***
Гермиона шла на Защиту от темных искусств уже вымотанная. Это был уже четвертый ее урок, а не второй, как у всех остальных. Ох, прошло всего несколько дней, а она уже начинала чувствовать, что ей нужен небольшой перерыв. Она чувствовала это впервые, и от этого не могла сконцентрироваться. - Гермиона, откуда ты взялась? - Рон задавал ей этот вопрос уже пятый раз за два дня, - мы ведь вместе шли, ты вдруг пропала, а теперь вышла совершенно с другой стороны! - Э-э... Я... учебник забыла, возвращалась забрать. И почему ты так пристально за мной следишь? Он не успел ответить, потому что пришел профессор Люпин. Он выглядел все таким же потрепанным, его старая мантия была в заплатах, а местами просто потертая. Гермиону поразила седина в его волосах ("Ему ведь должно быть не больше тридцати пяти..."), но большее внимание она обратила на его пальцы. Урок был практический, поэтому она смело рассматривала его. Его пальцы были длинные и тонкие, словно у пианиста, и палочку он держал как-то... изящно? Нет, это слово не подходило к его общему портрету, но, кажется, подходило к тому, как он держал палочку. Гермиона часто обращала на это внимание, вероятно, потому, что слышала разговоры девочек из ее спальни об этом. "Как парень держит палочку, так он будет относиться к своей возлюбленной", и все такое. Гермиона в это не верила, но обращать внимание невольно стала. Первая защита от темных искусств прошла отлично. Учились справляться с боггартом, и хотя Гермионе не выпало шанса попробовать себя, она была уверена, что справится. Заклинание было несложным. Однако больше всего ее поразило не само занятие, а то, что профессор назвал больше половины студентов по имени. Понятно, ее, Гарри и Рона он запомнил еще с поезда, но как он мог знать всех остальных, если видел их в первый раз? Из-за этой мелочи Гермиона сразу прониклась к профессору уважением, а может быть даже почувствовала...некую привязанность? "Нет, нет, перестань, ты устала, вот и придумываешь всякую чушь" - говорила она себе вечером, когда пыталась заснуть. Но "всякая чушь" не собиралась уходить из ее головы, и доставляла этим большие неудобства. Выдержать шесть занятий в день (когда у остальных четыре), при этом думая о другом, оказалось очень тяжело. Поздно вечером, когда все соседки по комнате уже спали, Гермиона только доделала огромную домашнюю работу по нумерологии и собиралась, наконец, спать. Она доставала из чемодана свою пижаму и наткнулась рукой на что-то твердое. "Странно, я не клала никаких книг в чемодан", - подумала она, но, кажется, там лежала именно книга. Точнее не книга, а пустой дневник. Красивая записная книжка в старинном стиле, подарок бабушки. Гермиона рассмотрела темно-коричневую обложку с золотыми уголками, открыла, потрогала приятно-шершавые, серовато-бежевые страницы. Похоже было на пергамент, но это была обычная маггловская бумага, искусственно состаренная. Этот подарок был довольно странным, ведь Гермиона никогда не вела дневников, ей это казалось не просто ненужным, но даже немного глупым. Однако в тот момент она почувствовала острую потребность что-то написать. Немного, хотя бы пару строк. Нужно было выговориться кому-то (а в данном случае чему-то) о том грузе, который навалился на нее уже в первую неделю учебы. Она писала и писала, и будто бы уже забылась, а слова сами вырисовывались из-под ее пера. Ей нужно было сказать гораздо больше, чем она сама думала. Когда она исписала несколько страниц, то вдруг поняла, что пишет то, в чем не хотела бы признаваться даже самой себе. Она не перечитывала написанного, а просто захлопнула дневник, быстро положила его на самое дно чемодана и легла в кровать. Сон мгновенно налетел на нее.***
