Einmal ist Keinmal. © Милан Кундера, «Невыносимая легкость бытия».
I ~*~*~*~
Хогвартс — до невозможности светлое и радостное местечко, совсем не похожее на Принц-мэнор. Когда Северус оказывается здесь впервые, ему кажется, что он просто оглохнет и ослепнет от обилия голосов и огней. Ему кажется, что это — долгожданная свобода от оков традиций, стереотипов и страхов. Ему кажется, что здесь он обретет то, чего ему не хватало все эти годы, проведенные в стенах отчего дома покойной матери. Северус разочаровывается в первый же вечер. Не то чтобы он ждал чего-то совершенно необыкновенного, но происходящее не представляется таким уж сказочным. Разочарование от этого не ужасающе велико, но слишком горько для одиннадцатилетнего мальчика, последние несколько лет проведшего в окружении одних лишь книг и в сопровождении удушающей тишины. Это разочарование остается с ним навсегда. Северус нелюдим и замкнут. Он специально не стрижется коротко, чтобы никто не видел его пустых глаз. На уроках он сидит за партой всегда один, и все, что интересует его с самого первого дня (с первого разочарования) — учеба. Иногда он смотрит на то, как веселятся другие дети, но не испытывает ничего, кроме недоумения и опасения. Его это не тревожит. Северус часто бывает в библиотеке, где также часто молчит, наблюдая за сумасбродными гриффиндорцами поверх книжных страниц и надеясь на то, что вскоре мадемуазель Пинс выгонит их наконец взашей из помещения. Северус знает, что должен гордиться своей принадлежностью к древней чистокровной волшебной семье, но не ощущает ничего, кроме неприязни к человеку, который называет себя его дедом. Он не помнит, в каком поколении чистокровен по материнской линии, но точно знает, что окружающим его слизеринцам совершенно необязательно сообщать о том, что его отец — маггл по имени Тобиас Снейп. Да Северус, в общем, и не слишком хорошо помнит своего отца, чтобы заводить о нем какие бы то ни было беседы. Северус не хочет совсем ничего. Он занимается тем, чем занимался до этого дома, и просто ждет окончания учебного года. Его жизнь спокойна, монотонна и предсказуема. Его жизнь полностью устраивает его тем, что в ней отсутствуют какие-либо межличностные связи. Пока не появляется Джеймс Поттер. Именно он становится первым человеком, заронившим в разум Северуса мысль о том, что на самом деле вся его зиждущаяся на одиночестве безмятежность — не более чем удивительно красиво сотворенная им же самим иллюзия.«Даже несмотря на всю мою гордыню, мне кажется, что я хочу быть привязан к кому-то».
Эта мысль закрадывается в его голову уже после их первой встречи.~*~*~*~
Джеймсу двенадцать, и ему нравится видеть горящими обыкновенно такие непроницаемо-черные и холодные глаза своего противника. Северус — так зовут мрачного мальчика-слизеринца, за которым Джим наблюдает весь свой первый год обучения в Хогвартсе. Имя у мрачного мальчика такое же строгое, как и он сам, а его глаза так же темны, как его одежды. Северус — черная клякса на разноцветье хогвартского полотна, и Джеймсу нравится его чернота. Они разные. Джеймс Поттер осознает, что он — тот еще балагур и зазнайка, но также он осознает, что это именно та маска, которую он должен носить. Он не готовится к годовым экзаменам, но все равно становится в результате одним из лучших. Он специально оставляет за собой следы при совершении шалостей, чтобы быть наказанным. Он не думает, что Сириус Блэк — мальчик, оказавшийся по идее таким же, как он — против этих маленьких приземлений. Джеймсу Поттеру нравится быть тем, кем его все видят, и происходящее не внушает ему ни малейшего беспокойства. Хогвартс — это Рай, в который он пока имеет все права возвращаться, чтобы иметь возможность отстраняться от не приходящихся ему по нраву реалий внешнего мира. И Джеймс сюда возвращается — после рождественских и летних каникул. С воодушевлением и радостью. Сейчас и всегда. Потому что замок-черепаха кажется ему удивительно необъятным, и Джеймс знает, что всегда сможет найти здесь что-то, что ему позволит себя занять. Потому что он хочет показать эту необъятность и прелесть черному мальчику с пустыми глазами, который за весь предыдущий год не обмолвился с ним и словом. Джеймс