Стрелок Элен и дьявол

Дьявол ждал Элен на перекрестке, она сразу его узнала: он был высок, бледен и одет в черный костюм. У него не было ни рогов, ни копыт, ни хвоста, но она все равно его узнала — по глазам цвета безлунной ночи, и по взгляду, смотрящему прямо ей в душу. В остальном он казался самым обычным, похожим на бухгалтера, но костюм из черного твида на нем был с иголочки, совсем не то, что пыльный плащ Элен, ее выцветшая на солнце жилетка, старые штаны, и растоптанные, но такие удобные, расшитые змеями и цветами сапоги. — Ты успела, — радостно сказал дьявол, показав ей золотые часы, которые, зажав цепочку между пальцев, раскачивал в руке. Когда он захлопнул крышку, подбросив их в руке, часы, издав мелодичный звон, исчезли, и это был один из тех трюков, которые стоило от дьявола ожидать. Элен не сразу ему ответила, она ведь больше никуда не торопилась. Сначала она вытащила из кармана портсигар, потом достала из портсигара сигарету, потом, зажав сигарету в зубах, полезла за зажигалкой, но дьявол ее опередил: он щелкнул пальцами и прикурил ее сигарету от голубого огонька, заплясавшего на кончике его отросших ногтей. — Да, я успела, — подтвердила Элен, затянувшись, и выпустив из ноздрей по струйке сизого дыма. Вспомнив о миниатюре в медальоне у себя на шее, она скованно, словно против собственной воли, улыбнулась, и прижала руку к груди. Теперь с ее девочкой, в отличие от ее отца, все будет хорошо, и это значит, что сделка того стоила. Вдалеке послышались громовые раскаты, белые молнии зигзагами разламывали небо над скалами. Ветер, бивший Элен в лицо, был теплым и пах раскаленной за день прерией, только-только начавшей остывать к полуночи. Это была прекрасная ночь, чтобы умереть, и Элен была готова — смерти она никогда не боялась. — Ты всегда успеваешь. Самая быстрая рука на Диком Западе, — сказал дьявол, улыбнувшись, словно радуясь чему-то. Зубы у него были мелкие, но совсем человеческие, и руки, и волосы, и лицо, но от этого он не переставал быть дьяволом. Элен это знала, и оставалась начеку. — Теперь ты должен забрать мою душу, — сказала Элен, сунув руки в карманы, и глядя прямо перед собой. Ветер такой силы должен был попытаться сбить у нее шляпу с головы и вырвать сигарету изо рта, но вместо этого ветер мягко огибал ее, словно встречая невидимую преграду. Волосы дьявола даже не дрожали на ветру, как будто бы одного его присутствие здесь, на этом перекрестке, порождало затишье, и частью этого затишья стала Элен. — Но я не могу этого сделать, — ответил дьявол со все той же странной, рассеянной улыбкой, причин которой Элен не понимала. — Вернее, не хочу. — Разве ты можешь чего-то хотеть или не хотеть? — с сомнением спросила Элен, посмотрев на него. Если бы дьявол не был дьяволом, она бы решила, что он придуривается, но зачем было дьяволу придуриваться, разговаривая с ней, если он мог убить ее щелчком пальцев, как людей шерифа? — Не могу, — легко признался дьявол. — Я часть той силы, что вечно хочет блага и у которой вечно все выходит, как всегда. В сущности, я всего лишь функция, я выполняю грязную работу, ту, за которую не хотел браться никто другой. Я китайский Инь, я темная сторона готической луны, я — плод воображения богословов, а по сути — всего лишь скромный бюрократ... — Что ты такое болтаешь? — раздраженно перебила его Элен. — Так ты собираешься забирать мою душу или нет? Я готова. Вместо ответа дьявол вытянул руку и коснулся кончиков ее волос, но под ее строгим взглядом отдернул руку, извиняющеся улыбаясь. — В день, когда ты впервые убила, я пришел за тобой, потому что детина, стрелявший тебе в голову со спины, просто