Записи в дневник стали не просто обыденностью, но необходимостью. Хотя бы раз в неделю Гермиона находила время, чтобы выговориться своему новому другу. Она не умела выражать свои мысли красиво и прекрасно знала об этом, но красота ее не интересовала. Она писала чаще всего у себя в спальне, когда все уже спали, но иногда даже брала дневник с собой, чтобы после урока устроиться где-нибудь на подоконнике в безлюдном коридоре и набросать несколько строчек. Дневник был у нее с собой и в тот день, когда она громко и демонстративно ушла с прорицания ("И что, что она предсказывала, что кто-то уйдет на Пасху! Наверняка каждый год кто-то не выдерживает!"). У нее было около получаса свободного времени, и она решила написать в дневник, потому что внутри у нее все кипело от злости. Но дневника не было. Гермиона удивилась, потому что точно помнила, что он должен быть в сумке. Она поднялась в свою спальню, перевернула все верх дном в своем чемодане, но его не было и там. Сумбурные поиски по коридорам также не дали никакого результата. Гермиона вздохнула, попыталась успокоиться и решила отложить поиски до вечера. После занятий она чувствовала себя в таком отчаянии, что даже пошла на решительный шаг: - Лаванда, слушай... ты не видела темно-коричневую книжку? - Ты имеешь в виду учебник? Или какую книжку? Что там на обложке? - Лаванда выглядела обеспокоенной, потому что знала, что Гермиона просто не могла потерять книгу. - Нет, не учебник, это записная книжка. - Постой, ты что, ведешь дневник? - на ее лице возникло любопытство и искорки веселья, и Гермионе сразу стало не по себе. - Я просто планирую день и записываю, какие домашние задания я уже сделала, а какие нет. - А, ясно, - нотка разочарования, - нет, извини. Если увижу, скажу. Гермиона была в панике. Она даже толком не могла вспомнить, что она записывала, потому что чувства ее выливались на бумагу без ведома ее головы. Но она знала главное: никто никогда не должен его увидеть. Она уже второй час бесцельно бродила по коридорам, как вдруг практически столкнулась с Драко Малфоем. Он выглядел еще более язвительным и самоуверенным, чем обычно. - А, Грейнджер! Интересная встреча. Знаешь, я тут прогуливался, почитывал кое-что интересное... Хочешь, процитирую некоторые моменты? Ты же любишь книги... Гермиона напряглась. Она чувствовала подвох, даже уже инстинктивно чувствовала, что он собирается ей зачитать, но не хотела в это верить. Она молчала, потупив глаза. Малфой меж тем продолжал: - Просто послушай это, Грейнджер: "Новая неделя, новые предметы. Их так много и так хочется успеть изучить все..." - так, нет, тут ничего интересного, хотя и много говорит об авторе. Пролистаем лучше на конец... Вот, февраль: "Это чувство захватило меня. Никакая учеба, никакая загруженность не помогает избавиться от этих мыслей. Я все смотрю на него на занятиях, а потом этот образ надолго отпечатывается в моей голове... Я уже помню каждую морщинку, особенно вокруг глаз, вокруг этих теплых, глубоких желтовато-карих глаз... Мне кажется, мы с Р. - половинки одного яблока". Нет, серьезно? Половинки одного яблока?! У автора сего произведения явно нет способностей к писательству... И, кстати, только недавно была запись о Л., а теперь уже Р.! Очень, очень интересно... Гермиона все еще молчала. Внутри нее полыхал адский огонь. Она не могла вымолвить ни слова, она даже не могла сдвинуться с места... - Знаешь, мне кажется, это не по правилам. Хотя я не знаю. Думаю, я на всякий случай покажу его кому-нибудь. Ну... допустим... профессору Люпину. - Нет! - только и смогла воскликнуть Гермиона. "Маленький гад, какого черта он такой умный" - пронеслось в ее голове. - Нет? Почему же нет? Может быть, ты знакома с автором? - Малфой говорил очень спокойно и растягивал слова, видно было, какое удовольствие он получает от происходящего, - ну ладно, Грейнджер, у меня нет времени тут с тобой общаться, еще ждут дела... Он ушел. Гермиона не стала ничего делать, просто стояла на том же месте. Ее словно окатили ведром ледяной воды. В голов пронеслась сотня мыслей, одна хуже другой. Она пыталась найти выходы из ситуации. Убить Малфоя? Да, идея отличная, и уже давно было