***
Кто-то в шутку назвал его снеговиком, и прозвище привязалось намертво. Он и взаправду будто слеплен из снега: волосы серебристые, практически белые, словно присыпанные мелом ресницы да глаза прозрачно-голубые, как зимнее небо. Вот только настоящие снеговики неуклюжие и рыхлые, будто укутанные в толстое ватное одеяло, а он тонкий и невесомый, похожий на хрупкую фарфоровую куклу. Сегодня Снеговик проснулся весь переполненный легким, как воздух, ощущением счастья. День рождения! Радость щекотала и грела его изнутри, пока он умывался в стерильной, блестящей кафелем ванной, зябко переступая по холодному полу босыми ногами, пока бежал в столовую по прямому, как стрела, пахнущему свежей краской коридору. Пятки звонко стучали об пол, и Снеговику казалось, что светло-зеленые стены провожают его взглядом тысячи глаз, скрытых под слоями краски. Он готовился встречать свой девятый день рождения и первый в этом странном месте, гордо именующемся "школа-интернат для детей с ограниченными возможностями, бережно хранящая и преумножающая старые традиции". От этого названия Снеговику делалось немного не по себе, и он не мог понять, что именно его пугало: то ли могильная тишина пустых коридоров, то ли строгие правила, определяющие каждый шаг. Радость начала улетучиваться в столовой. Состайники вели себя как обычно, чавкая, обсуждали утренние новости, перекрикивались со знакомыми за другими столами и, кажется, совсем не помнили о его празднике. Только сосед небрежно пихнул Снеговика локтем в бок и пробормотал с набитым ртом: - Чего это ты такой радостный? Аж светишься. - Да так, ничего, - Снеговик потупился и принялся вяло ковырять ложкой бежевую лужицу каши. После завтрака он все время забегал в соседние комнаты и, с надеждой заглядывая в глаза ученикам, спрашивал: - А вы знаете, какой сегодня день? Никто не знал. После третьего по счету "А ну, катись отсюда!" Снеговик сердито шмыгнул носом и решил на самом деле "катиться". Он знал только одно место, где можно побыть одному в уютном коконе тишины. На втором этаже, в незаметном тупике находилась ничем не примечательная дверь. За ней в тесном темном закутке хранились ведра, швабры и порошки, которыми насквозь пропахли отмытые до стерильности коридоры. Снеговик, воровато озираясь, открыл замок куском проволоки, забился в уголок, поджав колени, и стал ждать. День проходил медленно. Сперва он сидел и смотрел на крошечного паучка, едва заметного в темноте, сидящего среди серебристых нитей своей паутины. Потом ковырял наполовину оторвавшиеся подошвы сандалий. Затем, почувствовав голод, грыз припрятанную с завтрака галету и пытался кормить паука оставшимися крошками. Паук есть не хотел. Снеговик подремал пару часов, потом тихонько свистел, вздыхал, чесал комариные укусы, выцарапывал свою кличку на штукатурке, крутил пуговицы, сочинял стихи, тут же забывал их, скатывал шарики из пыли, немножко поплакал, снова дремал и видел во сне свой день рождения. Не этот, среди безликих стен, а другой. Домашний. Горячее сладкое какао за завтраком, беготня в золотистом, осыпающемся листвой парке, прозрачно-красный воздушный шар, качающийся на тонкой ниточке и зовущий в небо, а потом... Подарки. Цветные коробочки, кульки и свертки, кучей лежащие на ковре, и среди них он, запутавшийся в хрустящей оберточной бумаге, с яркими кружочками конфетти в белых, как снег, волосах, радостно вскрикивающий при виде набора солдатиков, новой книжки с картинками, немного колючего, но уже любимого голубого свитера. Снеговик со вздохом вынырнул из своих грез. Он размазал по щекам пыльные разводы, соленые от подсохших слез, тихо, как мышь, подкрался к двери чуланчика и выглянул в щель. Он ничего не увидел. Испуганный до дрожи в коленях, Снеговик выскочил наружу, зацепив ногой жестяное ведро, грохнувшее на весь дом. Его окружила темнота. Ночь подкралась незаметно и укутала дом своим мягким одеялом, заткнула все щели, усыпила все голоса. Дом спал. Привыкнув к темноте, Снеговик, крадучись, двинулся вперед и, почувствовав чье-то присутствие, настороженно замер на границе лунного света, льющегося из широких окон. Он затаился, стараясь даже не дышать, и осторожно выглянул из-за угла. На подоконнике, небрежно свесив ногу, сидел старший. Луна посеребрила бледную кожу, длинные черные волосы прядями спадали на лицо, старый растянутый свитер сполз с костлявого плеча. Дымила сигарета, зажатая в тонких паучьих пальцах, неподвижный взгляд светлых глаз смотрел куда-то в пустоту. Снеговик окаменел, боясь шевельнуться. Старшие всегда нагоняли на него какой-то суеверный страх, а этот, небрежно-уверенный, пугал его еще сильнее. Снеговик никогда не видел его, но старший появился здесь спокойно, словно вошел к себе домой. Как... Хозяин Дома. Мальчик вжался в холодную стену, пытаясь унять внезапную дрожь. Ему вдруг показалось, что странно-неподвижные, прозрачные