не замечает заносчивых взглядов Сириуса, которые тот бросает на объект его интереса. Он знает, что пока они ни разу не говорили, Блэк никак не проявит своей… ревности? Это не так уж важно. Расти в теплом уютном доме среди любящих тебя людей — просто. Тебе позволяют делать все, что душе угодно. Потому что ты — единственный. Ты — желанный. Ты — неповторимый. Джеймс не знает, как относятся к черному мальчику со строгим именем его родственники, но тот не выглядит человеком, способным принять подобное обращение. Глаза у него слишком холодные, а спина — слишком напряженная и прямая. Странно и завораживающе наблюдать за человеком, который живет в ожидании того, что вот-вот его кто-то ударит. Уж в этом-то Джеймс знает толк. Знает — и хочет научить черного мальчика быть единственным. Желанным. Неповторимым. Именно поэтому решительно-насмешливый Джеймс нарочно сталкивается со строгим черным мальчиком в поезде первого сентября. Книги выпадают у Северуса из рук, и Джеймс победоносно улыбается, наступая ногой на одну из них. Ему двенадцать, и у него удивительно эксцентричные взгляды на многие вещи.«Вырасти — значит стать уязвимым».
Джим искренне надеется, что с черным мальчиком они смогут найти общий язык. И плевать, что Северус Принц, впервые встретившись с ним взглядом, считает, очевидно, совсем иначе.II ~*~*~*~
Северусу кажется, что за ним постоянно следят. В Большом Зале, в библиотеке, в Хогсмиде, в классе… Он вскидывает подбородок, как и подобает наследнику древнего рода, и предпочитает делать вид, что подобного не замечает. Его уже второй год упорно не желают оставлять в покое. Дни идут своим чередом — его книги падают с библиотечного стола, рассыпаясь пестрой мозаикой по полу, а сумка периодически отправляется в живописный полет с главной лестницы. Северус думает о том, как ему хочется раз и навсегда расправиться с мальчишкой по имени Джеймс, но заставляет себя с достоинством игнорировать какие-либо подначки. Северус убеждает себя в том, что не имеет желания отвечать. Чувствовать что-то помимо опасения и неприязни — странно. Джеймс Поттер — вихрастый солнечный мальчишка, которому нипочем наказания, Тролли и отработки. Он делает что вздумается и всегда — всегда — ведет себя как ребенок. Северуса раздражает его вездесущесть и манера совать нос не в свои дела. Северус ловит себя на том, что его это… что? веселит? Ему кажется, что Джеймс Поттер видит в нем кого-то большего, нежели просто человека, которого твердо решил вывести из себя. Соперника? Противника? Друга? Дружба — такое странное слово. Такое же странное, как и теплота, впрочем. Правила этой игры просты, но нет гарантий, что они не изменятся в самый неожиданный момент. Если у тебя нет точного перечня запрещенных приемов, как узнать, в какой момент все закончится? Да и нужно ли вообще играть честно, без запрещенных приемов? Северус — слизеринец, но он не ощущает никакого желания изворачиваться и хитрить. Только скрывать блеск черных холодных глаз и не давать возможности заметить, что противник уже нашел его слабую точку. Разбитое вдребезги одиночество сиротливо звенит осколками. Северус не помнит, в какой именно момент принимает неизвестные правила до конца не понятной ему игры. Он просто считает, что Принцы не вправе пасовать и сдаваться, а свою принадлежность к этой семье ему когда-нибудь все равно придется оправдывать. Почему не начать сейчас? Сириус Блэк реагирует на это странно. Северус ощущает себя скалой, о которую в бессильном гневе в штормовую погоду бьются морские волны. И в данном случае Сириус — это волна. Северусу кажется, что блэковский отпрыск ревнует к нему своего друга, но Джеймс (который как ветер, успевающий тут и там) совершенно этого не замечает. Или замечает, но продолжает молчать об этом. Однажды Северус откладывает учебник по чарам ради наблюдения за мародерской троицей и почти тут же узнает, что Джеймс Поттер на самом деле много чего скрывает. Возможно, такое же необоримое одиночество, какое одолевает самого Северуса? Это предположение выглядит еще более странным, чем зарождение удивительно восхитительной вражды между ними, но оно вполне вероятно.«Как можно оставаться одиноким даже в окружении друзей?»