пора ее осуществить, но... Договориться с ним? Нет, это невозможно. Выкрасть дневник? Но тут ей вспомнилось прошлогоднее превращение в кошку. "Сходить к нему первой и предупредить. Но о чем предупредить? Здравствуйте, профессор, я влюблена в вас, но не слушайте Малфоя? Нет, так не пойдет. Думай. Ты сама во всем виновата". Гермиона будто в бреду добралась до своей спальни. Она легла на кровать, не раздеваясь, и тут же заснула. Сон был тяжелый и, проснувшись в четыре часа утра, она почувствовала, будто в ее голову налили чугуна. События прошлого вечера не сразу вспомнились, но когда вспомнились, она уже не забыла о них ни на секунду. Решение представлялось только одно. Прийти первой. Просто упомянуть о потерянной книжке и о Малфое, и все. Все должно быть нормально. Она пошла после занятий. Гарри был на тренировке, Рон с ним, и за ней никто не следил. Она шла к кабинету медленно, настолько медленно, насколько могла, но расстояние все сокращалось и сокращалось. Постояв несколько минут с поднятой рукой, она все же постучала. "Войдите" - ответил знакомый голос, и она вошла. - Извините, профессор, я искала свою книгу, и Малфой... - выпалила она, и только после этого заметила, что Люпин сидит на своем столе и улыбается, а в руках у него - Тот Самый Дневник. Гермиона запнулась, у нее перехватило дыхание. Она вдруг снова превратилась в недвижимый столб. - Зайди сюда, Гермиона, пожалуйста, - мягко сказал Люпин, но улыбка сошла с его лица, - Малфой приходил, еще вчера. Извини, он начал сразу с одного отрывка, поэтому я невольно услышал, в чем, собственно проблема. Она прошла несколько шагов по направлению к нему и снова остановилась. Слезы стояли в ее глазах, и она не хотела, чтобы он это заметил. Профессор продолжил: - Пожалуйста, сядь. Все нормально, я не собираюсь ругать тебя, я отдам тебе дневник, только скажу несколько слов. Ты - моя лучшая студентка, ты умна не по годам и поэтому я прекрасно понимаю, почему ты нашла нечто привлекательное в преподавателе. Это ум. Но, знаешь, я почти уверен в том, что это чувство - только иллюзия. Очень сложно узнать человека, встречаясь с ним раз в неделю и не общаясь ни на какие темы, кроме темы урока. Мы все придумываем образы людей, мы дорисовываем своими иллюзиями даже образы и характеры тех, кого мы уже неплохо знаем, что и говорить о почти незнакомом человеке. Пожалуйста, постарайся понять это. Постарайся понять и то, что в твоей ситуации я никак не могу тебе помочь. Только ты сама можешь помочь себе. Гермиона, ты ведь мешаешь своей учебе, подумай о своем будущем! - Я понимаю, - сказала Гермиона. Она действительно все понимала и во всем соглашалась с Люпином, она понимала, что он был прав, а еще она понимала, что он не сможет ее понять, хоть и искренне хочет. - Я понимаю. Я постараюсь забыть. Он кивнул, поняв, что разговор окончен, молча передал ей дневник и снова сел прямо на преподавательский стол. Гермиона уже была у двери, когда он вдруг сказал: - И, Гермиона... Это нелегко - забывать. Она легко улыбнулась и вышла из кабинета. Нет, он может ее понять, и он понимает. Гермиона почувствовала себя маленькой девочкой. Такого чувства она, наверное, еще никогда не испытывала, потому что среди своих сверстников она всегда ощущала себя взрослой и мудрой. Сейчас она поняла, что это было не так. Наваждение последнего дня прошло вовсе, и даже наваждение всего года, казалось, начало отступать.***
Малфой уже третий час сидел перед исчезательным шкафом. Он был уже на шестом курсе, но его знаний все равно не хватало, чтобы починить шкаф. - Ладно, пробую на сегодня последний раз, - сказал он. Он уже давно говорил с собой вслух. Яблоко уже лежало в шкафу. Малфой плотно закрыл дверцу и досчитал до трех. Когда он открыл дверцу, яблоко все так же лежало на том же месте. Он взял его в руку, постоял так пару минут и задумчиво произнес: - Мы с тобой - половинки одного яблока... В его голосе слышались горечь и тоска.