Умей сказать

- Сыночек, пойми, еще года полтора и отец твой уже не ходок, - грустно улыбнулся папа, со вздохом поставил перед Лейвом плошку с супом и виновато погладил омегу по плечу, - Охотник без добычи это убыль в доме. Хозяйства и то едва хватит, чтобы прокормить нас двоих. Не для такой жизни я тебя растил, пора тебе замуж. Вот как весна настанет, так достанем тебе из сундука самый лучший костюм! Увидишь, все молодые альфы к твоим ногам падут! Лейв только согласно кивнул. Так и вышло. На празднике весны, под всполохи взвивающихся к ночному небу ярких костров, альфы из соседних деревень кружили Лейва в танцах, приносили ему дары, говорили красивые слова, обещая теплый дом, заботу и уют. Лейв благодарно кланялся, нахваливал ворох подарков, разрешал целовать свое запястье, позволяя альфам почуять запах своей невинности и целомудрия. Омеги, обделенные вниманием, провожали Лейва завистливыми взглядами, бранили его расшитый разноцветными камнями костюм, едкими шепотками желали ему сделать неверный выбор. Лейв же рассеянно думал о том, что его невольные соперники могли бы и не беспокоиться. Ни в позапрошлую весну, ни в прошлую, ни сейчас, сердце Лейва так и не дрогнуло. Его выбор был обречен стать неверным. Альф с близлежащих округ собралось немалое количество, и многие из них казались достойной парой - охотники, ремесленники, торговцы, воины - но Лейв был холоден. Он не хотел замуж. Однако и подводить семью он был не вправе. Пора было забыть о глупых, детских мечтах найти свою истинную любовь, и просто начать жить. Как жили все вокруг. Лейву не нравилось ставить себя выше других, но он не мог не признать, что среди собравшихся омег он единственный ярко выделялся. И дело было даже не в дорогом костюме, доставшимся им с папой еще от дедушки, волею удачи побывавшим в южных городах. Лейв был красив. Медные, чуть вьющиеся волосы игривыми прядками спускались до плеч. В пронзительно-голубых глазах, обрамленных бледной кожей лица, светился ум. Лейв не был худым или полным, как многие его омеги-сверстники, что являлось большим плюсом для вынашивания будущих детей, хотя первой течки у Лейва еще не было. Он никогда не чурался труда, умел содержать хозяйство, и его семья готова была отдать за него небольшое приданое. Охотники-альфы всегда неплохо зарабатывали себе на жизнь, чем другие пары похвастаться не могли. Так что Лейв был завидным женихом. Второй день празднеств подходил к концу, и Лейв, кусая губы, понял, что пора определяться. Он решил, что выберет альфу, живущего в одной из ближних деревень. Хотел оставить себе хоть небольшую лазейку - возможность увидеться с семьей, если на душе станет совсем тоскливо. Он беспокойно вертел головой, в последний раз оглядывая толпу собравшихся женихов, припоминая их рассказы о себе и своем хозяйстве. И выбрал. Набрав в грудь воздуха для храбрости, подошел к альфе и сам взял его за руку, как того требовал обычай. Его звали Хьёрт. Он был старше Лейва на несколько лет, славился как хороший охотник и жил один в крепеньком домике, в селении, располагавшемся совсем неподалеку от деревни Лейва. Домик остался ему от почивших от лихорадки родителей. А еще Хьёрт единственный из всех альф заявил, что не нуждается в его приданом. Лейв надеялся, что это обрадует родителей. Ведь когда отец перестанет ходить в лес на охоту, каждый серебряник в доме будет на счету. Хьёрт, внешне бесстрастный, крепко пожал его ладонь в ответ. Альфы и омеги, скрывая досаду и уязвленное самолюбие, ринулись их поздравлять. На шум и возгласы подоспел староста. Сплел их руки венком, позвал родных Лейва. Вчетвером они быстро договорились о свадьбе, да на том и порешили. Лейв лишь улыбнулся, когда отец, позже, за ужином одобрительно ему кивнул. Известие о том, что приданое не