everyone has a little star

Черноволосая невысокая женщина громко окликает бойкого мальчугана, который, позабыв о родной тетке, унесся далеко вперед по тропинке прямиком к морю. Ветер треплет пшеничные волосы, забирается под майку и щекочет реберную клетку. Мальчишка раскидывает руки в стороны и бежит прямо к воде, к мерно набегающим лазурным волнам. Недовольные окрики сменяются притихшим ворчанием: "Ох, Сехун, знали бы твои родители, каким их ребенок растет непослушным", - но мальчик намеренно выталкивает мысли и слова о родителях из своей головы, заменяя их на восторг в детских глазах и приятные ощущения от единения с ветром и морем. Тетка притихает за чтением свежей газетенки, в то время как мальчик, наигравшись в воде у самого берега, оседает на горячий песок и щурится от жаркого июльского солнца, что, кажется, заняло собой всё небо. Ветер умчался охлаждать других, и русоволосый малыш лишь грустно ковыряет найденной веткой мокрый песок, ловит пятками по-прежнему набегающие волны и вздыхает. Легкий перекус под редкие крики чаек и женщина собирается в обратный путь, торопя племянника. А тот лишь послушно кивает, будто подрастеряв былую резвость и веселость, и плетется следом. Их домик находится не так далеко от берега, но одного его еще никуда не отпускают, а он, чтобы не причинять любимой тетке неудобств и хлопот, остается дома, гуляя во дворе, рисуя мелками понятные лишь ему самому сказки о морских глубинах. Они живут в живописном городке-столице острова Гренады - Сент-Джорджесе. Зеленый рай находится в западной части самого острова и купается в лазурных переливах Карибского моря. Сехун не любит понедельники, потому что в эти дни его любимый ларек с мороженым не работает, а значит, и историй от доброго продавца ему не услышать. А ведь он так привык, поедая лакомство,ловить каждое слово пожилого мужчины, вокруг которого иногда собираются еще ребята с таким же, как у Сехуна, интересом в глазах, глотая новую сказочную историю. И вот, в один из понедельников, когда день клонится к завершению, а мальчишка вырисовывает очередную рыбину мелком, его несказанно удивляют слова тетки: "Завтра приедет моя подруга с семьей из Китая. Веди себя хорошо, у ее мужа отпуск..." - и она говорит, что-то еще, но Хун уже не слышит. Гости. У них никогда не было гостей. И ему волнительно и интересно, как это - принимать гостей. А потому он быстро-быстро кивает, с чем-то соглашаясь, и убегает спать, не забыв перед этим застыть у окна на полчаса, рассматривая серебристую россыпь звезд на темном бархатном небе. Они всегда нравились Хуну, сколько он себя помнит. Вот только жаль, что нет у него телескопа. Дорогой он. Но мальчик пообещал самому себе, что вырастет, заработает денег и непременно купит его. Утро начинается раньше обычного. Сехуна будит громкий голос тетки, которая уже что-то помешивает на кухне в кастрюле, нарезает разнообразные овощи и даже успевает подсматривать одним глазом за героями любимого сериала в маленьком телевизоре. Гости прибывают ближе к обеду и, знакомясь с ними под легкий щебет тети, лицо Сехуна вытягивается в удивленную моську, стоит ему заметить такого же невысокого, как и он, мальчика. Тот с виду немного старше, но лицо словно кукольное. И лишь озорные огонечки в глазах выдают в нем детскую непоседливость. Нового знакомого Сехуна зовут Лухань. Он старше на четыре года, у него черные волосы, он мастерски делает бумажные кораблики и отменно стреляет из рогатки. Сехун на всё это шмыгает носом и, шепелявя, бубнит что-то вроде: - Мне фемь лет. Давай дружить. - Давай! - со смехом отзывается новый друг и утаскивает младшего в тень деревьев, строя планы игр и целый заговор, как стащить с обеденного стола побольше конфет. Сехун счастливо улыбается, являя взору глаза-полумесяцы, и облизывает губы, когда получает заветную сладость из рук Луханя. Луханя забавляет шепелявость мелкого, а еще нравится его взгляд обожателя. Ему невдомек, что он первый человек, которого маленький Хун заносит в категорию "друг", и отвечает лишь яркими