--we were exploding anyway--

<you can fight this all you want but tonight belongs to me> Майк окинул хмурым взглядом Тони. Парень бежал перед ним, хохоча во весь голос и светом фонарика выхватывая из темноты стены зданий. В его голове проносились тяжёлые мысли, связанные с личностью маньяка. Мог ли Тони быть тем, кто избил Билла до комы, похитил Гейба и убил какого-то парня из Стиллов? Мог ли Тони быть настолько кровожадным? Мог ли Тони сойти с ума? Был ли Майк единственным, что держало уже сумасшедшего Перри на плаву? Слишком много вопросов проносилось в его голове, и Майк потер пальцами гудящие виски, щурясь от яркого луча фонарика, ослепившего его. Тони нахмурился, подходя ближе к парню. — Что не так? — тихо спросил он, разглядывая лицо Майка. Фуэнтес отвернулся, стараясь не думать о том, что Тони мог вытворить с его близкими. — Майк? — в голосе Перри проскользнули нотки раздражённости и беспокойства. Майкл посмотрел на Тони, заглядывая в его большие карие глаза и стараясь рассмотреть в них то безумие, которое наверняка было бы в глазах маньяка, но он не видел там ровным счётом ничего. Как бы внешне Тони не выражал обеспокоенность и любовь, какими бы холодными не были его пальцы, его глаза были бесчувственны и холодны, будто укрытые стальной пеленой. — Н-ничего. Тони, если любимый человек причиняет тебе боль, это нормально? — спросил он. — Я что-то сделал не так? Майки, что я сделал не так? — Тони чмокнул Майка в обе щёки, а потом в губы, и Фуэнтес тысячу раз проклял всё на свете, а особенно свои дурные мысли, потому что, как ему показалось в этот момент, в мире не было ничего светлее парня, стоявшего перед ним. — Майк, скажи мне, что я сделал не так, и я исправлюсь, честное слово, я исправлюсь. — Тони… — выдохнул Майк, не зная, что ему надо сказать. — Я просто параноик. Прости, пожалуйста. — Майк, не уходи от ответа. Я не обижусь, ладно? — Тони посмотрел ему в глаза, Майк вздохнул. — Я не думаю, что стоит об этом говорить. — Майк? Майк поднял глаза на Перри. Ему было интересно, о чём же должен думать маньяк. Ему было интересно, совпадают ли мысли Тони с мыслями убийцы, а если да, то что он чувствует, глядя на него? Любовь? Или же то чувство, которое бывает, когда хищник смотрит на свою жертву? Или смесь обоих чувств? Как можно любить того, кого тебе придётся убить, или убить того, кого любишь? Как можно сойти с ума, не показывая этого? Майк мотнул головой, отгоняя лишние мысли. — Ты не убьешь меня, Тони? — почти всхлипнул Майк. Это не было вопросом вроде «Ты не обидишься?», Майк подразумевал под этим вопросом нечто совсем иное. То, что заставляло его бояться ответа, но ждать его одновременно. То, что должно было успокоить его бушующее сознание или окончательно взорвать, подрывая вместе с этим всю его веру в людей. Но Тони либо понял вопрос не так, либо не подал виду. — Всё зависит от того, насколько оскорбительны будут твои мысли, милый, — улыбнулся тот, проводя по нижней губе Майка пальцем. Майку хотелось решиться рассказать всё, что он думал, но он решил промолчать, переводя тему. Он улыбнулся Тони. — Пойдём к заливу? — спросил он. Тони пожал плечами, расплываясь в улыбке. — А ты поймай меня, и я пойду, — рассмеялся он, убегая от Майка. Фуэнтес не сдвинулся с места, глядя, как фигура парня исчезает в темноте. Даже если бы он хотел двинуться, он не смог бы. В глазах Тони проскользнуло то самое безумие, которое он думал увидеть только в глазах убийцы. *** — Хайми, ты можешь мне кое в чём помочь? — Келлин спрыгнул с последних трёх ступенек. Утреннее солнце над Сан-Диего только всходило, но парень уже был на ногах. У него были прекрасные планы на этот вечер, и в этом была вся натура