Северус ловит себя на том, что щурится, вглядываясь в вихрастую макушку солнечного мальчишки, и понимает, что не в силах отвести взгляд. Может быть это опять же ему только кажется, но непрекращающаяся октябрьская промозглость, прежде прочно обосновавшаяся в его теле, медленно отступает.~*~*~*~
Джеймс чувствует, что в окружении Ремуса и Сириуса ему слишком тесно. Он не знает, как развернуться рядом с ними в полную мощь. Он не думает, что сможет развернуться с ними в полную мощь. Что сможет не оставлять следов после шалостей. Что сможет быть безоговорочно первым на экзаменах. Что сможет… что? Он не может довериться людям, которые его толком-то не изучили. И — почему-то доверяется человеку, который его даже знать не хочет. Джеймсу четырнадцать лет, а он уже ощущает себя старым, безумно старым. Это настолько странно и ненормально для людей его возраста, что поначалу это его коробит и пугает. Он хочет отвлечься от этого. Он летает. Он плетет магические ловушки для привидений. Он заканчивает — исключительно ради Ремуса — свое анимагическое превращение. Но — не ощущает обычного настигающего его после какой-либо проделки мимолетного облегчения. — Эй, Нюниус! Джеймса выворачивает от того, как Сириус обращается к черному мальчику со строгим именем. И еще больше его выворачивает от того, что Сириус получает от Северуса куда больше отдачи, чем он сам. — Чего тебе, Блэк? Может быть, стоит быть несколько жестче в своих знаках внимания? Разбросанных книг и летающих сумок в последнее время явно становится недостаточно для того, чтобы заставить черные пустые глаза Северуса сверкать. Однако проблема в том, что Джеймс совершенно не ощущает в себе сил и желания совершать что-то действительно жестокое по отношению к черному мальчику. Именно поэтому он продолжает просто за ним наблюдать. Наблюдать — и поджимать губы при виде промелькнувшей в выражении его лица злости. Всего секунда — и очередная маска. Сириусу это явно не нравится еще больше, чем ему самому. Ледяное спокойствие Северуса всегда его раздражало. Джеймс молча стоит у поворота в другой коридор, когда Бродяга резко дергает черного мальчика к себе и вжимает в стену, чтобы склониться к его шее и прикусить бледную до белизны кожу. Джеймс знает, что Ремус в этот момент тоже сжимает в кулаки руки. Они оба страдают — каждый о своем человеке. Когда Сириус отстраняется, у Северуса гневно сверкают глаза, дрожат губы, пылают щеки. И смотрит он не на очевидно довольного подобной реакцией Блэка, а почему-то на Джеймса. Смотрит — и в злобе щурится. — Издевки переходят на новый уровень, Поттер? Решил натравить на меня своих верных псин?! Ответа он не дожидается — подхватывает сумку и срывается с места, бросаясь прочь из людного коридора. А Джеймс — Джеймс бросается вслед за ним. Бежит сломя голову, стискивая от злобы зубы и обещая себе, что им с Сириусом еще предстоит на эту тему очень серьезный разговор. Потому что никто не смеет так прикасаться к Северусу и доводить его до бешенства — и до слез. Кроме самого Джима, конечно. Но Джим слишком увлечен черным мальчиком, чтобы начать задевать его настолько сильно. Джим слишком одинок в толпе, чтобы терять свой последний шанс на уют и спокойствие в этой жизни.«Где ты? Останься на моей стороне. Пожалуйста».
