Menage a trois

- В нашем доме, как в дурдоме, - отстраненно изрекла Таня как-то утром за чашечкой чая. Повод для таких пессимистичных рассуждений, кстати, был, но так как момент для лирических отступлений был определенно неподходящий, ни Ванька, ни Глеб внимания на неё не обратили. Оба они были заняты, причем это еще мягко сказано. Первый как раз торопливо, если не истерически, пытался сделать хоть что-то с внезапно прорвавшим краном и его сдушеная ругань с ванной заставляла Таню время от времени краснеть. Прыгающий рядом с папой черноволосый мальчик явно же наслаждался ситуацией и вместо того, чтобы помогать вытирать воду, больше мешался и тихонько хихикал над чем-то известным только ему. Глеб же успевал куда больше: быстро перебирая пальцами, он заплетал аккуратненькие косички их белокурой старшей дочери, на ходу разбирался с задачами по математике, склоняясь над учебником, и краем глаза следил за макаронами, кипящими на плите. Гроттер всегда поражалась универсальности своих мальчиков в бытовых делах, хотя до совместной жизни с ними честно верила, что только девушки могут жарить яичницу, болтать по телефону, красить ногти, делать операцию на открытом сердце и просто пинать балду одновременно. - Па, слушай: конец света должен наступить в пятницу, но сегодня только воскресенье. Сколько дней остается до конца света? - Глеб! – в конце концов не выдержал Валялкин, показываясь из ванной. - Чего ты орешь? – недовольно, но, впрочем, беззлобно, отозвался Бейбарсов, сливая воду с макарон. – Не видишь, тут конец света, а ты орешь. Таня с наслаждением потянулась, никак не реагируя на хаос в доме. Еще как минимум месяца два она может с чистой совестью отлынивать от любой работы по дому, посвящать себя любимым делам и не переживать по пустякам. Правда, это была лишь малая часть того, что заставляло её радоваться своему нынешнему состоянию. Скоро на свет должен был появиться малыш, их общий четвертый ребенок, и оглаживая свой округлевший живот, Таня понимала, что жизнь прожита не зря. - Слава Богу! – послышался облегченный вздох Ваньки, когда звук бегущей воды наконец затих. - Слава мне, – досадливо крякнул Глеб, снова появляясь перед медитирующим взглядом жены уже в мокрой футболке. – За стол уже садитесь, хватить мельтешить. Быстро разлаживающий столовые принадлежности, он казался Тане чертовски привлекательным, но когда на пороге появился растрепанный маечник с их самым младшеньким сыном на руках, то она поняла, что самый милый для неё именно Ванька. «Вот блин, ну кого же я люблю больше? – в сотый, если не тысячный, раз подумала она. – Глеба или Ваню? Ваню или Глеба?» Надо сказать, её мужчины ответ на этот вопрос знали уже давно – себя Танька любит, только себя. Но во-первых, только попробуй скажи ей об этом, а во-вторых, да какая разница? Они счастливы все вместе, пусть и втроем, и у них уже есть дети, общий дом и общая жизнь. Что уж тут делить. Да и их рыжеволосая богиня рядом и любит их поровну – не в этом ли семейная гармония? Усадив рыжеволосого малыша Фео на детский стульчик, Ванька снова закопошился в поисках кружечки. Таня упивалась спокойствием дальше, рассеяно поглаживая живот. Её старший сын вдохновлено швырялся кусочками макарон в сестру. Та только фыркала, склонившись над учебником. - Лео, не мешай. Пожарных учат надевать штаны за тpи секунды. Сколько штанов успеет надеть хорошо обученный пожарный за пять минут? Ванька захохотал, взъерошивая тщательно заплетенные волосы дочки. Глеб ненадолго завис, размышляя над услышанным. - Издеваешься? - Ага, – широко улыбнулась точная копия Валялкина. - Пап, нам учительница задала написать сказку о своей семье, но я не знаю, что именно написать, – пожаловалась Соня, крепко держа Глеба за руку, когда они возвращались домой. - Ну, напиши о том, что наша мама когда-то была маленькой волшебницей, такой же рыжей и красивой, как и сегодня, – улыбнувшись предложил Бейбарсов. – И в неё влюбились сразу двое: добрый