понадобится, пришлось ему по душе. Новое пристанище Лейв оценил по достоинству. Место для готовки и мытья было отделено от основной комнаты. Печь славно прогревала дом, а на чердаке нашлось достаточно места для хранения лишних вещей. Да и хозяйство было небольшим. Сарай с курами и летние теплицы - ни коз, ни коров, ни свиней - по правде говоря, возиться с ними Лейв как раз не любил. Кровать и пол были устелены пушистыми звериными шкурами - только в жилище настоящих охотников хозяева могли похвастаться такой роскошью, не позволяющей мерзнуть в тяжелые зимние ночи. Сам дом был расположен на небольшом возвышении, что уменьшало вероятность того, что весенние паводки смогут добраться до уютного крыльца. Высокая ограда охватывала двор, но оставляла достаточно места на случай, если с появлением детей возникла бы необходимость сделать к дому пристройку. Любой омега был бы счастлив оказаться хозяином в таком завидном месте. Лейву же оставалось убеждать себя, что со временем он привыкнет. Папа с детства учил его, что в замужестве омега должен быть внимательным, терпеливым и послушным, и тогда все непременно наладится. У Лейва не было причин ему не верить. Пример собственных родителей стоял перед глазами. Пожалуй, Лейву действительно повезло. Хьёрт был непритязательным альфой, да и, будучи охотником, возвращался домой поздно, а иногда и вовсе пропадал в лесу на несколько дней. Он никогда не жаловался на стряпню Лейва, не просил от него большего, чем Лейв мог ему дать. Лейв знал, что некоторым его соседям-омегам жилось гораздо хуже. У кого-то альфы любили выпить, у кого-то распускали не на шутку руки, кто-то и вовсе равнодушно относился к собственным мужьям и изменял им направо и налево. Лейв долго присматривался к Хьёрту, но ничего подобного за ним не замечал. Альфа возвращался с охоты усталый и вымотавшийся, благодарно кивал Лейву на принесенное полотенце, налитую кадку с теплой водой, готовый ужин и чистую одежду. Самым же главным было то, что Хьёрт не полез к нему в первый же день, как они остались наедине. Альфа ненавязчиво уложил его в свою постель, молча погладил по плечу и отвернулся. Лейв с облегчением понял, что Хьёрт давал ему время привыкнуть к своему присутствию. И с тех пор омега оттягивал момент их близости так долго, как только мог. Не то чтобы Хьёрт Лейву не нравился. Он был высоким, крепким, ловким. У него были сильные руки, широкие плечи, вечно хмурое и серьезное выражение лица, черная копна коротких взъерошенных волос и внимательные карие глаза. Пара глубоких шрамов украшала его грудь и спину, напоминая Лейву о том, насколько непраздную жизнь вели настоящие охотники. И все бы ничего, да вот только Хьёрт по большей части всегда молчал. Иногда спрашивал, хватает ли ему еды, не мерзнет ли он в его отсутствие по ночам, как его приняли соседи. На этом желание Хьёрта вести беседы неизменно иссякало, а Лейву было слишком неуютно заводить новый разговор. Он не хотел отвлекать альфу своими глупостями от отдыха, обращался к нему только если и правда нуждался в его помощи. Минуло лето, и приход осени ознаменовался тем, что Хьёрт стал все чаще блуждать взглядом по его телу, а количество якобы случайных прикосновений резко возросло. Лейв и сам понимал, что слишком затянул игру в недоступного супруга. Любой другой альфа на месте Хьёрта не церемонился и взял бы его в первую ночь. Скрепя сердце, Лейв принял решение не убегать. Все равно, рано или поздно, это бы произошло. Да и ему все-таки следовало хоть так выразить свою благодарность за уютный дом, заботу и терпение, которые Хьёрт к нему проявил. Ночью Лейв не вывернулся из объятий Хьёрта, как привык делать в последние недели. Расслабился, позволил чужим губам опуститься на свою шею. Руки Хьёрта осторожно гладили его тело, альфа