Свою цель Поттер настигает в самом буквальном смысле — врезается в спину отчего-то на секунду остановившегося юноши и налетает вместе с ним на стену. И — смеется до плача, сжимая его в руках.III ~*~*~*~
Джеймс целуется так восхитительно, что у Северуса всегда против воли на секунду подкашиваются колени. Они зажимаются по темным углам, гремят доспехами не хуже Пивза, скрываются за книжными стеллажами в библиотеке и закрываются в пустых классах… Северус чувствует, как вспухают и краснеют его тонкие губы, и непрерывно облизывается, зная, что прижимающего его к стене Поттера это только забавляет и распаляет, но все равно не имея сил и желания остановиться. Северусу пятнадцать — самый возраст для любовных ночных похождений и обниманий с девчонками по углам. Самый возраст для того, чтобы с ужасом и восторгом ощущать, как руки вездесущего Поттера гладят его под мантией, и сладко закусывать изнутри щеку, как бы случайно подставляясь под ласковые прикосновения. У Северуса вся голова забита Поттером. И — темными искусствами. И Северус не знает, что для него важнее. Поттер выдергивает полы рубашки у него из брюк и забирается горячими ладонями под черную ткань. Северусу некстати вспоминается дурацкая шутка про черную-черную комнату, и он поджимает губы, давя в себе желание нервно расхохотаться и непроизвольно напрягаясь всем телом. Ему хочется звать невыносимого Поттера по имени, потому что Поттер зовет его Северусом, но имя для Северуса — это такая граница, которую ни в коем случае не стоит переступать. И все-таки. Позвать тихо, протяжно, с придыханием. «Джеймс…» Джеймс опускается на колени, звякает пряжкой его брючного ремня, и буквально спустя пару секунд Северус захлебывается стоном. Потому что сосет Поттер как целуется — так, что ноги подкашиваются. Горячо дышит, вылизывает яички, проникает в отверстие уретры кончиком языка, раздразнивая и заставляя дергаться, и явно получает от всего происходящего подлинное удовольствие. Северус сглатывает вязкую слюну и откидывает голову на стену, ощутимо ударяясь затылком о каменную кладку — безуспешно стараясь привести себя в чувство и не преуспевая в этом. О какой магии можно думать в такие моменты? О каких темных заклинаниях, о каких зельях? О каких обязанностях и чистокровности? О чем в такие моменты вообще можно думать? Северус подается навстречу принимающему его рту и сладко всхлипывает, до конца не веря в то, что воспроизводимые звуки принадлежат ему. Потому что никогда раньше так не звучал. У Джеймса юркий шершавый язык, встрепанные волосы, лихорадочно сверкающие глаза и блестящий от пота лоб. Он горячий, ласковый, упрямый и наглый. И с ним тепло.«Жаждать тепла можно не только потому, что утратил его — еще потому, что никогда не имел».
Северус протяжно и громко стонет, вцепляясь длинными пальцами в вихры стоящего перед ним на коленях Поттера, и чувствует, как горячие улыбающиеся губы плотно обхватывают головку его члена. — Джеймс…~*~*~*~
Джеймс не знает, куда кидаться в первую очередь. Северус испуган, совершенно точно испуган, но показывать этого явно не собирается. Полная луна, висящая в небе, такая издевательски желтоватая, что Джеймсу тошно. Потому что Северус лежит почти без движения в одной части комнаты, а Ремус — в другой. Ремус в своей волчьей ипостаси. Джеймс не знает, о чем Сириус думал, провокациями заманивая сюда черного мальчика, и не уверен, что хочет знать. Потому что оборотень едва не укусил Северуса (к счастью, только в бешенстве отбросил от себя к противоположной стене), а Северус в ответ поразил его режущим проклятием собственного изобретения. Это проклятие Северус как-то показывал Джеймсу. Тогда он сказал, что оно «от врагов». Сейчас Джеймс кусает губы и не знает, что нужно выбрать, кому помочь в первую очередь — истекающему кровью огромному волкодаву или черному мальчику, у которого, скорее всего, сотрясение. И когда он приходит к ответу, то знает, что назад пути у него больше уже не будет. Ремус во множестве покрыт тонкими глубокими