улыбками, взъерошивая при этом пшеничные волосы. Искупаться в море не выходит первые пару дней пребывания гостей у тетки дома, потому что внезапные дожди\ветра охватывают зону побережья и принуждают оставаться дома, любоваться редкими перелетами птиц и цветением\созреванием цветов\плодов тропических деревьев из окон домов. Мальчишкам на это всё равно - у них приставка старшего и теплый плед Хуна, в который они вместе кутаются, сидя у большого окна маленькой спальни с плакатом звездного неба на потолке. Но вот очередное утро встречает яркими лучами солнца, и взрослые поторапливают детей собираться к морю. Мальчишки несутся впереди всех, но уже на берегу Сехун тормозит и лишь наблюдает, как старший сбрасывает яркие шлепки и залетает в искристую лазурную воду. Лухань всячески заманивает мелкого к себе и тот решается, но останавливается, когда вода покрывает кромку плавок. - Ну чего ты застрял? - Лухань звонко смеется, плескается водой совсем рядом, заставляя О жмуриться и смешно корчить лицо. А тот жалобно, как мокрый котенок, неуверенно отвечает: - Я не умею плавать. Фовфем. Лу давится смешком, видит легкую обиду в доверчивом взгляде и тянет за руки к себе. - Я буду рядом и мы ведь совсем неглубоко зашли! Мелкий сдается под напором уговоров хитрого китайца и клещом вцепляется пальцами в плечи хёна. На удивление, их купание выходит веселым. За играми страх Сехуна немного отступает назад, хоть он и продолжает держаться как можно ближе к берегу. После пары перекусов, игр с мячом и прощания с солнцем, компания взрослых и детей отправляется обратно. Уже лежа в темноте своей комнаты, Сехун пожевывает в неуверенности губы и, решившись, пинает легонько брюнета локтем в бок, что развалился рядом на цветастом матрасе. - Хён, а хочешь раффкажу о звездах? - Давай, - отзывается, зевая,Лухан, и они вместе подаются ближе к открытому окну, вылавливая взглядами серебристые светила. Старший засыпает под шепелявое бубнение, когда Хун заканчивает рассказывать о Большой Медведице. Когда до отъезда семьи Лу остается два дня, мальчишки решают устроить небольшое путешествие к морю без взрослых. Причем, ночью. Поначалу Сехун был против, но потом поддался на уговоры Ханя, который лихо умел уламывать младшего, прибегая к помощи своей улыбки и игровой приставки. Тетка Се о чем-то заливисто рассказывала подруге, пока отец Ханя щелкал каналы местного TV. Старший решил, что пора, и, поглядев на часы, которые показывали приближение часовой стрелки к одиннадцати, поманил донсэна за собой из дома. Вряд ли их сейчас хватятся - взрослые думают, что они спят и видят седьмой сон. В небольшом рюкзаке Хуна был фонарик, пакет конфет и карта звездного неба, а Хань вышагивал рядом со свернутым пледом подмышкой. Младший едва поспевал за хёном, который начал напевать что-то под нос. С ним было хорошо. Он не высмеивал Хуна за его проблему с речью, не толкал, что тот разбивал коленки в кровь, и всегда таскал конфеты из кухни после "отбоя". Младшему хотелось быть таким же умным и храбрым, и вообще, таким же притягательным для других. Ночное море встретило разгульными порывами ветра и волнами. Звезды были видны частично из-за хаотично "плавающих" в небе облаков. Мальчишки расстелили плед недалеко от набегающих волн и какое-то время, разувшись, гонялись друг за другом, звонко смеясь. А потом Хань упал на плед, утаскивая за руку младшего с собой. Их разговор, казалось, был самым насыщенным за все время знакомства. Хун буквально засыпал хёна вопросами, старался ловить каждое ответное слово и с радостью в ответ снова знакомил того с звездным небом. Даже облака не стали преградой и, совсем нетипично для самого себя, Хань умилился этому совсем еще ребенку и пообещал: - Когда мы увидимся в следующий раз, я подарю тебе телескоп, чтобы ты мог получше рассмотреть все-все звезды! - Правда? Хён, ты фамый лучший! Мелкий едва не задушил Ханя в благодарственных объятиях. А Хань, рассмеявшись, поднялся на ноги и поманил к морю, стараясь хоть немного поправить растрепавшиеся волосы мелкого. - Я