Келлина: он обожал планировать всё заранее, точно зная, что всё выйдет так, как он хочет. — Келлс, ты не думал, что мог разбудить меня? — пробормотал Пресиадо, отвлекаясь от обмотки своего бластера. — Времени ещё только шесть утра. — Не говори таких глупостей, Хайми, я знаю, как рано ты встаёшь, — улыбнулся Келлин, усаживаясь напротив. Он посмотрел на бластер. Старое серое оружие было порядком побито, но явно должно было прослужить ещё не один год. Хайми только что закончил обматывать чёрной тряпичной изолентой рукоятку, и теперь новая холщовая ткань смотрелась очень несуразно рядом со сколотыми углами корпуса. — Почему ты просто не сменишь его? — спросил он, аккуратно прикасаясь к бластеру. Хайми пожал плечами, проводя по корпусу. Действительно, на складе с оружием, точнее, на пятом этаже Главного склада Кобры лежали сотни новых бластеров, которые явно были лучше этого, но Хайми не мог променять старое оружие на что-то иное. Этот бластер присутствовал при смерти Оливера, этот бластер был при нём почти с самого начала Бойни, в этом бластере было столько скрытого и известного только ему одному смысла, что Хайми лучше бы ходил без оружия, чем сменил его. — Так что ты хотел, чтобы я сделал? — спросил Хайми. — Ах да, — Келлин почти подпрыгнул, поднимаясь на ноги. — Хайми, мне нужно найти кое-какой склад, а ты, вроде, знаешь их все, — сказал он. Хайми недоверчиво посмотрел на парня. Что такое ему понадобилось, что он спрашивает это у Пресиадо, а не у Виктора? — Тебе же нельзя ходить по городу в одиночку, — заметил он, поднимая бровь. Келлин цокнул, закатив глаза. — Я договорился с Джошем. — Ну и что тебе надо? — весь энтузиазм Келлина куда-то делся, и он вручил Хайми непонятно откуда взявшуюся (может быть, он привёз с собой тетрадь?) бумажку с накарябанными там словами. Мексиканец прочитал список и его глаза расширились. — Зачем тебе это, Келлин? — Куинн поднял глаза на Хайми. — Ну-у, — протянул он. — Просто я подумал… — Это связано с Виком? — спросил Хайми. — Д-да, — выдохнул Келлин. Хайми почувствовал, как груз падает с его плеч. Значит, беспокоиться было не о чем. — На Шестом было всё, что тебе нужно. На семнадцатом этаже, если мне не изменяет память, — Хайми улыбнулся покрасневшему парню. Келлин кивнул и шепнул что-то вроде благодарности, убегая наверх. «Надо будет подняться к Вику», — подумал Хайми. Все-таки, Келлин решил взять наручники, кляп и смазку, и это немного пугало Пресиадо. Что он собирался вытворять? *** Гейб очнулся в тёмном подвале. Последние пару недель это место стало его тюрьмой. Что было с Уильямом он подавно не знал. Он никогда не видел того, кто держал его здесь. Его рука саднила: рана была, конечно, не очень-то и глубокой, но то, что она не заживала, порядком подбешивало, да и Гейб с трудом понимал, для чего его похититель вырезал на руке цифру два. Разве он не был единственным, кто был в этом подвале? Он должен был найти какую-то очередь, где ему предстояло быть вторым? Ему дали подсказку, что надо найти что-то второе? Гейб не знал, и от незнания болела голова. Хотя, может быть, это было действие наркотиков, которые мешали ему нормально думать. Он то и дело отвлекался на рассматривание цветных пятен, хаотично плававших перед ним по комнате, хотя, что ещё он мог делать, сидя здесь целыми днями без движения? Еду приносили раз в день, в комнату тогда заходил человек в балахоне и чёрном матовом шлеме. Он ставил поднос перед Гейбом и уходил, а через полчаса возвращался, чтобы забрать поднос. Гейб не ел. Он вообще едва двигался, лишь иногда поднимаясь, чтобы сходить в туалет, находившийся в соседнем углу. Белые стены не давили, но их пустота оповещала разум о том, что делать