и отважный принц и злой колдун. Что они только не делали, чтобы завладеть благосклонностью рыжей ведьмочки: и зельями её опаивали, и всякие странные цветочки ей дарили, и дрались друг с другом на дуэли. Но спустя годы волшебница их огорошила – сказала, что старались они не напрасно и она полюбила. Правда, не лучшего из них, а обоих. И так мама подарила смелому принцу, то есть папе Ване, тебя, а злому колдуну, то есть мне, твоего братца Лео. И жили они счастливо, и помирать в ближайшее время не собирались. Назовешь «Наша любящая шведская семья». Только напиши, что колдун спал в гробу – пусть все будет готично, – подмигнул он Соне, уже подходя к квартире. Тот, кто стоял возле двери, заставил Глеба удивленно вскинуть бровь. – Ах да. Как я и забыл. Очкастый дракон в той сказке тоже был. - Мама! - Ой, Глеб, что-то вы сегодня рано! – радостно воскликнула Таня, открывая свои объятья для дорогой доченьки. Явно удивившийся Пуппер обернулся, вглядываясь в знакомые черты бывшего некромага. На его лице быстро промелькнуло что-то вроде испуга или даже негодования, но он скоро взял себя в руки и вполне приветливо улыбнулся. - Здравствуй, Глеб! Как поживаешь? - И тебе не болеть, Гурий, – немного высокомерно протянул Глеб, кривя губы. – Спасибо, все хорошо. По крайней мере, было до твоего появления. Какими судьбами? - Да так, - беспечно отозвался Пуппер, – осведомиться о здоровье Тани заходил. - Ну и как? – мягко поинтересовался Глеб, но что-то было в его позе угрожающее, опасное – совсем как в прежнее времена. - Как вижу, у неё все в порядке, поэтому уже ухожу. Он кивнул на прощанье и быстро ретировался, явно не желая идти на конфликт с Бейбарсовым. Тот только деланно равнодушно хмыкнул, провожая гостья взглядом, и зашел в гостиную. Таня уже отправила дочку мыть руки, а сама искала, куда бы поставить букет. - Ну и зачем он приходил? – наконец холодно спросил мужчина. - Просто поболтать, ничего серьезного, – немного испугано ответила Таня, вытирая приглянувшуюся вазу. – Брось, неужели ты подумал… - И давно он так заходит? – не слушая жену, напряженно полюбопытствовал он. - Да ты что, первый раз, я и сама не ожидала! Гроттер явно смутилась еще больше, не зная, куда девать глаза. Ей почему-то было жутко стыдно, будто это она сама сюда Гурия притащила, и она не знала от чего это мерзкое чувство. Но куда больше её обижало недоверие Глеба. Неужели нельзя относиться ко всему этому попроще? - И цветы он тоже просто так принес? - Так, Бейбарсов, в чем ты меня обвиняешь?! – вспылила Таня. – Если ты думаешь, что мы здесь предавались любовным утехам, то ты просто сказочный идиот. Я никогда бы не сделала ничего подобного, ты должен был бы уже это понять. Если ты не доверяешь мне, то какой смысл в наших отношениях? А на счет цветов, то вспомни, когда вы с Ванькой в последний раз дарили мне цветы. Кому уж здесь и надо возмущаться и ревновать, так это мне. Она гордо развернулась и ушла к детям, не намереваясь продолжать разговор. Глеб же чувствовал себя так, будто его ударили. Он честно пытался научиться доверию уже много лет, но почему-то снова и снова ревновал Таню. Он показывал это редко, зная, как такие выпады не нравятся Гроттер, но мысли о том, что рано или поздно Таня оставит его ради кого-то другого, все равно крутились в голове. Скорее всего, рождались эти мысли на переживаниях, тщательно скрытых и от других, и даже от самого себя, связанных с его потерей магии. Он больше не чувствовал себя полноценным, хоть как не утешал себя, что все в порядке, он уже прекрасно научился жить и без колдовских штучек, а мир не вертится только на них. Но подозрения все равно грызли душу, и он каждый день спрашивал себя, что же в нем такого, что Таня до сих пор любит его? А может они вместе только из-за детей? Тяжело упав на диван Глеб скрестил руки на груди, надеясь успокоиться и разобраться сначала в самом себе, а потом и с женой. Сам того не осознавая он ждал маечника, ведь тот