временами замирал, словно чтобы убедиться в том, что он по-прежнему не возражает. Лейву было приятно, но не более. А уж когда Хьёрт перевернул его на живот и развел ладонями ягодицы, Лейв почувствовал, как щеки горят от стыда. Хорошо, что было темно. Тяжелое дыхание альфы за спиной, его откровенные прикосновения, пальцы между ягодиц, наносящие дополнительную смазку - отчего-то все казалось таким неправильным, что Лейву хотелось навсегда исчезнуть из этой кровати. - Тебе не больно? - спросил его Хьёрт, уже полностью поместившись между его ягодиц, и Лейв постарался выдавить из себя тихое «нет». Ему не было больно, в какой-то степени он был даже возбужден - тело отозвалось на ласки - но он никак не мог побороть внезапно возникшее острое чувство тоски. Он бы с радостью сейчас перевернулся на бок и уснул, но вместо этого терпел сдержанные движения альфы внутри себя, убеждал себя в том, что из-за соития внутренности не хлынут наружу и жалел лишь о том, что течка у омег, живущих на севере, приходит так поздно. Может, если бы он сейчас забеременел и родил маленького омежку или альфу, жизнь бы наконец приобрела недостающие радужные цвета. Хьёрт кончил, но не позволил им сцепиться. Лейв с облегчением понял, что альфа не стал мучить его. Все же это был его первый раз, а омеге наутро подниматься ни свет, ни заря, кормить кур, да собирать урожай с некоторых грядок. Хьёрт прижимал его к себе, медленно гладил под одеялом по груди, по боку и обнаженному бедру. Лейв с удивлением ощутил, как приятны ему эти простые прикосновения. Чуть придвинувшись к довольно вздохнувшему вдруг альфе, Лейв впервые спокойно уснул в их общей постели. Так и повелось. Два года пролетели, словно их и не было. Лейв окончательно обжился в доме, занимался хозяйством и во всем старался обеспечивать хмурому мужу максимальный уют. Он бесконечно радовался, когда Хьёрт отпускал его на пару дней погостить у родителей. Альфа молча провожал его до деревни, целовал на прощание в лоб и отправлялся на охоту, обещая забрать его на обратном пути. В такие моменты Лейв ценил Хьёрта больше всего. Пожалуй, единственное, что омегу по-настоящему удручало это постель. Как ни старался Лейв быть податливым и послушным и расслабиться, получать удовольствие от их ночей в полной мере он не мог. Чаще возбуждение пропадало, и Лейв зарывался лицом в подушку и притворно постанывал, надеясь, что Хьёрт этого не заметит. Потому что чувствовать, как чужая рука скользит по нему, пытается его возбудить, было слишком стыдно. Хьёрт в постели был заботливым, всегда давал ему время привыкнуть, убеждался, что ему не больно, и Лейв проклинал себя за то, что остается таким холодным. Хьёрт этого не заслуживал, но в душе омеги царила пустота. В разгар лета в деревню нагрянул караван с юга. Собираясь на охоту, Хьёрт недовольным взглядом проводил шумную компанию альф, ведущих под уздцы лошадей, запряженных в нагруженные телеги. Караваны в северных землях недолюбливали, хоть и признавали их пользу. Некоторые целебные травы привозили только с юга. Самые отличные ножи и кинжалы в обычных деревнях достать тоже было сложно. Да и омеги часто засматривались на дорогие украшения и ткани, которые продавцы бойко выкладывали на своих прилавках. Но все же старосты северных деревень запрещали караванам надолго оставаться в здешних землях. Слишком уж часто альфы с юга зарились на чужих омег. Бывало и так, что юных омежек увозили с собой тайком. И хорошо, если не бросали потом на дороге. Такого омегу вряд ли бы кто согласился взять в мужья. Лейв знал об этих пересудах, но прибывшие говорливые гости его интересовали мало. Блестящие побрякушки из камней и ракушек он не любил, да и Хьёрт никогда не заставлял его выряжаться. Возможно, если бы Лейву чуть больше нравились их