Созвездие счастья

Этот приют на Z-0X-16 был для меня четвертым по счету. Первые два помнил смутно. Мал был. Третий, предыдущий, был рассчитан на детей до десяти лет. Меня же в нем продержали почти до двенадцати. И все потому что ни комплекцией, ни ростом не мог похвастаться. «Отставание в развитии» – так было записано в моем медицинском файле. Инъекции белка, витамины и особая диета не помогли. Даже на среднестатистические десять лет я не выглядел. Но наставникам как-то нужно было меня спихнуть. Потому, подлечив еще немного, наконец, отправили в приют для среднего возраста. Отчего меня так долго держали в предыдущем приюте, я понял уже в первый день. Z-0X-16 изначально считалась планетой для переселенцев и базой наемников. Здесь были самые знаменитые тренировочные полигоны. И, соответственно, приюты для сирот были ориентированы на воспитание будущих солдат. Встретив первый раз строй кадетов, что шёл на завтрак в столовую, буквально выпал из реальности. Роботы. По-другому я не мог описать свои впечатления. Ровные ряды. Невозмутимое выражение лиц. Одинаковая форма, четкий шаг. Почти тысяча воспитанников от десяти до пятнадцати лет содержалась в этом жилом кубе. Потом, конечно, выпускников сортировали и распределяли по военным лагерям, где тренировки и обучение продолжались, но на более высоком уровне. – Олин-М-96, – окликнул меня на первом ознакомительном уроке наставник. – У меня имеются документы и заключение психолога. У тебя были проблемы с дисциплиной, это меня сильно беспокоит. Поскольку ответа от меня не ждали, то я промолчал. Зато после занятий ко мне подскочил парнишка. – Я Гент, – представился кадет. – Второй курс. Мне поручили тебя опекать. – Опекать-то зачем? – не понял я. – Проблемы с дисциплиной – это серьезно, – покачал мальчишка головой. – Не было у меня никаких проблем. Просто иногда я уходил посидеть вечером под купол на спортивный комплекс. Забывал, когда отбой, – дал я пояснения. – Вот видишь! – подтвердил Гент. – Здесь у нас с этим строго. Тебя по какому режиму распределили? – По седьмому, – понуро ответил я. А у парня в глазах появились смешинки. Ну да, седьмой уровень режима сна и бодрствования это почти как для ясельной группы. Десять часов обязательного сна и часовой отдых днем. И все потому, что организм у меня слабый. Хорошо, что никто из кадетов еще не понял, что мне не десять лет. По умолчанию считается, что в приют переправляют десятилеток. И то, что я старше, никто не заметил. Вернее, по внешнему виду не определил. – У меня третий режим, – продолжил общение мой опекун. – Так что сложностей не будет. Конечно, не будет. У него восемь часов сна и уйма времени. Я же эти часы обязан тратить на сон. Вздохнул и отправился за своей группой. Гонг уже оповестил, что через четверть часа обед, положено всем собраться и построиться. Безусловно, того слаженного строя, что я видел в первые минуты в приюте, у нашей группы молодняка не получилось. Сержант-наставник сообщил, что вечером будут занятия по строевой подготовке. Пока же после обеда кадеты отправлялись на стрельбище на поверхность планеты. А я, как дурак, в спальню. Седьмой режим, блин!!! Естественно, насмешливых взглядов избежать не удалось. Уже за ужином не только наша группа, но и сидящие за соседними столами, были в курсе. И я слышал за своей спиной шуточки по поводу «ясельного мальчика». А уж когда робот-официант подвез мне в конце ужина молочный коктейль, то только слепой не скалился. Я же с трудом проглотил эту обязательную белковую массу и сжал кулаки. И что я могу поделать? В приютах свои правила. Раз уж «повезло» быть сиротой, то выбирать не приходится. Как я хочу побыстрее вырасти! Покинуть приют и начать жить самостоятельно. Я даже с психологом поделился своими мечтами о личной комнате и свободной жизни. Мадам все записала и вынесла вердикт – проблемы общения со сверстниками, барьер в психике и прочие бла-бла. Я после того диагноза даже спокойно почитать не мог. Меня постоянно вовлекали в «игры со сверстниками». Можно сказать, что результат от этого всего был – я стал хитрее. В следующий раз взахлеб рассказывал мадам психологу, как интересно мы играли в космических пиратов, и, мол, я мечтаю, когда вырасту, стать пилотом межзвездного корабля. А что? Нормальная отмазка. У нас половина приюта мечтает стать пилотами, а вторая – капитанами корабля. Уловка сработала. От меня отстали. Правда, я все же «прокололся» на том, что подолгу сидел на спортивной площадке по вечерам. Опять же я заявил, что оттуда лучше видно звездное небо. А я, сидящий на перекладине турника, ощущаю себя летящим в открытом космосе. Мадам покосилась, что-то отметила в файле и больше не акцентировала на этом внимания. Но, похоже, в новый приют те сведения подали под личиной нарушения дисциплины. И все равно я буду мечтать о своем уголке, маленьком и тихом домике где-нибудь на берегу. Видел как-то такой домик в одном из познавательных фильмов о планетах Империи. Но пока меня ждала общая спальня на пятьдесят воспитанников. Где-то через полгода жизни в новом приюте меня перевели на шестой режим. Теперь можно было уже не спать днем, хотя отдых рекомендовался. Да и ночного сна у меня было девять с половиной часов. Честно