порезами, из которых сочится кровь. Он скулит и огрызается на каждое самое незначительное прикосновение, и Джеймсу страшно, ужасно страшно, что друг, не осознавая, кто перед ним, может его укусить. Оленьими копытами раны не обработаешь, но радует хотя бы то (Джим сам себя проклинает за эту неправильную, предательскую, трусливую радость), что Ремус в таком состоянии толком-то не способен двигаться. Сириус стоит здесь, за его спиной, и Джеймс знает, что он хочет что-то ему сказать, но понятия не имеет, сможет ли ответить сейчас хоть что-нибудь. Два дорогих ему человека находятся в смертельной опасности, а виноват в этом третий дорогой ему человек. Джеймсу сложно контролировать свои эмоции и порывы, поэтому он молчит. «Молчи. Ради всего святого, молчи». Он не знает, кого просит об этом — себя или Сириуса. Потому что сейчас — вот сейчас — прийти может конец всему. Хогвартс больше не кажется Джеймсу местом, в которое хочется возвращаться. Его Рай осквернен кровью, и он не знает, сможет ли когда-нибудь с этим смириться. Им с Сириусом нужно будет поговорить, очень серьезно поговорить. Потому что Сириус Джеймсу — друг, брат и советчик, а иначе не может быть. Но Джеймсу кажется, что в этот раз уже он должен что-то Сириусу посоветовать. Самое малое — пожалуй, чтобы тот больше не совершал глупостей. Особенно — таких, как сейчас. Когда они все выбираются из Визжащей Хижины, на улице светает, а луна неспешно идет на убыль. Сириус придерживает еле идущего Ремуса и смотрит на него виновато, устало и как-то настолько ошеломленно, словно сегодня увидел впервые в жизни. Северус… Северус ни на кого не смотрит. Они расстаются у входа в замок. Сириус ведет Ремуса в Гриффиндорскую Башню, а Джеймс остается на открытой террасе рядом с черным мальчиком. Остается — и смотрит на него — выжидающе, несмело и настороженно. — Лучше бы я тебя никогда не знал, — тихо и хрипло говорит Северус, сжимая в кулаки руки и упрямо не глядя ему в глаза. Джеймс мотает головой, шумно выдыхает и крепко стискивает его в объятиях, улавливая чутким носом запах пыли, пота и почему-то лаванды.«Не покидай меня».
Они оба молчат даже когда Джеймс немного приходит в себя и осыпает порывистыми поцелуями лицо вздрагивающего от каждого прикосновения черного мальчика. Тогда все вроде бы возвращается на круги своя, но Джим отчего-то знает (чувствует), что стена между ним и Северусом выросла в тот момент, когда в Визжащей Хижине он выбрал не его.IV ~*~*~*~
Северус знает, что эта дорога — в один конец. Ему семнадцать, и теперь он может колдовать без надзора старших, что некоторым образом развязывает ему руки в свете тех событий, которые только должны произойти. Северус знает, что это великая честь для большинства слизеринцев, но также и понимает, что это тяжкое бремя. Он не знает, готов ли принять это бремя, потому что о чести с недавнего времени задумывается в последнюю очередь, и сомневается. Хотя что, казалось бы, сомневаться? Северус — зельевар, и это во многом определяет его интересы и увлечения. Много ли интересных зелий можно сварить под надзором Министерства, которое не будет спускать глаз с неопытного, по их мнению, новичка? Следование за приверженцами чистокровности откроет новые перспективы. Люциус присылает патронуса еженедельно, сообщая о последних новостях в рядах соратников Пожирателей Смерти, Регулус недавно показал письмо, в котором Орион Блэк обещает свою протекцию, а Леберт Принц доволен действиями своего грязнокрового внука. Северус знает, что, с точки зрения аристократии, к которой принадлежит, поступает правильно, однако почему-то все равно стоит на Астрономической Башне и ищуще смотрит на Запретный лес, словно пытаясь увидеть ответ в окутывающем его тумане. Принятие Темной Метки — большая честь для приверженца взглядов Темного Лорда, и далеко не каждый чистокровный волшебник удостаивается этой чести. Но есть проблема. Северус кусает губы и стучит пальцами по каменному парапету. Джеймс Поттер. Наивно думать, что этот человек одобрит его