совместно проводимые ночи, он бы рискнул приобрести какое-нибудь необычное одеяние, чтобы порадовать глаз Хьёрта, но, увы, это было не так. К тому же, альфа никогда не высказывал ему недовольства, а зимой, на минувший праздник холодов, даже подарил ему красивую меховую накидку, сшитую из очень редких белых шкур. В ней Лейв никогда не мерз, выглядел более чем очаровательно и снова стал объектом зависти большинства живущих по соседству омег. Хьёрт должен был вернуться через несколько дней. Летом он уходил на охоту чаще, потому что погода позволяла отдалиться от деревень на большое расстояние и выследить более крупную дичь. Лейву в такие периоды было хорошо и спокойно. Не приходилось угадывать, захочет ли его в очередной раз коснуться муж. Он умиротворенно занимался работой по дому, довольно плюхался на кровать, вновь ощущая себя беззаботным мальчишкой, и спал дольше обычного. Если бы еще глупые петухи и куры не будили его спозаранку, да не покалывала на шее метка, напоминая о том, что альфа был далеко… О метке Лейв попросил сам. Ему не хотелось, чтобы по деревне пошли дурацкие слухи. И его всерьез волновало, что даже после первой их ночи Хьёрт по неизвестной причине все оттягивал этот момент. Однако, вопреки его страхам, Хьёрт не отказал ему, и, когда альфа ставил метку, Лейв успел заметить едва мелькнувшую улыбку на его губах. Лейв тогда растерялся, потому что впервые видел оттенок хоть какой-то эмоции на лице Хьёрта, но взял себя в руки также быстро, как альфа вновь скрылся под маской равнодушия. Жаркое утро не предвещало беды. Лейв покормил кур, подмигнул просыпающемуся солнцу, вернулся в дом и заглянул в небольшую бочку. Вода для питья заканчивалась, нужно было сходить на родник, пополнить запас. Лейв накинул просторную рубаху, подхватил ведро и, улыбаясь шелестящим на свежем ветерке деревьям, вышел на тропинку, ведущую в низину, где располагался родник. Соседи еще досыпали, только в некоторых дворах было слышно ленивое копошение. Лейв закинул пустое ведро на плечо и побежал по тропинке, смеясь над собой. Он чувствовал себя счастливым, предвкушая несколько спокойных дней. Зашуршали кусты, Лейв неосторожно выпрыгнул к роднику и словно остолбенел. Он был не один. Незнакомый альфа обливал прохладной водицей свой голый торс. Завитые черные волосы липли к смуглым щекам, шее, обнаженной спине. Под гладкой кожей, которую не портил ни один шрам, заманчиво перекатывались мускулы. На запястье переливался бликами необычный браслет в форме сплетающихся длинных тел рыб. Лейв почувствовал, как щеки жжет от накатившего вдруг смущения. Кроме Хьёрта и отца, ему еще не доводилось встречать полуголых альф. У них на севере разгуливать в таком виде было непринято. Белоснежная улыбка незнакомца покоряла. Альфу не смутило ни наличие метки, ни ошеломленное молчание Лейва. Он представился, ринулся что-то оживленно рассказывать, забрал у Лейва пустое ведро и сам наполнил его водой. Омега растерянно пытался отнекиваться, но Винн настоял на том, чтобы дотащить его ношу до ворот дома. Лейву оставалось лишь молиться, чтобы никому из соседей не пришло в голову именно сейчас выглянуть из-за высокого забора, огораживающего дворы. - Приходи на ярмарку, - напоследок подмигнул ему Винн, - Мы тут всего пару дней пробудем, да двинемся дальше. Но я найду, чем тебя развлечь. Лейву показалось, что последние слова прозвучали с явным намеком. Однако Винн уже развернулся и, весело насвистывая какой-то мотив, уходил прочь - прочесть по его лицу что-либо было невозможно. Лейв заперся в доме и принялся за уборку, но все буквально валилось из рук. Задорная улыбка Винна никак не исчезала из воображения. Лейв продержался целые сутки, а потом с замиранием сердца запер дом. Он редко бывал на ярмарках и, несмело шагая