всегда умел разрядить обстановку. Ванька приходил с работы значительно позже, когда уже начинало темнеть, и сразу же устало валился на диван отдохнуть хотя бы минут десять, пока либо детвора не захочет играть, либо Таня не позовет к ужину. Сегодня же диван был наглым образом занят Бейбарсовым. Тот сидел с редким выражением всемирной печали на лице, и Ваня не решился его сгонять. - Ты чего такой кислый? - С Таней поссорился, – коротко ответил Глеб, отворачиваясь. - Снова не смог найти для неё мела? – усмехнулся Валялькин, вспоминая редкие, но меткие капризы жены. – Печенья со вкусом ананаса? Пирога в форме бурундука? - Не смешно, – обижено отрезал Глеб. – Пуппер к нам приходил. И некоторые вопросы на счет его пребывания здесь вызвали у Тани приступ гнева. Ваня вздохнул. Он примерно представлял допрос, который наверняка устроил Бейбарсов на эмоциях, но упрекать все-таки не спешил. Наверное, присутствие Пуппера смутило бы и его самого. - Ладно, я поговорю с Таней, – пообещал Валялкин, – но ты будешь мне должен. Глеб только кивнул, но его лицо едва заметно просветлело. Он не любил мириться, даже с Гроттер, тогда как непрошибаемый моралист Ванька находил в этом что-то успокаивающее. Правда, в этот раз Ваньке было немного не по себе – из-за Пуппера они сорились впервые. Расстроенная Таня лежала на кровати, бережно обнимая свой круглый живот, и мурлыкая какую-то мелодию себе под нос. Она была такой милой и беззащитной, что Ваньке хотелось зацеловать её, обнять и никогда не отпускать. Каждый раз Таня сама того не зная наполняла его каким-то непонятным теплом и чувством счастья, и Ване казалось, что он большой сосуд, переполненный жидкими солнечными лучами. «Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя». - Таня? – тихо позвал он, ложась рядом. – Тань, что там у вас произошло с Глебом? - Ничего. Просто он ревнивый дурак. У неё был обиженный голос, но тем менее в нем сквозили и нотки нежности. Таня – сплошное противоречие. В глазах Ваньки она само олицетворение женской любви, сплетенной с семи грехов и семи добродетелей. - А еще безнадежно в тебя влюбленный. Как и я, – с теплой улыбкой говорит он. – Ты же знаешь, он не со зла, просто иногда не умеет вовремя остановиться. - С каких пор ты его защищаешь? - Приблизительно с тех, как Софья впервые назвала его папой. Таня вздохнула, поворачиваясь к нему. Они лежали друг к другу так близко, что Ваня кожей чувствовал её дыхание. - Вот видишь, ты понимаешь это, все вот это вот, что с нами происходит. А он – нет, – с горечью произнесла она. – Глеб не верит, что наши отношения втроем – это что-то хорошее. Он думает, что если бы я достаточно сильно любила хотя бы одного из вас, то второй бы не появился. Ванька не мог с этим поспорить. Первое время он тоже так думал, а потом забыл и смирился, хотя бы потому, что Таня ему дороже любых нравственных соображений. - Да, я так думаю, – согласился Глеб, появляясь в дверях. – Но это не значит, что я имел право грубить моей малышке. - Нашей! – недовольно поднял палец Ванька. - И мы, правда, уже очень давно не дарили тебе цветы, – виновато признал Бейбарсов, вручая любимой букет – от себя и от Ваньки. Тот только захохотал, увидев комбинацию полевых цветов, и в частности васильков, с фирменными черными розами бывшего некромага. – Я люблю тебя, – тихо прошептал он, целуя явно растроганную такими нежностями Таньку. Для этого ему пришлось наклонится и едва не придушить собой хихикающего Валялкина. – И тебя, ржущая лохматая куча, тоже, – заявил он, отвешивая несильный подзатыльник товарищу по несчастью. – И, к вашему сведенью, Соня хочет испечь блины, так что нам всем нужно поторопиться и спасти кухню, пока её зверским способом не сожгли. - Ага, но пару секунд все равно посидим, ладно? – пробормотала Гроттер, любуясь цветами. И тут же с лукавой улыбкой продолжила: – Кстати, мальчики, давно хотела спросить: если вы мне оба вроде как мужья, то ведь и друг другу тоже, да? - Таня!