здесь нечего, и мысли с каждой секундой начинали всё больше давить на Гейба, загоняя в депрессию. Сегодня, на удивление, после щелчка двери в комнату никто не зашёл. Еду не принесли, и Гейб, выбравшись из потока своих мыслей, поднял бровь, поднимаясь на ноги и подходя к выходу. Свет слепил, но он всё равно шагнул навстречу неизвестности и всё тем же цветным пятнам, преследовавшим его повсюду. Он надеялся, что его отпустят и позволят увидеться с Уильямом. Хотя бы увидеть Билла через стекло палаты. Просто провести мимо. Гейбу надо было удостовериться, что у него до сих пор есть за что бороться. Ещё больше Гейб удивился, когда в белом коридоре, залитом светом ламп под потолком и полном свежим воздухом, никого не оказалось. Никого не оказалось и на верхнем этаже, на который он поднялся в пустом лифте с белыми стенами. Действие наркотиков медленно проходило и он наконец перестал видеть цветные пятна, хотя слабость и блуждающие мысли остались. — Габриэль Сапорта?! — крик напугал его. Он повернулся. На выходе из здания в сторону станции метро сидел молодой паренёк, очевидно, охранник. Он весь побелел, точно увидел призрака. — Н-но г-где вы были? — тихо спросил напуганный охранник, и Гейб слабо улыбнулся. — В нескольких этажах под тобой, — слабым хриплым голосом проговорил он. — Как попасть в центр? — М-мы на отшибе. В-вам придётся долго ехать. Здесь серая ветка, потом надо будет сесть на чёрную, а… — Спасибо, дальше я разберусь. Hasta luego! — попрощался с ошеломлённым пареньком Гейб и шатким шагом двинулся в сторону выхода. Очевидно, его решили выпустить, но что стало причиной, он не знал. Метро ходило достаточно часто, и через полчаса Сапорта уже был в центре, стоя у выхода в здание «Кобры». Он не хотел заходить туда, зная, что организация кишит предателями, но решил, что, раз уж его отпустили, кто-то хочет, чтобы он вернулся на рабочее место. Двери тихо разъехались в ниши, и перед Гейбом предстал пустынный холл «Кобры». Это было довольно просторное помещение в виде гексагона, обставленное в серебристо-чёрных тонах, на прозрачном потолке которого красовалась подсвеченная светом с поверхности кобра. В трёх направлениях расходились длинные серые коридоры, каждый из которых заканчивался многоэтажными, уходящими вниз казармами и выходом на поверхность. Здание занимало три наземных квартала и было самым крупным в Нижнем Сан-Диего. Кабинет Гейба был на минус девяносто третьем этаже и делил его с огромнейшим залом переговоров, где одновременно могла уместиться вся «Кобра». Впрочем, Гейб ехал не в свой офис. Лифт стрелой опускался вниз — ближе к центру здания — на уровень больницы, занимавшей семь этажей. Миг — и двери разъехались, обнажая всё того же оттенка серые стены, логотип в виде кобры, вплетённый в орнамент на лампах-пластинах, занимавших весь потолок и ряды палат. Мимо него пробежала парочка медсестёр, и Гейб, нахмурившись, пошёл в сторону палаты Уильяма. Около входа в отсек, в котором она располагалась, была настоящая толчея. Медсёстры и доктора шушукались, совещались, но никто не хотел ответить на вопрос Гейба о том, что здесь произошло. Сапорта глубоко вдохнул и шагнул за полуоткрытые двери, надеясь, что ничего ужасного не случилось. Дверь в комнату Уильяма была открыта. Привычного пиканья датчиков не было слышно. Гейб почувствовал, как в груди встаёт комок, но всё равно шагнул внутрь, чувствуя, как поток воздуха из кондиционера обдаёт его леденящим холодом. — Габи, — донёсся до него едва слышный хриплый шёпот. Гейб сглотнул. Он повернулся, видя Уильяма на кровати. Тот будто только что проснулся и сидел на кровати в окружении медсестёр, словно принц в окружении нянечек. — Вам сюда нельзя, мистер