вперед, уговаривал себя, что не было ничего подсудного в том, чтобы посмотреть на диковинные товары. Дорогие украшения и камни переливались в лучах солнца. Винн был такой же. Ослепительный, яркий, живой. Он смеялся так, что в животе у Лейва взволнованно порхали бабочки. Лейв понял, что искренне улыбается впервые за последние два года. Они так много говорили, что у омеги даже с непривычки охрипло горло. Долго гуляли, хохоча, между прилавков. Винн рассказывал о жизни на юге, о хитрой торговле. Лейв совсем позабыл о том, что на пути могут попасться любящие посплетничать соседи, что он замужем и ведет себя неподобающе, что Хьёрт скоро вернется домой. Это был словно безумный сон, сказка, о которой он всегда тайно мечтал. Все казалось таким правильным, хоть Лейв и не тешил себя мыслью, что нужен Винну. Он не был слепым и наивным дурачком. Винн не искал себе пару, только приятного спутника на ночь-другую. Свободолюбивому альфе нравилось странствовать, нравилось быть частью постоянного движения, нравилось непостоянство. Лейв бы все равно так не смог. Его дом был здесь, на севере. Но разрушить чудесные мгновения Лейв не решался. Даже когда Винн незаметно привел его в сарай, где оставили отдыхать лошадей, тягавших телеги с юга. Поцелуи обжигали. Хьёрт никогда не целовал его так, да и целовал ли вообще? Лейв возбудился от одного лишь соприкосновения губ. Альфа опрокинул его в наваленное сено, придавил тяжелым телом. Руки смело забрались под одежду, сжимая так сильно, что у Лейва закружилась голова. Он изнемогал от грубости, от несдержанности Винна. Видеть, чувствовать, ощущать чужое желание, оказывается, было так невыносимо прекрасно. Они долго возились, терлись друг о друга. Лейв задрожал, когда Винн стал шептать похотливые слова ему на ушко. Он не стеснялся откровенно спрашивать, в какой позе Лейву больше нравится. Впору было залиться краской стыда, потому что Хьёрт почти всегда брал его лицом вниз, а Лейв и не возражал, ему самому так было проще, и о других позах он и подавно не думал. Но ни стыда, ни смущения - ничего, кроме всепоглощающего желания, не ощущал. Мысли плавились под натиском альфы и накатывающего удовольствия. Вот только когда Винн принялся расстегивать свои штаны, на шее Лейва вдруг до боли кольнула метка. Лейв задохнулся, кусая губы, съежился, впившись ладонями в собственные плечи. Винн что-то взволнованно шептал ему, успокаивающе гладил по спине, убеждал, что такое бывает, но сейчас все пройдет, и они без проблем продолжат начатое. А Лейв внезапно вспомнил, что сам просил об этой метке, вспомнил о той единственной мимолетной улыбке на губах Хьёрта, о том, как альфа заботливо укрывал его одеялом в суровые зимние ночи и прижимал к своему горячему телу, о дорогом меховом подарке, который будто был сшит специально для него. Лейв понял, что по лицу текли слезы, что Винн совсем умолк, угрюмо рассматривая его из-под вороньей копны волос. Потом медленно помог ему одеться, завязать на рубахе веревки. Лейв вдруг будто проснулся. Что он делал здесь? Позорил себя, собравшись изменить мужу? Очернял честь воспитавшей его семьи? Опускал себя до уровня тех омег, которые всегда казались ему грязными шлюхами? Неужели он был готов перечеркнуть всю свою жизнь ради одного раза на сеновале с почти незнакомым альфой? - Я уйду первым, - тихо сказал Винн, осторожно погладил его по плечу, - Я думал, твой альфа… ладно, это неважно. Ты, должно быть, просто запутался, раз в последний момент отступил. Ты очень красивый. Жаль, что не вышло. Запутался он, как же! Лейву хотелось расцарапать свое мерзкое лицо, выдрать с корнем гниль, поселившуюся внутри. Как он теперь будет смотреть в глаза Хьёрту? Пусть даже ничего и не было, кроме поцелуев и обжимок - очнувшись от дурмана, Лейв не мог себя