Живая утопленница

Солнечные лучи просачивались сквозь листву, играя зелеными бликами на её волосах. Эти маленькие пятнашки на смоляных волосах напоминали звезды: яркие и красочные на фоне темного, даже скорее чёрного, космоса. − На что засмотрелся? − спросила Клео, поднимая уголки губ. Я не смог не подарить ей улыбку в ответ. − На тебя. Твои очарование и красота так и пленят. Она звонко рассмеялась, прижимаясь к моей груди. Стоило ей лишь коснуться меня, как по всему телу разлилось сладкое тепло. Мы мирно, бок о бок, шагали по безлюдному лесу, хранящему в себе столь драгоценную тишину. Лишь изредка её нарушал стрекот насекомых и далекое пение птиц. Но они умолкали, стоило нам пройти рядом. Никто не хотел тревожить наш покой. − Лизандр, − протянула Клео, останавливая меня и с озорной улыбкой, которая так красила её лицо, отошла на шаг, − а давай сыграем в прятки. Чур, ты будешь водить! Если меня найдешь, то в конце получишь сюрприз. − Интересно, какой? − спросил я, медленным шагом придвигаясь к ней ближе. Она, приподнявшись на носочки, зашептала мне в губы: − Узнаешь. И, подобно дикому зверьку, шустро отскочила в сторону и побежала в гущу деревьев. − Закрой глаза и посчитай до десяти! − донеся её голос откуда-то с левой стороны. Опустив веки, я покорно досчитал до десяти и, стараясь не ухмыляться, двинулся на её поиски. Клео была одной из новых учениц нашей школы. Она вместе с братом перевелась в наш класс. Её братец сразу смог захватить всех: обаятельный, красивый и, что было, думаю, самым главным, общительный. Но я видел в Лео другие качества: черствость, жестокость по отношению к сестре, недалекость. Он смог сладить с Кастиэлем, посему мы часто с ним виделись. Но общение с Лео было мне не интересно. А вот с Клео все оказалось наоборот. Подумать только, они близнецы, но кроме чёрных, словно сама тьма, волос и глубоких и чистых ярко-голубых глаз их ничего не объединяло. Клео. К-л-е-о. Мне нравились пируэты, которые вытворял язык, пока я произносил её имя. Оно было таким мелодичным, как песнь арфы, и легким, словно пушинка. Я видел много девушек: легкомысленных, властных, жизнерадостных, уверенных в себе. Но Клео была уникальной. В ней сочетался ум с робостью, красота с естественностью, невинность с проницательностью. Она видела всех нас насквозь, могла дотронуться до наших страхов, желаний, пороков, но при этом Клео искренне верила только в хорошие качества людей, попросту не замечая плохих. Я поражался этому. Она была худышкой и запросто могла спрятаться за толстыми стволами деревьев. Клео могла устроить мне маленькие ловушки (например, повесить на одну из ветвей свою куртку) и повести в неправильном направлении. Но я чувствовал её. Наверное, это что-то мистическое, доступное только влюбленным друг в друга людям. От тропы, по которой мы шли, я ушел уже достаточно далеко. Не думал, что моя Клео может так далеко спрятаться. Нашел я её под дубом. Она сидела на траве, прижала к себе колени и внимательно рассматривала крону соседнего древа. Аккуратно и тихо, насколько это было возможно, я подкрался к ней сзади и, навалившись на неё, придавил к земле. Сначала она вскрикнула, но, поняв, что это я, заразно засмеялась, заставив и меня захохотать. − Отпусти меня! Отпусти! − шутливо заверещала Клео, махая ногами. Я перевернул её на спину и проговорил, улыбаясь: − Я тебя нашел. Где моя награда? Она поддалась вперед и, замерев в миллиметре от моих губ, проговорила: − А вот и она. Клео впилась своими устами в мои. Её поцелуй был настойчив, и я просто не мог не ответить. Мне вспомнился наш первый поцелуй. Вокруг лежала осенняя листва, её ресницы дрожали, а на скулах появился багровый румянец. Дыхание было сбивчивым, как и моё, а губы слегка тогда припухли. Но она была счастлива. Я видел это по блеску в глазах Клео. Неожиданно Клео закусила мою нижнюю и потянула её на себя. Я протестующе замычал, и она со смехом отстранилась. − Извини, − произнесла она, припадая к моему плечу, − я стала как мой братишка. Иногда такое бывает, ты ведь знаешь. И это было правдой. В редких случаях Клео могла вести себя подобно Лео. Она становилось прямолинейной, целеустремленной и жесткой. Я одновременно видел в ней незнакомку, но при этом она меня восхищала. Мощь в плоти. − И что же сейчас было? − спросил я, погладив Клео по волосам. − Страсть, − она легонько коснулась губами моей шеи. − Не ожидал от тебя. − И такое может быть, как видишь. Ты пробуждаешь во мне все эти качества, о которых я даже не предполагала. Хорошо это или плохо? В её небесных глазах плескалось беспокойство. Она боялась измениться, боялась, что я её не приму другой, понял я. Проведя пальцем по