Сапорта, он только пришёл в себя этой ночью, и его состояние крайне нестабильно, мы бои… — Пусть он останется, — хрипло сказал Уильям, прерывая начавшую возмущаться медсестричку. Та лишь пожала плечами, пробубнила что-то себе под нос и вернулась к осмотру Уильяма. Гейб не мог поверить своим глазам. Уильям, его Уильям, был жив и здоров и улыбался ему, лёжа на белых больничных простынях. Его кожа не сливалась с ними по цвету, как было, когда он только поступил сюда, и Гейб потерял сознание прямо перед его кроватью, и все синяки на его теле уже сходили, отчего Уильям выглядел вполне здоровым. После нескольких часов осмотров они остались наедине. — Иди сюда, — тихо позвал Уильям, и Гейб нерешительно шагнул в сторону кровати. — Ты уверен, что ты в порядке, и я тебе не наврежу? — Нет, Гейб, иди сюда, прошу, — Габриэль улыбнулся, подходя ближе. Уильям поднял руку, дотягиваясь до руки Гейба и сплетая их пальцы. — Так-то лучше. — Билл, прости, я… — Тебя не было, — тихо сказал Уильям. — Я сидел в каком-то здании. Даже не знаю, где именно. Меня похитили прямо от твоей кровати, — Гейб потёр руки. Было некомфортно, было страшно, но, как только Уильям начал говорить, это всё прошло, замещаясь теплом, разливающимся по телу. — Всё в порядке, — Уильям тихо улыбнулся, сжимая руку Гейба сильнее. — Не извиняйся. Всё в порядке, — прошептал он, будто пытаясь убедить себя. Он закашлялся, сжимая руку Гейба, и Сапорта прошипел от боли. Рана на руке была на грани того, чтобы закровоточить. — Гейб? — старший поднял глаза, отрываясь от рассматривания цифры два, вырезанной на тыльной стороне ладони. — Что это? — Э-это? Н-ну… — Это имеет какое-то отношение к тому, что у меня на спине? — Я… я… — Гейб почувствовал, как начинает задыхаться. До последнего момента он отодвигал эту мысль, но сейчас она снова всплыла в его мозгу. — Гейб? — Я не знаю. Возможно, — выдохнул он. — Гейб, что он хотел от тебя? Что он тебе сказал? — продолжил расспрос Уильям. Гейб не знал, что ответить. Рассказать, что всё это время он сидел в подвале и почти не поднимался с места? Что не ел почти неделю? Что всё это время рана на руке не заживала, и он даже не знает, кто именно его похитил? Нет, такого он точно сказать не мог. Ему хотелось вселить в Уильяма веру, что тот будет в порядке, что вся его стая будет в безопасности, что никто больше не пострадает… что он сможет дать Уильяму защиту, которой он так искал. Что он сможет защищать его так же, как и стая, что Гейб, возможно, лучше стаи… Конечно же, он был эгоистом, кто в их время не был таким? Пожалуй, единственный не эгоистичный до мозга костей человек, которого Гейб знал, сидел перед ним на больничной койке и рассматривал рану на тыльной стороне его ладони. — Ничего. Он, большей частью, молчал. А когда говорил, я не мог разобрать его речи. — Ясно, — выдохнул Уильям. Больше он ничего не сказал. Он лишь отпустил руку Гейба и спрятал лицо в ладонях. Через несколько секунд дверь в комнату открылась, и вошли несколько медсестёр, одна из которых вытолкала Гейба за дверь. *** — Вик, ты не ударишь меня, если я завяжу тебе глаза? — Келлин выглянул из-за косяка, рассматривая силуэт парня, подсвеченный тёплыми вечерними лучами. На Сан-Диего уже начали опускаться сумерки, но на верхних этажах небоскрёбов солнце ещё светило в полную силу, заливая всё своим ярко-розовым закатным светом. Вик обернулся, глядя на Келлина. Чуть раньше к нему поднялся Хайми и сказал, что Келлин явно что-то замышляет. Но ни сказать, почему он так думает, ни привести визуальных доказательств Хайми не смог. Он лишь предупредил, чтобы Вик был настороже. Фуэнтес, по правде, всегда был настороже, но то, что Келлин мог что-то