стремления и желания, и хотя Северус понятия не имеет, когда это для него мнение этого взбалмошного мечтательного мальчишки вдруг стало считаться важным, он отчего-то не может его не учитывать. Впрочем, Джеймс Поттер, не к ночи его помянуть, а ко дню, появляется на Астрономической Башне совсем скоро хотя бы по той причине, что сам попросил о встрече. Шум его приближения гулким эхом отдается на лестнице, и Северус поджимает губы, неприятно удивляясь тому, что стал узнавать даже его шаги. — Северус? Оборачиваться нет никакого желания, но Принцы обязаны встречать неприятности лицом к лицу. Именно поэтому Северус и оборачивается, тут же натыкаясь на полный беспокойства и опасения взгляд. Джеймс Поттер никогда не отличался сдержанностью, так происходит и в этот раз. — Я знаю, что творится в этом гадюшнике! — горячо и без перехода заявляет он. О чем идет речь, и без объяснений ясно. — Они вербуют несовершеннолетних волшебников! Обещают им деньги, признание и славу! Они лгут! И ты согласен с этим?! Северус молчит; на лице его играют желваки, но он молчит, потому что хотел поговорить, объяснить… В первый раз в жизни он хотел с кем-то поговорить о нечто настолько важном, и вот теперь ему не дают вставить даже слова в защиту своей позиции! Впрочем, спорить с Поттером было всегда бесполезным делом. Джеймс затухает так же внезапно, как распаляется. — Только не говори мне, что ты согласен с этим, — устало и тихо просит он, глядя ему в лицо. Северус молчит, зная, что его ответ собеседнику не понравится, но не может ничего с этим поделать. — Согласен, — наконец произносит он. Под прожигающим взглядом Поттера хочется провалиться сквозь землю или спалить себя прямо на этом месте, но… Северус знает, что ему нужно, и что он должен делать. — Ты не можешь! — после минуты молчания провозглашает Джеймс. — Это ведь значит… значит, что мы враги! — Что же… — Северус кажется себе неоправданно и как-то фальшиво пафосным. — Да будет так. Больше им говорить, по всей видимости, не о чем.«Я тебя не забуду».
Когда Северус обходит Поттера и поворачивается к нему (вероятно, в последний раз) спиной, намереваясь оставить его на Астрономической Башне в одиночестве, он ощущает себя невообразимо паршиво.~*~*~*~
Джеймс не чувствует себя взрослым. Его родителей уже нет на свете, а ему самому уже год как исполнилось семнадцать, но он не чувствует себя взрослым. Война, она… Она людей вроде как меняет, но иногда Джеймсу кажется, что к нему это не относится. Он чувствует себя не взрослым, закаленным и опытным (хотя уже успел пройти стажировку в аврорскую школу методом регулярных вылазок на место действия Пожирателей), а маленьким, одиноким и искалеченным. Ребенком, у которого детство отняли. У которого мечту отняли. У которого человека, который мог бы стать ему всем — отняли. Джеймс не считает это справедливым или несправедливым — взгляды на мир у него всегда были эксцентричные, с самого детства, однако иногда ему хочется закричать от разрывающего его на части одиночества и рвущейся из него темноты, тщетно ищущей выход. Джеймс чувствует себя одиноким, когда смотрит, как Бродяга мягко хлопает Ремуса по плечу и смеется — не как обычно, а так… не громко и не весело, но завораживающе сладко и заразительно. В другое время Джиму захотелось бы вместе с ним засмеяться, чтобы весь мрак как рукой сняло, но он кутается в мантию и молчит. Лунатик тихо смеется в унисон Сириусу, и Джим чувствует себя лишним. И Джим… остается. Неприятно чувствовать себя лишним. Столь же неприятно, сколь сдерживать все эти годы свой определенно не самый покладистый норов. Джеймс помнит, что случилось после инцидента в Визжащей Хижине. Помнит — и не хочет зацикливаться на этом, но не зацикливаться не получается. Иногда он думает, что если бы Бродяга не заманил Северуса туда, что если бы… если бы всего того, что произошло там — не произошло… Иногда он думает, что ненавидит Бродягу. А потом сжимает зубы, трясет головой и поднимается с насиженного места, потому что даже в засаде