не мог промазать. Но я... немного это исправил, да. Ангел смерти был мной недоволен, но мы сочлись, в конце концов, твоя душа так или иначе отошла бы мне, а не ему, как и души всех убийц. — Я помню, — сощурилась Элен, поворачиваясь и следя за дьяволом, принявшимся зачем-то обходить ее кругом, взглядом, все еще не понимая, к чему он клонит. — Дробовик заклинило и он взорвался у него в руках. Никогда такого раньше не видела, подумала — чертовщина. Была права, — хмыкнула она, отчего-то тоже развеселившись. — Да, да! — обрадовался дьявол, как будто бы Элен сказала что-то на редкость замечательное. — Ты помнишь! А помнишь ту ночь, когда индейцы поймали тебя и хотели снять с тебя скальп? — Молния, — ахнула Элен. — Молния ударила прямо в шамана, который требовал моей крови! Это тоже был ты? — Я, — кивнул дьявол, проводя рукой над плечом Элен, но так его и не касаясь. — Я знаю, что ты сломала руку мужчине, который хотел прикоснуться к тебе в салуне. Я запомнил, что тебе это не нравится. Сама понимаешь, ты не можешь сломать мне руку, но я не хочу, чтобы ты думала, что, раз я дьявол, я буду соблазнять тебя похотливыми видениями развратных ласк и всем, что придумывают эти озабоченные пуритане. — Соблазнять? — Элен приподняла бровь. Она редко приподнимала бровь, но когда она приподнимала бровь, она была неотразима, и ее каштановые ресницы, и морщинки в уголках глаз, и загорелая кожа играли, словно на портрете настоящего художника. — Ты должен забрать мою душу, а вместо этого делаешь — что? Признаешься мне в любви? — Любовь, — вздохнул дьявол. — Боюсь, это слишком человеческая категория. Любовь — это жажда обладания. Я не говорю, что не хотел бы стереть мужчин, которые скрашивали твои ночи, — лицо дьявола потемнело, а между пальцев его полыхнул огонь, но, сжав руки в кулаки, он заставил огонь в них потухнуть, — в порошок, но это нарушило бы порядок дел, а я нарушал его ради тебя слишком часто. Но я часто вспоминаю о тебе, — дьявол протянул к ней руку, и она замерла в паре дюймов от лица Элен. — Как и о том, что ты была прекраснейшим из Ее творений, и Она любила тебя, как дочь. И, естественно, велела мне держаться от тебя подальше, потому что твое предназначение слишком высоко для кого-то, вроде меня. — Кто — она? — подозрительно спросила Элен. — Кто вообще может что-то приказать дьяволу? — Создательница, — просто ответил дьявол. — Создательница всего сущего. Неба, земли, моря, дня и ночи, и даже пуритан. Не думай, что я открываю тебе тайны мироздания просто так, наутро ты не вспомнишь ни о нашей встрече, ни об этом разговоре, но я просто хотел напомнить тебе о Ней и передать, что она все еще тебя очень любит, хотя и очень огорчена тем, что ты выбрала завязнуть в колесе Сансары вместо того, чтобы воссоединиться с Ней. Она просила передать, что ты все равно не сможешь им помочь, но отметила, что это не твоя вина, ведь ты очень, очень стараешься. — С кем — с Ней? Кто просила мне передать? — спросила Элен, чувствуя, как тревожное узнавание ширится у нее в груди, словно солнечная вспышка, и когда дьявол коснулся пальцем ее лба, ее мир взорвался, и космос развернулся перед ней, словно скатерть, усыпанная звездами, и она услышала прекраснейшую из симфоний, которую когда-либо рождала Вселенная. По щекам Элен заструились слезы, и тело ее за ненужностью рассыпалось звездной пылью, пока ее разум, пылая, летел на звук материнского голоса, до тех пор, пока дисгармония извне не вмешалась и не прервала ее полет. — Да, я соврал, — шепнул дьявол на несуществующее ухо Элен. — В конце концов, говорят, что я есть ложь и отец лжи, а репутацию надо поддерживать. Я