замышлять, что заставляло Хайми беспокоиться, не на шутку пугало. — Если ты пообещаешь, что не пристрелишь меня в следующую секунду после того, как сделаешь это, тогда нет, — пробормотал Вик, опасливо подходя ближе к Келлину. — Откуда такие мысли, Вик? — удивлённо вскинул брови Куинн, вытягивая из-за пазухи повязку, наскоро сделанную из какого-то куска ткани. — Что я, псих какой-то? — он подошёл к старшему, завязывая тому глаза. — Ты можешь сопротивляться сколько угодно, но сегодняшний вечер пусть принадлежит мне, прошу. Я тебя поведу. Буду говорить тебе, куда идти, хорошо? Вик слабо кивнул, чувствуя руки Келлина на своей талии. Он сглотнул. Дыхание младшего обжигало его шею, и Вик врал бы, если бы сказал, что ему это не нравилось. Келлин повёл его сначала прямо, потом направо, потом снова направо, потом вниз, и вскоре Вик запутался окончательно. Они шли, казалось, невероятно долго, но Вик ничего не спрашивал. — Ступеньки. Вверх. Так. Шаг, шаг, шаг… — шептал над ухом Келлин. Когда они, наконец пришли, Вик не мог поверить, что они действительно пришли. Правда продолжалось это недолго. До тех пор, пока не почувствовал губы Келлина, осторожно прикасающиеся к своим. Слепота обостряла ощущения, и Вик углубил поцелуй, слабо постанывая от удовольствия. Каждое прикосновение отдавалось бабочками внизу живота. Келлин даже не знал, что он сейчас делал с Виком. Хотя, конечно же, Келлин знал. Вик не видел, но вокруг них в комнате ничего не было, лишь в углу, в сумке, которую Келлин давно (сегодня днём) сюда принёс, лежали наручники, смазка, кляп и ещё несколько вещей, которые он нашёл на Шестом Складе. Он планомерно раскрепощал свои действия, возбуждая Вика. Он не знал, почему он это делал и как вообще ему взбрело в голову, но ему однозначно хотелось этого. — Келлс, ты… — Вик отстранился. — Зачем? — Ты узнаешь, — улыбнулся Келлин. Он толкнул Вика к стене, прижимая его руки к бетону над головой, и накинулся с поцелуями на шею парня. Тот простонал, сжимая руки в кулаки. Глаза до сих пор были связаны повязкой, и Вик едва понимал, что происходит: голова кружилась, а ноги подкашивались, и он едва ориентировался в пространстве, иногда всё же теряя представление о том, где низ, а где верх. Холодная рука Келлина скользнула ему в боксеры, и он слабо ахнул, слегка упираясь тому в грудь. — Келлин… — Вик облизал пересохшие губы. — Ты ведь понимаешь, что… ммнх, — он был прерван сдавленным стоном. — Понимаешь, что делаешь? — О, ещё как, Викки, — прошептал Келлин ему на ухо, кусая мочку. По телу прошла волна мурашек, и Вик едва удержался на ногах от слишком большого количества удовольствия. Руки потянулись к повязке, но Келлин шлепком по рукам отбил всё желание её снимать. — Подожди, ещё чуть-чуть, и я сниму её. А пока, — протянул он и скользнул рукой вверх по члену Виктора, заставляя того закусить губу до крови в попытке сдержать стон. Он начал медленно двигать рукой, и через несколько движений Вик уже не сдерживался, постанывая и толкаясь бедрами ему в руку. Келлин потянулся к повязке и снял её. Вик моргнул от яркого света, но глаза тут же инстинктивно закрылись, когда Келлин снова поцеловал его, не давая толком опомниться. Вик никогда так не целовался, кажется. Даже с Хайми поцелуи были, скорее, чем-то просто необходимым, ведь какой секс без поцелуев? Поцелуи с Келлином просто выбивали землю из-под ног. Вик не помнил, когда в последний раз он так плохо стоял на ногах. — В углу, в сумке, — пробормотал Келлин ему в губы, — бери то, что тебе надо. Вик поднял бровь и шатким шагом направился в сторону сумки, которая и правда валялась в ближайшем углу. Он с трудом устоял на ногах, но все же запустил руку в холщовый