нижней губе Клео, я промолвил: − Я буду всегда любить тебя, какой бы ты ни была. Она заулыбалась и чмокнула меня в щеку. Видеть её радостное лицо было лучшим подарком из всего, что я знал. Прошлое лето Клео было ужасным, по её рассказам. Она постоянно находилась либо дома, либо в больнице из-за своей головной боли. Друзей у неё на тот момент времени не было, а Лео постоянно куда-то уходил. Наедине оставались только Клео и её мать. Милая женщина. Когда я был у них первый раз в доме, то она меня закормила. Супчик, свиная отбивная и ещё десерт в виде собственноручно приготовленного пирога. Она, помню, очень обрадовалась моему появлению. А вот отец Клео отнёся ко мне скептически. Но я понимал, что он просто волнуется за свою дочь. За свою милейшую и прекрасную дочь. После рассказов Клео о своих каникулах, я поставил себе цель сделать это лето одним из чудеснейших в её жизни. В первые дни мы встречались около её дома и просто гуляли, держась за руки. Заходили в парк, где Клео покупала шоколадное мороженое, садились на скамейку и просто разговаривали. Она любила поговорить о Байроне и его стихах, о классической музыке, которую так любила, о взаимоотношениях людей и, конечно же, о книгах. О, как она любила книги. Особенно исторические романы. Клео захлебывалась ими. Она призналась, что её манили истории любви рыцарей и прекрасных дам. Как она говорила: «Мне так нравится чистота, некая священность их отношений, что я просто не могу закрыть книгу и отложить её». Моя чувственная Клео. После недели прогулок я решил провести её в аквапарк. Когда-то она мне говорила, что мечтает сходить туда. Клео сопротивлялась, боясь «напугать» меня собой. Ей очень не нравилась своя внешность, а точнее, тело. Я считал Клео изящной, но она думала, что походит на скелет, обтянутый кожей. Глупышка. Никогда не понимала, что её худоба делает её изысканной, похожей на аристократку. Так или иначе, уговорить мне её удалось. Аквапарк был большим, с множеством различных горок. Мне не нравилось огромное количество людей, их крики и визги. Но Клео было хорошо, и это оставалось для меня главным. Я ждал её около женской раздевалки. Она вышла ко мне, прикрываясь руками. На ней был плотный черный купальник, который, кстати, ей замечательно подходил. Я и в тот раз сделал Клео комплимент. Она захихикала и промолвила: «А я думала, ты будешь в плавках стиля Викторианской эпохи». Тот день был полон радости и смеха. Мы бултыхались в воде, подобно маленьким детям; скользили по горкам, в конце ныряя в бассейн; бегали от одного развлечения к другому. И Клео постоянно улыбалась и смеялась. Даже когда поскользнулась и упала на пол, она продолжала хохотать. Моя веселая Клео. Через неделю мы отправились на фотовыставку. В одной из галерей представляли работы малоизвестного, но очень талантливого фотографа Жана Матье. Все его работы были пронизаны только двумя эмоциями: болью и грустью. Все фотографии были выполнены в темно-серых тонах, а единственный проблеск света падал на центральную фигуру. На первом фото была изображена пожилая женщина, стоящая на коленях около могилы. Земля была рыхлой, и её колени провалились в грязь. Глаза были плотно закрыты, а на щеках застыли дорожки слез. Платок слегка съехал, открывая взору седые волосы. Внизу надгробия стоял портрет молодого парня в форме. Видимо, это был её сын. На следующей фотографии была группа детей, прятавшихся в катакомбах. Камера смогла уловить движение крысы, бежавшей к трубе. Дети были чумазые, в порванной одежде и с сальными волосами. В их глазах стоял испуг, будто они увидели чудовище. Впереди всех стоял мальчуган с множеством царапин и порезов. Он гордо высился перед остальными, загораживая путь для чужаков. После был портрет молодого парня. Между бровями у него лежала морщинка, темные длинные пряди облегали худое лицо, рот был искажен усмешкой, но в грязно-серых глазах плескалась печаль. Так же небольшой шрам пересекал его переносицу. Он будто смеялся неприятностям в лицо, пытаясь скрыть свои слабости. Но была фотография, которая сильно заинтересовала Клео. Парень сидел около кровати, схватившись за голову, и лицо его застыло в беззвучной попытке кричать. Клео грустно вздохнула и прошептала тихо-тихо, чтобы никто не смог услышать, кроме неё. − Как же я его понимаю. Но я всё слышал. − Что ты говоришь? − Это боль, − произнесла она, слегка передергивая плечами. − Всепоглощающая боль. Он кричит, чтобы заглушить её. Думает, собственный крик сможет это сделать. Но он ошибается. − Откуда ты знаешь? − Лизандр, − в её глазах стояли слезы. − Я каждое утро чувствую такую боль, будто кто-то медленно срезает слои моего мозга. Мне хочется