И снова...

      Через мрак... Через темноту, полностью обступившую его... Боясь свернуть с дороги, всё бежит и бежит... Скоро не будет работать шахтёрская каска. Светлячков больше нет. И уже не ловит их. Некогда. Нет времени, которое сейчас и течёт быстрее обычно, но его, времени, тоже нет. Не существует. Словно и не было. Словно всё - это сон. Страшный. Похожий на кошмар. Да. Всё это кошмар. Один большой кошмар. Но не сон. Никак нет. Здесь не проснёшься. Никуда не денешься.       Но кошмар со светлыми, но до боли, словно тысячи когтей раздирают ещё живое тело на части, грустным моментами. Так быть не должно. Но так будет всегда.       Каска сменяется факелами. Первый, второй, третий, четвёртый... Остановка, чтобы сделать ещё... Время идёт. Или стоит?.. Костёр, чтобы ненадолго перевести дыхание, заготовить эти чертовы факелы, перекусить...       Время идет. Жёстко. Невыносимо. Ничего нет. Совсем ничего. Ни еды, ни материалов... Багаж пуст. В нём жезл поиска и всего лишь два факела. И один в руке.       Раньше были фонари. Светлячки. Не было такого мрака. Словно сам мир желает не допустить его... Не дать увидеть... Разбить сердце, растрепать душу...       Ветка по лицу. А Уилсон бежит. Без остановки. Он замечает, что устал? Что голоден? А укусы насекомых? Нет... Этого не существует. Есть дорога и угасающие факелы.       Она не была такой длинной. Никогда. Но с каждым разом становилась всё длиннее, опаснее, темнее. Может, её скоро совсем не будет.       Последний факел. В глазах огоньки страха и надежды. Мольбы. "Пожалуйста, гори. Пожалуйста, не будь такой долгой". Свет становится всё бледнее. Угасает с факелом, тает, словно снежинка на ладони, надежда. Не сможет. Не увидит. Не дойдёт.       Проще остановиться и встретить Монстра на месте. Но он продолжает свой бег. И, когда от факела будет одна палка, не перестанет.       А впереди свет. Словно тысячи огней. И тёмный предмет в центре. И с каждым шагом всё больше похожий на трон.       Добежит или умрёт, глядя на далёкие и такие родные огни?..       Корни. Ноги заплетаются. Усталость берёт своё. Сейчас возьмёт и ляжет, выронив из рук факел, который не заставит долго ждать и потухнет вместе с уже слабым огоньком надежды...       Канавы. Кочки. Снова шипастая ветка по лицу. Кровь на щеке. Яркой алой каплей. Как роза в кармане у Кукловода... Хотя кто тут ещё Кукловод... Запинается. Почти падает. Но сходит с тропы... Кругом обступает тьма... Слышится довольное шипение. Ещё немного и пропал...       Но огни впереди горят ярко. Как звезды на небе. Хотя... Есть ли они здесь? Звезды - это надежды, вера, мечты, стремления... Маленькие огоньки. Далёкие, но ясные. Но тут уже угасшие. Тут не к чему стремиться. Тут можно мечтать только о том, лишь бы прожить, дожить... Хотя это уже скорее мольбы, чем мечты. Верить не во что. Не положено. Но упрямо веришь, хотя на весь мир размашисто написано, что даже не смей. Надежд немного. Совсем немного. И с каждым днём они всё призрачней да призрачней.       В старой жизни Хиггсбери слышал, что на небе, на каждой звезде, живут ангелы. В этом мире нет звёзд. Нет тех, кто поможет, откликнется на мольбы, просьбы выручить. Но не всегда. Редко, но один человек может помочь. Мрачный, уставший, староватый с виду, с горбатым носом, в тяжёлой, но до неприличия тёплой шубе, в которой ходит даже летом, с кровавой розой. Ангелы такими не бывают. А до чёрта далеко.       Уже не возвращается на дорогу. Опасно - ну и пусть. И так дойдёт. Сможет. Справится. Добежит. Огни всё ближе и ближе. Неожиданно, вскрикнув, чуть не проваливается в глубокую яму, взявшуюся из ниоткуда. Удержался.       А со стороны огней смотрит, наблюдает, следит за угасающий огнём факела прикованный, привязанный к трону Максвелл. Нет. Скорее Уильям. Хотя бы сейчас. Тоже в глазах мольба и страх. Боится. За такого маленького и с первого взгляда беззащитного Уилсона. По щеке катится слеза. Спадает на бутон розы, который, кажется, никогда не вянет. Остаётся на ней прозрачной россыпью жемчужинок. Или алмазов. Руки сжимаются в кулаки. Глаза, кажется не моргают. Следят за огоньком. Слышен крик. Максвелл вздрагивает. Сам готов кричать. От боли. Но голоса словно нет, а в горле ком... С каждым разом всё труднее и труднее добираться. Но Уилсон справится. Должен справиться.       С двух концов на огоньки обращены два взгляда, молящих неизвестно кого. Один старый, уставший направлен к одинокому огоньку, а другой ещё молодой, самоуверенный - к скоплению огней.       Ученый продолжает бежать. Пара-тройка метров. Совсем немного. Ещё чуть-чуть. А факел вот-вот потухнет...       