мешок, чувствуя пальцами холодящий металл наручников. — К-келлин? — запнулся он. — Бери, что тебе надо, Вик. И Вик взял. Точнее, он взял всю сумку. Не зря же Келлин принёс всё это. Он вернулся к парню, вся уверенность из действий которого почему-то исчезла, и схватил за руки, притягивая ближе. Отвлекая его поцелуем, Вик застегнул его руки за спиной и расстегнул ремень на его джинсах, опускаясь рукой по бедру парня и чувствуя, как тот дрожит в его руках. Он расстегнул свои джинсы и скинул их на пол, в то время как Келлин стоял, прислонившись головой к стене и выгибаясь, и тихо скулил от невозможности прикоснуться к себе, которой он лишился по собственной инициативе. Вик не выдержал. Он резко развернул Келлина лицом к стене, вводя в него смазанный палец. Он сам не заметил, как выдавил на руку смазку, но это вышло, скорее всего, рефлекторно, так что Куинн не издал ни звука, ёрзая по стене. Вик медленно добавил второй палец, чувствуя, как трясутся от нетерпения руки. Келлин сжался вокруг его пальцев, шипя от дискомфорта. И Вик готов был уже убрать пальцы к чёртовой матери и заменить их чем-то более крупным, но почему-то не сделал этого. Он лишь наклонился, кусая шею Келлина, и продолжил растягивать парня, разводя пальцы ножницами и сгибая их. Вскоре он добавил третий палец, на что Келлин немного разочарованно выдохнул. — Д-давай у-уже, — всхлипнул он. Вик вытащил из него пальцы и выдавил на руку ещё смазки, распределяя её по члену, и уткнулся головкой ко входу Келлина. — Чёрт, В-вик, мнёшься, к-как баба. Буд-дто из нас двоих я т-то… — Келлин резко замолчал, когда Вик вошёл в него, и закусил губу в попытке сдержать полный боли стон. Он тихо заскулил, и Вик мягко зажал ему рот рукой. Келлин не сдержался, крича в полную силу. — Тш-ш-ш-ш… — прошептал ему на ухо Вик, и Келлин часто задышал, пытаясь не заплакать. — Я не буду двигаться, пока ты не привыкнешь, — Келлин кивнул, смаргивая всё-таки выступившие на глаза слёзы. И о чём он думал? У него раньше никогда не было секса с парнем. Что он вообще ожидал почувствовать? Вселенское блаженство? Нет, Келлин знал, что анальный секс — дело крайне болезненное. Но что-то всё-таки заставило его довести всё до этого. И что теперь? Вот они с Виком дошли до той стадии, когда они пересекли рамку платонических отношений. Что будет с ними дальше? Келлин не знал, да и думать об этом особо не получалось, когда он чувствовал пульсирующий член Вика в себе. — Т-ты можешь… — Келлин запнулся, — двиг-гаться, — пробормотал он, задыхаясь от дискомфорта. Боль притупилась, но всё ещё была где-то на подсознательном уровне, не чувствующаяся из-за адреналина, ударившего в кровь. Вик медленно потянул Келлина на себя, насаживая ещё глубже. — А-ах, — выдохнул Келлин, всё ещё борясь с желанием вырваться из хватки Вика и прижаться к холодной стене, извлекая из себя инородный предмет, которым казался член Вика. Вик поцеловал его в шею, оставляя краснеющий засос. — В-вик, н-не… с-стоп… Келлин не мог так. Он просто физически не мог себе этого позволить. Его тело будто разрывало, и он знал, что так ни он, ни Вик не получат должного удовольствия. — Я… — он попытался отдышаться. — Я не могу… — Келлси, — Вик убрал упавшую на глаза челку Келлина ему за ухо. — Тише, я могу не продолжать, ты только скажи, — пробормотал он, выходя из Келлина и расстёгивая наручники. Тот тихо вздохнул, и Вик так и не понял, разочарованно или облегчённо. — В-вик, а т-ты… ты можешь поднять меня на руки? — как-то умоляюще спросил Келлин, и Вик понял, чего он хотел. Он развернул Келлина к себе, прижимая его спиной к себе, и поднял за бёдра, заставляя скрестить ноги на своей талии. Потом он осторожно начал опускать Келлина