простить. И Хьёрт его простить вряд ли захочет. А соврать, утаить правду, Лейв не сможет, он чувствовал это. Лейв вернулся в дом, согрел теплой воды и принялся стирать чужие прикосновения с кожи. Стыд, ненависть к себе, страх, совесть - все смешалось в нем в такой плотный клубок переживаний, что он не смог уснуть ночью. Проклинал себя, корил себя, до боли выламывал руки, бил кулаком по подушке, но прошлое нельзя уже было изменить. Родители будут безутешны, если Хьёрт погонит его из дома. В деревне его тут же окрестят шлюхой, и, вполне возможно, Лейву придется встать на эту стезю, чтобы прокормить себя. Хьёрт вернулся поздней ночью следующего дня. Снаружи утробно завывал ветер, предвещая несколько дней ярой непогоды. Лейв, памятуя о возвращении альфы, извел себя до такой степени, что мог лишь сидеть на полу, опираясь спиной на холодную печку. Он не спал уже вторые сутки. Потому что как только закрывал глаза, то видел безумные сны, в которых он выгибался, наслаждаясь тем, что подставляется под первого встречного альфу. Иногда этих альф была целая толпа. Хьёрт устало вздохнул, отстегнул меч, вытащил из-за пояса кинжалы, убрал лук. Звон серебряников в пузатом мешочке, на которые альфа обменивал добычу, разлетелся по тонущей во мраке комнате. Значит, охота удалась. Хьёрт старался двигаться тихо, видимо, не хотел его будить. Лейв до боли впился ногтями в свои ладони - вот сейчас альфа привычно разожжет маленькую лампу и заметит устроившегося у печки Лейва. И тогда все решится. Как только волна скромного света озарила комнату, Хьёрт застыл, хоть и не позволил удивлению промелькнуть на лице. В два шага он преодолел разделявшее их расстояние и присел рядом с Лейвом, положив руки на подрагивающие плечи. Лейву до одури захотелось прижаться к альфе, спрятаться от всего мира, но он знал, что не имеет на это права. - Что случилось? - в голосе Хьёрта сквозило искреннее волнение, отчего Лейву стало еще дурней. Он был так себе противен, что последние два дня приходилось бороться с подступающей тошнотой. Он ничего не ел, только пил воду. И выглядел, наверно, не очень хорошо. Бледный, слабый, с отчетливо выделяющимися синяками под глазами. - Я… я… - безумно страшно было выдавливать из себя проклятые слова, - Я почти сделал… это… с другим альфой. Хьёрт побелел так, что на него страшно было смотреть. Ладони на его плечах сжались до боли, но Лейв не издал ни звука. Хьёрт долго молчал, удерживая его в тисках, искал что-то в его глазах, но Лейв прятал взгляд, отчаянно стыдясь своего поступка. - Тебя… заставили? - с долей надежды в голосе уточнил Хьёрт, но Лейв всхлипнул, накрыв лицо ладонями. - Н-нет, - признался он, выдохнул, - Нет. Если бы он хотел соврать, он бы вообще не стал рассказывать альфе ничего о произошедшем. Но Хьёрт не заслуживал лжи, он был замечательным мужем, хорошим охотником, заботливым любовником, пусть и не умел улыбаться и не питал страсти к лишним беседам. Он никогда не бил Лейва, помогал по хозяйству, если тот просил, даже делал ему подарки. Хьёрт был вправе сердиться на него. Альфа неверяще отодвинулся, разжал хватку на его плечах. Лейв впервые видел настоящие эмоции на его лице. Боль, растерянность, злость. Хьёрт ничего не сказал. Быстро поднялся и вышел, напоследок громко хлопнув дверью. Лейв свернулся калачиком на полу, чувствуя, как уходят остатки сил. Исчезнуть навсегда сейчас казалось наилучшим исходом, но он мог лишь безвольно лежать, ощущая, как мир вертится перед глазами. Он не помнил, когда забылся беспокойным сном, но пришел в себя лежа уже на кровати, укрытый одеялом. В окно стучался ливень. В теле царила слабость. Ощутив прикосновение к щеке, Лейв чуть повернул голову. Хьёрт устроился рядом с ним, только поверх покрывала, и водил кончиками пальцев по его