надо периодически делать обход подконтрольной местности, и на этот раз совершать этот злосчастный обход его очередь. Нельзя сказать, что Джеймс чувствует себя паршиво. Его дни одинаковые до такой степени, что он в них теряется — теряется в часах, днях, неделях… Это ли не паршиво? Но Джеймс… Джеймс ощущает себя иначе. Полым. Неполноценным. Выпотрошенным. Внутри него — пустота. Впрочем, Джеймсу кажется, что за исключением определенных моментов внутри него всегда была пустота. С самого детства. Можно считать, что его это даже устраивало в какой-то мере. Когда-то. Когда он с интересом наблюдал за тем, как его сокурсники стараются преуспеть в нескольких областях магии одинаково хорошо, гробя на это все свое время и все равно не получая никаких особенных улучшений, тогда как ему самому учеба давалась очень легко. Внутри Джеймса была пустота, и ему было хорошо. А потом появился Северус. Нет, конечно же, он появился, когда Джиму было одиннадцать потому что впервые они столкнулись на церемонии распределения. Но тогда Джиму было просто интересно, как мальчишка, сразу приглянувшийся ему ничего не выражающим взглядом, будет вести себя рядом с ним. Сейчас, когда Северуса больше нет рядом, Джеймсу кажется, что его собственная пустота разъедает его изнутри.«Я не хочу исчезать».
Джеймс снова — в который раз за последние два часа — трясет головой, заставляя себя хоть на какое-то время отвлечься от этого бесконечного и уже давно такого ненавистного ему саможаления, и достает из кобуры палочку.V ~*~*~*~
Когда Регулус говорит ему про несостоятельность Волан-де-Морта в первый раз, Северус не сразу верит. Темный Лорд не приведет аристократов к величию, утверждает отпрыск «благороднейшего и древнейшего» семейства Блэк, его заботит только собственное благополучие, но насколько благополучным может быть человек, который никогда ничего не имел? Слушать такие речи от Регулуса, только недавно буквально боготворящего Темного Лорда, странно, но от этого не менее настораживающе. Должно же быть что-то, что заставило его передумать? Подспудно, задавая этот вопрос, Северус надеется, что названной причины будет достаточно, чтобы убедить его. Когда ему становится известно про крестражи, Северус содрогается от того, какими страшными оказываются его перспективы. Потому что Темный Лорд сразу превращается в психопата, который когда-то давно расколол свою душу на несколько частей, а все его действия становятся не более чем угодой собственному эго. Северус знает, что ему стоило бы поговорить с Джеймсом (и это, по правде говоря, то, чего он больше всего хочет последние пару лет), но он слишком горд, чтобы признавать свои ошибки, а Поттер — слишком идеалистичен в отношении понятий о добре и зле. Именно поэтому, наверное, Северус и соглашается с Регулусом по поводу того, что стоит смолчать о происходящем и начать искать крестражи самостоятельно. Потому что в жизни Регулуса тоже есть человек, с которым тот хочет поговорить, но не осмелится сделать этого из-за неминуемого града язвительных насмешек, которого обязательно удостоится. Такого его аристократическая гордость (гордыня) не выдержит. Именно поэтому вскоре Регулус вдруг резко исчезает, в принесенной совой записке прося дождаться его, прежде чем что-то предпринимать, а Северус остается на месте и ведет привычный вроде бы образ жизни — варит целебные зелья для раненых Пожирателей, участвует в вылазках и в стычках с людьми Ордена Феникса… И однажды встречает в одной из таких стычек Джеймса Поттера, судорожно оглядывающегося в поисках кого-то неопределенного. «Псину свою потерял?» Оглушенный присутствием Поттера среди людей Ордена как таковым, Северус не сразу понимает, что Сириус Блэк стоит неподалеку. Тогда кого же выискивает взглядом Поттер? Уж не свою ли новую цель? От осознания этого Северус стискивает зубы и незаметно отходит за спину Розье, чтобы не попасть в поле зрения своего… кого? любовника? Думать об этом в таком ключе, право слова, странно. Впрочем, еще более странно внезапно ловить