на себя. Тот закусил губу и прикрыл глаза, но ничего не сказал. Келлин решил идти до конца. И ему было не важно, что на следующий день он, скорее всего, не смог бы ходить, что его сейчас разрывало от боли, он всего лишь хотел попробовать довести дело до конца, и будь что будет. — Келлин, расслабься, — прохрипел Вик, прижимая Келлина к стене сильнее и находя рукой его член, чтобы хоть как-то отвлечь парня от боли. Келлин ахнул, почувствовав грубую руку Вика на себе, но вскоре начал постанывать, расслабляясь и позволяя Вику двинуться, однако, когда тот всё же опустил его полностью, он внезапно закусил губу. — Келлс? — В-в-вс-всё в п-п-порядке, — задыхаясь, выговорил тот. — П-п-про-продолжай. — Точно? — Келлин лишь кивнул в ответ, откидывая голову на стену. Вик медленно приподнял Келлина, выходя почти полностью, и снова толкнулся в него, одновременно опуская на себя. Тот распахнул глаза, и по его щеке стекла слеза. — Келлин, я могу не продо… — Вика прервал палец Келлина, приставленный к его губам. Ещё раз взглянув на младшего, Вик продолжил медленно поднимать и опускать его, и с каждым разом Келлин стонал всё громче, а шипел всё меньше. Когда Вик всё-таки нашёл простату, он дёрнулся, сжимаясь вокруг его члена, и простонал чуть громче, и в этом стоне Вик с трудом распознал слово «больше». Он снова ударил по комку нервов, и Келлин выгнул спину, отчаянно цепляясь за плечи старшего в попытке удержать равновесие. Короткие ногти поцарапали спину Вика, и он крепче сжал бёдра Келлина, продолжая вбиваться в него, заставляя до хрипов стонать. — В-вик, я… ах… я с-сей-йчас… — Келлин зашелся в громком стоне, держась руками за стену и опускаясь на Вика в такт его толчкам, стараясь насадиться глубже. Фуэнтес обернул руку вокруг пульсирующего члена Келлина и провёл несколько раз рукой, чувствуя, как тот начинает трястись в его руках. Келлин кончил со стоном, пачкая руку Вика, и почти сразу же расслабился, не дожидаясь, пока Вик тоже окажется на пределе. Впрочем, через пару толчков и он растворился в эйфории, которую принёс ему оргазм, так что это не сыграло особой роли. Келлин медленно опустил босые ноги на пол, оседая по стене. Вик вовремя поймал его, удерживая в вертикальном положении. — Э-это было… — начал Келлин, замолкая, не способный найти нужных слов. Он глубоко вдохнул, пытаясь восстановить дыхание. По его ноге текла струйка спермы. — Ты в порядке? — спросил Вик, рвано дыша. — Д-да, мне надо в-в душ, — голос Келлина, в отличие от Вика, дрожал. — Мы в нашем здании? — Н-нет, но здесь есть… душ. Келлин медленно пошёл в сторону выхода из комнаты, почти падая на каждом шаге и путаясь в собственных ногах. Вик последовал за ним. В ванной не было ничего, кроме облупившихся бетонно-плиточных стен и свисавшего с потолка шланга, к которому была приспособлена душевая насадка. Келлин подошёл к шлангу, дёрнул за него, и холодные струи обрушились на него сплошным потоком. Вик зашёл под воду, игнорируя майку, что всё ещё болталась на нём, потому что им было слишком не до снимания её. Келлин опирался на стену, стараясь не упасть, но руки всё равно сдали, и он с грохотом, который, кажется, не смогла заглушить даже вода, рухнул на колени. Он обхватил живот одной рукой, стараясь дышать как можно ровнее и чувствуя, как из него до сих пор вытекают остатки тёплой жидкости. Вик сел на пол рядом с ним, беря за руку и переплетая пальцы. Они сидели так, казалось, несколько часов, и в городе уже окончательно стемнело, когда они, наконец, вышли на пронзающий ветер сентябрьского вечера в Калифорнии, который уносил дым от сигареты Вика куда-то ввысь, где сквозь красноватые от зашедшего солнца облака проглядывали редкие звёзды.