Шипение за спиной усиливается. Когти почти хватают за пятки. Может, скоро попытаются выбить факел.       Шаг. Второй. Третий... Двадцать шестой... И Уилсон стоит в круге огня. Факел становится бесполезной палкой.       Встречаются два взгляда. И в обоих радость и печаль... Медленно, осторожно, переступая по плитам, боясь, что "добрые приветы" мира ещё не закончились, что из под ног уйдёт земля, учёный идёт к граммофону. Как всегда выключает его. Хоть поначалу его радостно слышать, это же знак, знак того, что смог... Но фактически с первых минут этот звук надоедает. И чувство мерзкое возникает, ведь его слушать целую вечность. И пусть.       Максвелл с облегчением вздыхает. Тишина. Долгожданная. Взгляд жалостливый, скорбный, уставший от долгих ожиданий, замученным, но в то же время полный света с где-то в глубине искрящимся огоньком счастья. Максвелл протянул бы руки. Прижал бы к себе. Но не может. Связан.       Жезл поиска уже на подставке. Осторожно, чтобы лишний раз не навредить Уильяму, учёный снимает теневые оковы, похожие на корни. Стоит, уткнувшись носом в грудь сидящему на троне человеку, прождавшему его долгое, очень долгое время, кажущееся бесконечностью.       Максвелл обнимает его, прижимает к себе. Из глаз у обоих дорожки слёз. Не то от счастья, не то от невыносимой боли, раздирающей изнутри...       Устало на непослушных, уставших от долгого сидения ногах поднимается горбоносый , не отпуская от себя мелкого с причёской, не подчиняющейся никаким законам физики. Отводит его подальше. Подальше от трона, уже сейчас готового его отнять у бывшего фокусника. Держит крепко за руки. Обнимает за плечи. Поднимает лицо, чтобы ещё раз увидеть эти родные глаза.       Уилсон всхлипывает. Словно котёнок чихнул. Максвелл нагибается, целуя того в лоб.       Глаза светятся. Словно четыре маленькие звёздочки. И в них вера, надежды, мечты, стремления...       Шёпот. Обещания. Всхлипы мелкого. Никто не хочет оставить второго. Оба хотят уйти. Вместе. И навсегда. Прочь из этого мира. Освободиться. Помочь друг другу. Вернутся в реальный мир. И не разлучаться больше. Никогда. Найти бы способ.       Только бы найти способ. И уйдут. Заберут с собой Чарли. Вернут ей прежний вид. Отпустят. Она тоже заслужила свободу.       Но это нереально. Это мечты. Несбыточные. А, может, наоборот? Может, время ещё не пришло?       Время уходит. Часики тикают. Невидимые часы, живущие внутри каждого...       Объятия. Крепкие. Пиджак, мех шубы - всё в слезах Уилсона. Максвелл убирает руки. Пора. Иначе будет хуже. А столько хочется друг другу рассказать... Много, очень много. А времени нет. Может, начать писать? Да, записывать, описывать всё, что видел, пережил. Уилсон предлагает эту идею. Уильям печально шмыгает - все труды пропадут. На новом месте не будет ничего, а времени прочитать нет... В руках Хиггсбери появляется роза. Картер сжимает его ладонь, в которую положил бутон. Ничего, появится новая. А у него пусть будет хоть что-то.       Уилсон поднимается на носочках, пытаясь дотянуться до губ. На лице Максвелла возникает тень улыбки. Приподнимает своего малявку, плотнее прижимает к себе, вдыхает запах его волос, пропавших хвоей и полевыми цветами с лёгкой примесью аромата лесных ягод. Уилсон крепче обнимает того за шею. От Максвелла веет розами и холодом, какой бывает в пещерах...       Уильям целует его. Нежно. Со всей любовью. Слабо прикусывая губы. У Уилсона всё равно из глаз слёзы текут... Поцелуй со вкусом соли. Как и всегда. Учёный не хочет его отпускать. Не хочет отрываться. Хочет переживать этот момент вечно. Как и в прошлый раз. У ног вьются шипастые корни-путы, оплетая их. Добираются до пояса. До плеч. Вот и время кончилось.       А потом резко отрывают их друг от друга, превращаясь в руки. Разносят по разным частям зала.       Тянутся друг к другу руки пленников мира. Что-то кричат. Но ничего не исправить.       Уилсон вырывается. До крови когтями рука сжимает его плечо. Не отпустит. Снова холодный трон. Тени оплетают руки-ноги, опять становясь его оковами.       Извиваясь в других лапах, в вспышке света, в очередной раз умирая на глазах у Хиггсбери, исчезает Максвелл.       Из глаз слёзы. Всхлипы, готовые превратиться в рыдания. Алеющая на шахматном полу роза лежит по центру. Неизвестно почему, но рука, подобная тем, которые душили и разрывали его сотни раз, берёт цветок и протягивает новому узнику, поспешившему сжать его в кулаке.       А в руке ощущается кусок бумаги. Мятый, сложенный много раз. Стараясь не уронить розу, учёный осторожно разворачивает его. А там всего одно слово, которые они говорили друг другу каждый раз...       "Жди..."       И снова играет граммофон...