бледной щеке. Лейв нахмурился, сообразив, что ладонь Хьёрта перевязана свежей тряпкой. Проследив за его взглядом, Хьёрт вдруг выразительно поморщился. - Разбил костяшки, пока злость вымещал, - пояснил альфа, скользнул пальцами на шею, ласково погладил метку, от которой тут же по всему телу разбежалось тепло. - Прости, - выдавил из себя Лейв, но Хьёрт не дал ему ничего сказать, внезапно придвинулся близко-близко и уткнулся лбом в его плечо. - Я никудышный муж, да? - честно спросил он, потом продолжил, иногда делая паузы, чтобы подобрать нужные слова, - Мне все время казалось, что тебе чего-то не хватает. Я как мог… как умел, пытался заботиться о тебе. Боялся лишний раз прикоснуться, обидеть. Лейв, ты ведь… я как в первый раз тебя весной увидел - не той, когда ты пришел выбирать себе альфу, а гораздо раньше - так понял, что хочу… чтобы ты был мой. Только мой. Лейв ощутил, как по спине бегут мурашки. Из глаз снова грозили политься слезы. Было заметно, что разговор дается Хьёрту с трудом, но он старался. Лейв не понимал, как мог так сильно обидеть его. Пусть до этого дня он и не слышал таких откровений, но он же чувствовал все - и заботу, и поддержку, и ласку. Лейв был просто отвратителен сам себе. - Когда ты выбрал меня, - Хьёрт вдруг улыбнулся, потерся небритой щекой о его щеку, пробрался руками под одеяло и сжал омегу в своих объятиях, - Мне казалось, я был самым счастливым альфой на свете. Я был так рад, так рад. Думал, что смогу к твоим ногам весь мир положить. Ждал, когда ты подпустишь меня к себе, и, когда это случилось… Лейв, я ведь не слепой. Тебе… не нравится наша близость. Но ты все это время молчал. И я так глупо молчал, не хотел на тебя давить. Лейв обхватил широкие плечи, наконец, позволив себе прижаться к альфе. Вопреки его опасениям, Хьёрт не гнал его, не выпускал из объятий, гладил его по волосам и плечам. Бешено стучащее сердце потихоньку успокаивалось. Облегчение скользнуло по телу теплой волной. Слезы отступили, оставив после себя непомерное чувство благодарности Хьёрту за неожиданное понимание. Но Лейв осознавал, что одного этого чувства не хватит им обоим на всю оставшуюся жизнь. Нет, Лейв не собирался повторять свою ошибку, но ему отчаянно захотелось, чтобы их с Хьёртом связывало нечто большее, нечто более ценное, чем этот момент. - Лейв, давай начнем все с начала? - Хьёрт будто читал его мысли, - Я хочу узнать тебя. Хочу, чтобы ты всегда улыбался, чтобы был таким же счастливым и живым, как тогда, когда я впервые увидел тебя. Что мне сделать? Не прикасаться к тебе? Скажи, и я не стану, хоть… хоть всю жизнь. Знаешь, мне… сложно говорить об этих вещах. С тех пор как родители умерли, я остался совсем один. Я был уже достаточно взрослым и умел охотиться самостоятельно, никто не стал со мной возиться. За прошедшие годы я привык к тишине. Тебя это оттолкнуло? - Хьёрт… - Лейв растерянно смотрел в карие глаза альфы и понимал, что Хьёрт любит его, любит его так, что готов всю душу наизнанку вывернуть и до хрипоты говорить о том, о чем раньше не мог, - Я… на следующей неделе празднуют разгар лета. Я знаю, что ты собирался снова на охоту уйти, но… может, сходим? - Танцевать хочешь? - улыбнулся Хьёрт, чуть отстранившись и едва сдерживаясь, чтобы не поцеловать его. При виде такого искреннего желания, Лейв вдруг смутился, почувствовав, как щеки покрывает жар. И это после двух лет совместной жизни и разделенной постели. Подумать только, стоило всего лишь поговорить. - Хочу, - требовательно выдохнул Лейв, сжал своими ладонями руки Хьёрта, ласково провел пальцами по перевязанным костяшкам, - А еще собаку хочу. И чтобы ты не молчал за ужином, хоть про охоту рассказывай. И, и… постель… мы не будем, ладно? Пока я не захочу. - Хорошо, хорошо, - Хьёрт прикрыл глаза и прижался