никогда бы не посмел отнять твою душу, потому что она принадлежит Ей, и я принадлежу Ей, и все в этом мире принадлежит ей. А твоя дочь... Ее ждет великая судьба, но я прошу тебя сейчас подумать не о ней, а обо мне. Элен вздрогнула и открыла глаза. Она стояла на палубе теплохода, неторопливо рассекавшего густые, темные воды праматери всех рек, медленной и величавой, и только несколько грязной Миссисипи. Теплоход проплывал мимо Нового Орлеана, пылавшего, как елка на Рождество, и в черно-синем небе взрывались разноцветные салюты, которые зачаровали ту часть Элен, которая видела их только в детстве, и заставили улыбнуться ту безымянную женщину, что плыла на волнах космической музыки к своей Создательнице, ведь салюты показались ей бледным подобием той красоты, что царила в Ее обители. — Элен, — над перилами слева вытянулась рука в темном бархатном рукаве, сжимавшая бокал с шампанским, и справа вытянулась рука с еще одним бокалом. — В таких случаях люди обычно пьют разновидности игристых вин. Я подумал, что после твоего путешествия тебе понравится снова почувствовать себя человеком. Элен медленно повернулась и оказалась с дьяволом лицом к лицу, заставив его отступить на шаг, но не сразу: его ноздри задрожали, вдыхая аромат ее духов, и только тогда он отошел. Дьявол выглядел настоящим щеголем, снова в черном, на этот раз он был с головы до ног разодет в черные шелк и бархат, и на этот раз Элен кивнула ему, словно старому другу. Она взяла бокал из его руки, и, когда он поднял свой, они негромко чокнулись, пока фейерверки с оглушительным грохотом взрывались над рекой. — И что мы будем со всем этим делать? — спросила Элен, вольно облокотившись на перила. Она только заметила, что была одета во все белое, в то переливающееся, сверкающее белое, делавшее ее юбку похожей на сугроб, а корсаж словно покрытым сияющей изморозью. Белые перчатки на ее руках, обхватывая предплечья, обнажали ее длинные, загорелые пальцы, потемневшие от времени серебряные кольца на которых переливались первозданным блеском. — Мы? — дьявол сделал вид, что задумался. — Мы выпьем по бокалу, и полюбуемся фейерверком, а потом можем зайти в зал и немного сыграть, мне почему-то кажется, что сегодня нам будет везти. А потом... Потом я вернусь к своему ремеслу, за которое меня так проклинают, а ты — к своему: я буду собирать души грешников, а ты — отпускать грехи свинцовым причастием во славу Ее. На этот раз она недурно придумала, да? И никаких страданий, одним выстрелом — очень гуманно. — А потом? — спросила Элен, взяв дьявола за отвороты его сверкающего черного пиджака. На ощупь ткань была такой же приятной, как и на вид, и, хотя дьявол был все еще больше похож на состоятельного бухгалтера, чем на стрелка, он все еще оставался чертовски красивым мужчиной, и стоял прямо перед ней, и ночь была нежна, и на губах у него наверняка еще сохранился вкус дорогого шампанского, которого Элен в этой своей жизни попробовала в первый раз. После всего, что она увидела и услышала, голова у нее гудела, и сейчас она как никогда хотела забыться — в его объятиях. — Потом, — дьявол взял руки Элен в свои руки и медленно их поцеловал, каждый палец по отдельности, а потом положил их себе на лицо и, запрокинув голову назад, глубоко вздохнул. — Потом мы спустимся в каюту и я буду любить тебя всю ночь, пока не прокричат первые петухи. Против петухов я, увы, бессилен, она всегда дает мне такие короткие отпус... Элен закрыла ему рот ладонью и, внимательно посмотрев в его глаза, ставшие прозрачными, как лунный свет, от возбуждения, сказала: — Тогда нечего тратить время. Пусть эти, в зале, играют без нас.