вскрыть себе голову и пройтись там ножом, только для того, чтобы унять эту пытку. Одинокая капля скользнула по её щеке и зависла на подбородке. Я положил руки на плечо Клео и поцеловал в макушку. − Не плачь, пожалуйста. Мы что-нибудь сделаем, я тебе обещаю. Выставка оставила в ней глубокий след, заставила снова вспомнить все свои страдания. Мы с Клео часто сидели у неё дома в абсолютной тишине. Я не хотел видеть на её лице уныние, посему решил организовать небольшую поездку. На выходные мы с Леем собирались поехать к родителям на ферму. Я решил взять с собою Клео. Честно признаться, я скучал. Скучал по стогам сена; кроликам, которых родители, к сожалению, продали; по ясному ночному небу (в городе обычно оно было закрыто облаками); по свежескошенной траве; по теплым словам матери и отца. Клео понравилась родителям. Матушка засыпала её вопросами, а она краснела и робко отвечала. Но к вечеру Клео почувствовала себя более уютно, и я даже слышал, как она смеялась над папиными шутками. Ей очень понравились наши животные. Коровы, козы, курицы, пара лошадей. Клео широко улыбалась, словно маленький ребенок, стоило ей погладить кого-нибудь из них. У неё никогда не было собственного питомца, и общение со зверями приносило Клео массу удовольствия. Спать мы решили в сарае, на чердаке. Постелив белье прямо на сене, мы улеглись в обнимку друг с другом. Её горячее дыхание щекотало мне шею, а непослушные темные пряди лезли в нос и уши, но хрупкое тело, лежащие у меня под рукой, заставляло забыть о таких мелочах. Вот и сейчас Клео удобно пристроилась подле меня, рисуя ногтем узоры на моих брюках. Это была её идея сходить в лес. Клео вспомнились дни, когда они вместе с братом сбегали в близлежащий парк с лесом и там развлекались. Хоть я и не был Лео, но время, проведенное со мной, также осчастливило, говорила она. − Лизандр, − проговорила Клео, боднув меня в плечо, − спасибо тебе. − За что? − Здесь и сейчас ты со мной. Не бросил, не отверг. Я благодарна тебе за это. Я поднял уголок рта. − Ты не обязана выражать мне за это благодарность. Она едва заметно качнула головой и, неожиданно вскочив на ноги, весело пропела: − Пойдем-ка дальше, а? У меня все тело онемело, если честно. Давай, вставай. Клео взяла меня за кисть, потянула на себя, и через секунду я стоял на ногах. Мы медленно зашагали по тропинке вглубь чащобы. Деревья здесь были уже не молодыми и изящными, а старыми и жуткими. Некоторые из них изгибались подобно змеям, другие пытались напугать уродливыми ветками, похожими на костлявые руки, которые пытались оцарапать нам лица. Но даже в таком месте присутствовала капля красоты. Все было покрыто зеленым покрывалом. Трава, листья, мох. Зеленый цвет окружал нас, застилал глаза мягкой пеленой. Зрелище было пленительным, и Клео не заметила поджидающей её опасности. В воздухе появился странный запах, мертвых деревьев становилось больше, земля сделалась рыхлой. Впереди нас ждала топь. Я одернул Клео за рукав куртки, не давая пройти дальше. − Что такое? – спросила она удивленно. − Там трясина. Пошли обратно. Она недоверчиво на меня поглядела. − Тебе кажется. Думаю, тут недавно был дождь, вот и влажно. Клео аккуратно отбросила мою руку и на цыпочках двинулась дальше. Я попытался её схватить, но она ловко увернулась и перескочила на кочку, а затем на другую. С каждым её прыжком моё сердце пропускало один удар. Остановившись на маленьком холмике, Клео улыбнулась мне и помахала рукой. − Вот видишь, − кричала она, − все в порядке. Иди сюда, не бойся. Я хочу полностью пройти этот лес. Клео подвинулась чуть вправо, как вдруг её нога соскользнула с кочки. Плюх! Я не сразу понял, что случилось. Клео стояла по грудь в воде, а на её лице застыла маска ужаса. Я шагнул к ней, но крик Клео пронзил меня, заставив мгновенно застыть на месте. − Не подходи! Это болото! Оно засосет тебя! В одно мгновение она опустилась в жижу по горло. Её светлые глаза почернели от ужаса, а рот открылся в беззвучном крике. Я сорвался с места, подобрал палку и попытался дотянуться до Клео. Если она сумеет схватить древко, то её не засосет трясина. Боже, моя глупая, глупая Клео! Я же говорил, что не надо туда идти. Я уже вижу, как она прижимается ко мне и плачет, а я ругаю её за легкомыслие, но крепко обнимаю и покрываю поцелуями соленые от слез щеки. Надо всего лишь взяться за конец палки. Её губы зашевелились, но я ничего не слышал. Прищурившись, я смог разобрать слова: «Я люблю тебя». Плюх! Она исчезла под мутью. Её прекрасное личико скрыла грязная гладь воды. Болото затянуло мою Клео. А я продолжал, словно робот, тыкать палкой в жижу. Только через пару секунд по лесу раскатился мой вопль.