лбом ко лбу Лейва, словно впитывая в себя его присутствие. Лейв тоже замер, пожалуй, впервые ощущая себя уютно в компании собственного мужа. Просто сидеть вот так и держаться за руки, слушая шум дождя и завывание ветра, было безумно хорошо. Когда Лейв завозился на постели, устраиваясь доспать остаток ночи, Хьёрт всерьез вознамерился расстелить себе ложе из шкур на холодном полу. Лейв даже рассмеялся, хватая альфу за запястье и толкая в сторону кровати. - Не глупи, - улыбнулся он, убирая назойливую прядку волос за ухо, - Мне всегда нравилось, что ты обнимаешь меня по ночам. Мне тепло и спокойно, когда ты рядом, и твои прикосновения мне вовсе не неприятны. Просто… я сглупил в ту ночь, когда позволил тебе быть со мной… я не был готов. Следовало сказать тебе об этом, но ты прав. Я тоже хорош, молчали мы оба. Утром Лейв проснулся в крепких объятиях, но подниматься не спешил. В окно все еще стучался дождь. Проклятые куры могли и подождать чуток. Он снова задремал и совсем не заметил, что в какой-то момент Хьёрт выбрался из постели. Зато когда распахнул глаза, на столе его уже ждал завтрак вкупе с альфой, прячущим улыбку. Хьёрт редко когда бывал в доме по утрам, и Лейв, борясь со смущением, опустился рядом с Хьёртом на стул и благодарно прижался плечом к его плечу. Где это в деревнях было видано, чтобы альфа занимался хозяйством, пока омега нежится в постели? Прознай бы про это родители, так обругали бы Лейва, что он бы от стыда сгорел. Но такой поступок альфы оказался приятен Лейву, он не мог этого отрицать. А неделю спустя, на празднике лета, Хьёрт кружил его в танце. Лейв только и успевал глотнуть сладкой водицы, как Хьёрт снова тащил его в беснующуюся, подвыпившую толпу. Лейв улыбался и задорно смеялся, чувствуя, как с каждым шагом тело обретает легкость, с каждым, пусть неловким, но разговором все сильнее вспыхивает интерес, а тяжесть на душе уходит в никуда. В тот вечер, разгоряченные после гуляний, они надолго застыли на крыльце. Хьёрт, склонившись к нему, держал его лицо в ладонях и долго целовал его так, что у Лейва кружилась голова и подгибались колени, и он мог только хвататься за широкие плечи и отчаянно ловить губами воздух. Но Лейв, памятуя о том, что не хотел торопиться, сдался лишь к концу осени. Когда промокший из-за мокрого снега и продрогший из-за внезапно нагрянувших холодов альфа устало ввалился в дом, держа на руках такого же несчастного и измученного долгой дорогой щенка. Лейв заботливо вытер сухой тряпкой мокрую, серую шерстку, уложил пригревшегося мальца на шкуры около печки, повернулся к Хьёрту и… рванул с него рубаху так, что та, кажется, порвалась. Впрочем, Хьёрт, едва ли ожидавший, что на него набросятся прямо с порога, не возражал. В этот раз все было совсем по-другому. Наутро у Лейва болели зацелованные губы, саднила измученная задница, дрожали бедра, и Хьёрт виновато кружил вокруг постели, раз за разом переспрашивая, не обиделся ли Лейв на столь грубое обращение. Лейв не обиделся. Помимо животной грубости, была все та же бесконечная ласка, с которой Хьёрт сжимал его в своих руках и заставлял выгибаться под своим тяжелым телом. Лейв ни на секунду не пожалел о прошедшей ночи. Он был любим и желанен. И теперь знал это не только со слов, но и был рад прочувствовать это на собственной шкуре. Проснувшийся щенок деловито заполз на постель, пока Хьёрт готовил Лейву завтрак. Лейв поймал мальца в ладони и вытянул руки, чтобы лучше рассмотреть комок шерсти, которому было предназначено стать защитником и полноправным членом их пока еще маленькой семьи. - Что скажешь, малой? - прошептал Лейв, улыбаясь озорной мордочке, - Кажется, мой выбор и не мог быть лучше. Щенок вывернулся из хватки, по-хозяйски потоптался по животу Лейва и, наконец, согласно тявкнул.