, с облезшей зеленоватой краской балконе. Внизу - двор, детская площадка, на которой она так давно играла. К мозгу прилила кровь, нахлынули очередной огромной волной воспоминания, снесли с верного курса.Забавно...
Она вспоминает все: детские перебранки, легкие толчки под ребра, когда один из них спалил всю контору, крепкие объятья. Она достает блок сигарет, вытаскивает одну и затягивается. Сигареты с ментолом. Как давно она курит? Она не помнит. Может, месяц, может, два, а может, год. Да и какая разница? Курит и курит. Она опустила сигарету и выдохнула. Воздух, до этого прозрачный и чистый, окрасился в едкий сизый цвет. Девушка оперлась на перила балкона и посмотрела на свои руки. На ладошках ясно виднелись маленькие, давно зажившие шрамики - последствия веселого детства. Она хочет вернуться туда, хочет, чтобы ее обняли и утешили, хочет почувствовать дорогой сердцу запах ландышей, ощутить меж пальцев шелковистые волнистые волосы, хочет услышать этот мужской голос. Хочет, чтобы все было как прежде. Одно движение - и не потушенная сигарета летит на мокрый после бесконечных дождей асфальт. Сигарета упала вниз вместе с ее надеждами на будущее, планами и мечтами. Они никогда не вернутся. Она заходит обратно в квартиру и оглядывается: да, все осталось прежним. Повсюду разбросаны вещи, многие из них - не стиранные. Прямо на вещах, замотанные в черные мужские носки, валяются тюбики с краской, а прямо в центре, рядом со старым, с вмятиной от долгого лежания советским диваном - холст. На холсте незаконченный портрет. Девушка села за стул и взяла в руки кисть. Ей казалось, что вот он, тот человек, которого она рисовала, вот - сидит и позирует ей, улыбаясь и озорно сверкая лучистыми глазами. Один мазок - и глаза прибавили голубизны, второй - и ямочки на щеках обозначились яснее, третий - и алая краска перечеркнула лицо юноши, так и не доработанное до конца. Она бросила кисть прямо на бабушкин ковер и заплакала. Тихо, беззвучно, затем прямо навзрыд. Она будто проваливалась в этот плач, он хватал ее в свои цепкие руки и не отпускал, слезы капали на пол. Как это противно. Ей стало так жутко и брезгливо от одной мысли о том, что дядя скоро продаст эту квартиру какому - то жирному мужику с кучей денег в кармане. На сердце будто наложили груз, огромный камень. Девушка беззвучно ругнулась и подошла к стеллажу с прозрачными стеклами. Достала толстый альбом в бархатной обложке и раскрыла его, положила на диван. Секунда - и все, абсолютно все фотографии у нее в руках. Смотрите, она держит их, она не думает забывать о том, кто подарил ей столько счастья, кто вызвал у нее столько искреннего смеха. Девушка прижала фотографии к сердцу. Она плачет? Нет, у нее не осталось сил, слезы, кажется, закончились. Она никогда больше не будет плакать. Минутный порыв - и она уже вновь на балконе с фотографиями в руках. Протягивает их вперед, за пределы балкона, будто говорит: "Ну же, летите" И они полетели. Ветер , подхватив их, подбросил вверх, к чистому голубому небу. Голубому, как его глаза. - Змееносец, - вымученная улыбка, каштановые волосы лезут в рот, - Ты знаешь, я тебя не оставлю там одного. Она хватается руками за перила, кувыркается и прыгает. Крики мамочек с колясками, возгласы мужчин. Они сбежали от этого мира вместе.