глаза старшего смотрят прямо на него. - Подойди. Мягкий голос не звал, а приказывал, притягивал какой-то смутной неясной силой. Снеговик робко выглянул из-за угла, в любой момент готовый дать деру. Кожа и волосы еще сильнее побелели в лунных лучах, и казалось, что мальчик светится в темноте, как ночной мотылек. Старший небрежно бросил окурок на пол, и Снеговик сморщил нос от резкого запаха сигаретного дыма. Когда-то он не мог понять, чем взрослых привлекают эти палочки, с таким неприятным запахом, потом, заметив, что многие берут их в рот, решил попробовать сигареты на вкус и сжевал полпачки. Память еще хранила едкие, с привкусом желчи, воспоминания о том, как его рвало табаком и бумагой, до спазмов выворачивая наружу. Настороженный, как лесной зверек, Снеговик подобрался поближе, все еще оставаясь на безопасном расстоянии. Здесь, рядом со старшим, на него накатила волна странного, умиротворенного спокойствия, пропитанного терпкими запахами мяты, прелых листьев и влажной взрытой земли. - Меня зовут Снеговик, - он поспешно зажал рот ладонью, но слова уже вырвались наружу. - Я здесь живу. - Я знаю, - бледные губы старшеклассника шевельнулись, но прозрачные глаза остались неподвижными. - Ты кто? - Снеговик осмелел, настороженность уступила место его обычному любопытству, и он сделал еще несколько шагов к подоконнику, на котором устроился старший. - Я никогда тебя не видел. - Я редко бываю здесь. Сейчас это плохое место. Настоящий... Могильник, - старший презрительно сморщился и махнул тонкой рукой в сторону гладких коридорных стен, новеньких квадратов паркета и рядов одинаковых безликих дверей, ведущих в спальни. Вопрос Снеговика он словно не услышал. - А-а-а, ясно... - протянул Снеговик, хотя ему ничего не было ясно. Он понял только, что странный старшеклассник почему-то не любит этот уклад стерильности и безупречного порядка. Снеговик долгое время не мог догадаться, хорошее это место или плохое, но сейчас понял: оно никакое. И ему это не понравилось. - А у меня сегодня день рождения, - доверительно шепнул Снеговик, внезапно решив посвятить нового знакомого в свою тайну. - Но об этом все забыли. -Я знаю, - кивнул старший. - Вот, держи. Узкая длинная ладонь с паучьими пальцами потянулась к удивленному Снеговику и что-то вложила ему в руку. В неверном свете луны мальчик разглядел сухую веточку, похожую на костлявую птичью лапку. - Что это? - тихо выдохнул Снеговик. Он осмотрел веточку, повертел в пальцах, потрогал ее и даже лизнул разок. - Это подарок на день рождения. Особый подарок. Снеговику показалось, что под волосами старшего сверкнула улыбка. - Поставь ее в воду и увидишь, что будет. Снеговик расплылся в довольной улыбке. Конечно, это не яркие блестящие коробки с подарками, но он инстинктивно чувствовал, что в этом месте все вещи имеют свою особую цену. - Спасибо! - он радостно подпрыгнул, по-жеребячьи взбрыкнув тонкими ногами и скакнул в сторону своей комнаты, но тут же замер, обернувшись. - А как тебя зовут? Я ведь даже не знаю твоего имени. - Слепой. Меня зовут Слепой... Снеговику снова показалось, что старший улыбается. Мальчик удовлетворенно кивнул и побежал в свою спальню. За его спиной, на подоконнике, медленно таял темный силуэт, оставляя за собой горьковатые запахи мяты и полыни.***
Снеговик проснулся раньше всех и побежал смотреть свою веточку, которую вчера устроил в стакане с водой. Он запрыгнул на подоконник и замер, не веря своим глазам. Сухая веточка ожила, покрылась невесомой зеленой дымкой листьев, а на самых концах проклюнулись мохнатые, как шмели, крапчато-желтые бутоны неведомых цветов. Снеговик замер от какого-то сладкого предчувствия и рванул в коридор. Через минуту вся комната была разбужена его громкими воплями. Снеговик влетел в спальню, распихивая состайников, стягивая с них одеяла и радостно вопя: - Чудо! Чудо! Ну просыпайтесь же, смотрите! Из других спален недовольно выглядывали сонные ученики, зевали и грозились зашить рот крикуну, но тут же удивленно замирали и с восторженным свистом высыпали в коридор. Новенькой светло-зеленой краски словно и в помине не было. Стены змеились надписями, осыпались чешуей старой штукатурки, взрывались сочными пятнами ярких красок. Легконогие антилопы и газели неслись сквозь зеленые джунгли, на ходу превращаясь в диковинных птиц и рыб, изгибаясь причудливыми спиралями узоров. Грустный белый бык на тонких ногах-палочках, словно живой, качал рогатой головой, слова рвались со стен, как стайка бабочек, шептали, кричали, звали с собой в тысячу разных мест. Удивленный гомон учеников, разлившихся рекой по всему коридору, смешался со скрипом старого паркета, вздохами много повидавших стен и смехом Снеговика. Он, радостно замерев, бормотал себе под нос: "Чудо, чудо..." и удивленно разглядывал огромную меловую четверку, невесть откуда взявшуюся на двери спальни.