себя на ревности, сомнениях и екающем сердце спустя полтора года после того, как не видел человека, который давал возможность ранее ощутить такие эмоции. Надо ли говорить, что когда Регулус возвращается из своего таинственного путешествия в отвратительном состоянии да еще и в компании своего домового эльфа, Северус все-таки предлагает ему обратиться к Дамблдору? Он не знает, что заставляет друга не затевать спора, и не стремится спрашивать. В конце концов, он знает (хотя и старается лишний раз об этом не думать), что для него самого разговор с директором Хогвартса — всего лишь предлог. И на данный момент ему этого с лихвой хватает. «Ты победил, Поттер». Когда Северус поднимается по знакомой лестнице в директорский кабинет, он еще не знает, что его ждет.~*~*~*~
Джеймс не знает, чего он ждет. Он находится в директорском кабинете один на один с его хозяином уже с четверть часа, и все, что сказал ему Дамблдор — это то, что они ждут какого-то гостя. Красивая, но бесполезная безделушка у мага на столе весело позвякивает, разгоняя тишину, а феникс по своему обыкновению чистит перья и негромко курлычет что-то. Идилличность этого помещения всегда напрягала Джеймса, и этот визит к директору не становится исключением. — Терпение, Джеймс, терпение, — мягко улыбается Дамблдор, и приходится разжать пальцы, стиснувшие подлокотник кресла. Джеймс не улавливает, в какой момент тишина комнаты нарушается едва слышным скрипом двери. На тот момент он уже до такой степени утопает в кресле, что почти погружается в дрему. Именно поэтому от звука знакомого голоса его буквально встряхивает. Северус стоит в дверях директорского кабинета. Прямой — как палку проглотил. И — отчужденный. Джеймс, когда выныривает из кресла, чтобы посмотреть, кто пришел, даже не берется судить, заметили ли его. — Северус, мальчик мой! — директор радушно улыбается гостю, и Джеймсу кажется, что все это было как-то спланировано. Он не понимает. Он просто не понимает. Ведь Северус — Пожиратель Смерти. Неужели он… Неужели… — Как я понимаю, — между тем, продолжает Дамблдор с этой свойственной ему деликатной полувопросительной интонацией, — ты хочешь о чем-то рассказать мне? — Иначе я сюда бы и не пришел, господин директор, — холодно отзывается Северус и принимает предложение присесть для пущего удобства в разговоре. Он говорит о страшных вещах. Как выходец старой семьи, Джеймс знает о том, что такое крестражи, но слова Северуса не укладываются у него в голове. Впрочем, вернее было бы сказать, что сейчас у него ничто не уложилось бы в голове. Потому что Северус Принц сейчас сидит здесь и у него на глазах предает своего кумира — человека, из-за которого они стоят по разные стороны баррикад. Когда речь заходит о первом найденном крестраже — и о Регулусе, Джеймса снова встряхивает. Ведь это важно, и об этом надо будет в обязательном порядке рассказать Бродяге. А вот когда директор предлагает Северусу шпионскую деятельность во Внутреннем Кругу Волан-де-Морта, Джеймс холодеет. И еще хуже ему становится, когда Северус соглашается. Из директорского кабинета спустя час они выходят вместе. Северус молчит и вроде бы не собирается затевать беседу, а Джеймс… Джеймс просто смотрит на него и не может оторвать взгляда от обострившихся черт и поджатых губ. Когда они заворачивают в коридор (ведущий почему-то к подъему на Астрономическую Башню), он не выдерживает. Губы у Северуса по-прежнему лихорадочно горячие и покусанные, а сам он удивительно податливый и покорный. Как хорошо, что в школе сейчас нет детей, думает Джеймс, когда Северус запускает пальцы в его волосы и приоткрывает рот. Наконец-то, господи, наконец-то, думает он, когда его прижимают к стенке. Губы у Северуса чуть заметно дрожащие, словно он силится сказать что-то и не может, и блестящие от слюны, а глаза — темные и затягивающие. Джеймс неверяще улыбается нахлынувшему на него посреди этой войны счастью и с головой бросается в омут.~*~*~*~ «Будущее зависит от нас самих, и поэтому его нельзя предсказать».