говоря, я давно уже спал не больше восьми. Утром просто тупо лежал и ждал сигнала с личного браслета. Подъем у меня с моими одногруппниками был в семь утра. Это с вечера я вместо просмотра фильма уходил под насмешливыми взглядами парней в спальню. Но утреннюю зарядку должен был делать наравне со всеми. Потом еще были десять минут позора за завтраком, когда мне приносили отдельное питание. Зато на общеобразовательных занятиях я опережал всех. Вообще-то это вполне объяснимо, поскольку я был старше. Но выполненные быстро и правильно задания снова выделяли меня из общей массы. Друзьями в группе я так и не обзавелся. Зато Гент не отставал. Он даже нажаловался местному психологу, что с трудом вовлекает меня в спортивные соревнования. Пришлось сжать зубы и промолчать. Вот уж упертый болван! Мне действительно не нравились эти состязания. Мало того, что на полосе препятствий я физически не мог все упражнения выполнить (роста не хватало), так еще и был слабее всех. Команда, в которой я оказывался, обязательно проигрывала. И, как результат, вечером меня заталкивали в комнату служебных роботов и били. Били осторожно. Кто-кто, а приютские дети знают, как это сделать так, чтобы не осталось следов. В открытую никто не рискнет нападать, а вот так исподтишка, да компанией в пять человек, накостылять не боялись. Я же даже ответить толком не мог. Пара пинков по голени, и все, что я успевал сделать до того, как меня скручивали полотенцем. Вот такая «врожденная» подлость приютских детей меня всегда изумляла. Когда? В каком возрасте эти «милые малыши» превращались в озлобленную свору, я не понимал. Помню, в младшем приюте меня никто не обижал. А попав в третий приют, сразу столкнулся с несправедливостью. В первую же ночь мальчишки, что спали рядом, подкрались ко мне и вылили стакан воды на простыню. Я тогда не спал и притворялся. Никак не мог понять, зачем им это? Кое-как промаялся до утра на краю кровати, чтобы не лежать на мокром. Утром же воспитатель обнаружил мокрую постель. Соответственно, мне был выделен памперс на все последующие ночи. Воспитанники обзывали «сыкуном», да и врач провел курс лечения – болезненного лечения в капсуле. И только через год мне разрешили спать без средств предохранения белья от сырости. К этому времени у приютских появились другие «игрушки», и ко мне потеряли интерес. Вот только общаться и играть вместе со всеми желания не было ни в том приюте, ни в этом. Усиленное питание, особый режим и оздоровительный комплекс даже через четыре года не дали тех результатов, на которые рассчитывали наставники. Я рос. Крепчал. Но все равно заметно отставал от своих одногруппников. Забавы у подростков тоже изменились. Теперь меня наказывали уже не битьем в подсобке. Те парни, у которых прошло половое взросление, вместо того чтобы снимать напряжение в медицинском блоке, предпочитали делать это со мной, запихивая в рот свои члены. Я брыкался, царапался. Даже грозил, что откушу, на что получал в десять раз больше угроз. – Ты же понимаешь, Олин, как я скажу, так и будет, – доставал из штанов свой вполне сформировавшийся писюн Гент. – Мне психолог поверит, а тебе – нет. Именно Гента я ненавидел больше всех. Он, и вправду, мог усложнить мне жизнь. Поскольку на протяжении всего этого периода так и оставался моим официальным «дружком». И вечерами частенько помогал парням из группы связывать меня полотенцами. Обычно часа свободного времени до отбоя им вполне хватало на издевательства. И если честно, то я и с одним Гентом не справился бы. А уж с несколькими кадетами и подавно. Теперь уже всем было видно, что я вряд ли когда-либо заматерею. Воином-наёмником мне не стать. Физические нагрузки не могли превратить мои тонкие запястья в сильные руки солдата. К моему удивлению таких «некондиционных» мальчишек в приюте набралось почти полсотни. И в начале пятого курса директор приюта собрал нас в аудитории. – Для вас, воспитанники, будет организован тест. В общие войска вы не попадете. Но есть много других специальностей, востребованных в армии, – завершил свою речь мужчина. И буквально на следующий день нас загрузили в вертолет и отправили на новое место. Здесь уже медики и учителя еще раз подробно нас осмотрели и проверили. Я видел, что большинство ребят были сосланы куда-то уже на третий день. Меня и еще четырех мальчиков мурыжили дольше всех. Тесты. Тесты. Тесты. Психологические, образовательные, на зрительную память, на ассоциативное мышление и прочие, и прочие. Мне казалось, что череда тестов не закончится никогда. У меня даже по ночам дергался указательный палец, имитируя нажатие кнопок на клавиатуре. И только когда я остался в спальне один, всерьёз обеспокоился своей судьбой. Неужели я такой никчемный, что меня никак не могут пристроить ни к какому делу? На другой день я был сама сосредоточенность и внимание. А тесты на зрительную память поражали своей изощренностью. То, что я ни разу не ошибся, было в большей степени результатом моего отчаяния и желанием оказаться хоть в чем-то полезным. А вот лица проверяющих меня удивили. Главный из комиссии буквально сиял и, сообщая мне об отличных результатах, не скрывал своих эмоций. Я бы, может, тоже порадовался. Но пока не понял, чему.