боюфь, - Сехун нехотя ступает босыми ногами в прогретую днем воду и смотрит на волны, что накатывают одна за другой, разбиваясь у берега пеной. Лухань подходит сзади и, закидывая руку на плечо мелкому, уверенно произносит: - Давай я научу тебя плавать? Да и волны не такие уж большие, - он критично косится на воду, пену у берега и ерошит пшеничные волосы Се. Тот неуверенно кивает, не желая выглядеть в глазах хёна трусишкой. Да и в прошлый раз всё было хорошо. А сейчас луна мелькает из-за облаков, все видно. Нормально, думает мальчишка и бредет за хёном к пледу, стаскивая футболку, оставаясь в одних шортах. Ветер пронизывает иголками всё тело, кожа покрывается мурашками, а Хань уже зовет его, подбегая к волнам, что холодят стопы. Сехун ежится, вздрагивает от холодных капель, что попадают на кожу, и заходит в воду. Шаг за шагом, к Ханю, который тянет к нему руки и озорно улыбается. И сначала всё правда хорошо, хён крепко удерживает мальчика за руки, показывает и рассказывает, как лучше держаться на воде и правильно дышать. Ветер свистит в ушах. Волны уже почти накрывают с головой, и Сехун панически хватается за Ханя, глубоко вдыхая и откашливаясь от соленой воды. Понимая, что пора выбираться, Хань кричит мелкому о решении, корит себя за глупость, тянет за руку к берегу, а потом всё происходящее отслаивается в сознании Хуна, словно в замедленной съемке, только в реальности занимает всего пару секунд - внезапно набежавшая, большая волна, разбивает их руки и откидывает младшего куда-то в сторону. Его переворачивает под водой пару раз, дышать больно и невозможно, легкие забиваются соленой водой, а тело стремительно немеет, будто организм враз растратил весь запас энергии и завис. Где-то за толщей воды мечется черная макушка, озирается и кричит\плачет. Раз за разом ныряя, сбиваясь от волн с места, Хань пытается отыскать мелкого и - о удача - все таки натыкается на него. Младший не реагирует на прикосновения, и Ханя охватывает ужас - а что если... Все "если" теряются в коварных волнах, пока китаец вытаскивает донсэна на берег и, падая на колени возле бледного Хуна, начинает хлопать того по щекам. Вспоминая уроки безопасности из школьной программы, он благодарит свою память, что услужливо подкидывает юному балбесу верные ответы. На третьем сильном надавливании на грудную клетку О, Лухань уже готов рыдать навзрыд, но тот вдруг дергается, отплевывая мерзкую воду, и неразборчиво сипит что-то, приоткрывая глаза. Луханю не видно четко его глаз, но он почему-то уверен, что они покраснели от напряжения и воды. - Прости. Прости, прости меня! - Хань прижимает голову мелкого к своей груди и продолжает шептать одно слово, а тот неловко ворочается и жалобно ноет: - Хён, мне дышать нечем. Брюнет тут же отпускает мальчика и притаскивает плед, кутает в него донсэна и обнимает, жадно заглядывая в черные глаза. - Фпафибо, - шепчет Хун и вдруг начинает плакать. Страх в обратном порядке врывается в его сознание, и он уже совсем отпускает эмоции, поддаваясь давлению своего организма и вздрагивая от каждой налетающей большой волны, лижущей голые пятки. Лухан беспомощно качает младшего в объятиях и поглаживает волосы, мысленно пиная себя за такую неосторожность. И чего было тащить ребенка ночью к морю, да еще и учить плавать? Балбес. - Хунни, - Лу впервые так ласково обращается к донсэну, - А что мы... - Ничего, хён, - явно угадывая волнение Ханя, прерывает его мальчишка и, вытирая слезы тыльными сторонами ладошек, смотрит на хёна, жующего нижнюю губу. - Мы ничего не скажем взрослым. Они будут ругать. Я не хочу. Хань немного теряется от слов, но согласно кивает головой, свободнее выдыхая, и ежится от ветра. - Пора домой. В комнате тихо, никто из них не спит. Недавнее событие нервными импульсами стучит в виски, отдает дрожью в теле и застревает комом в горле. Плед валяется на полу, поверх забытой там же, вечером, приставки. Утром Лухань, как бы ни старался, не может уловить озорство и прежнюю веселость донсэна. Взрослые пытаются выяснить в чем причина внезапно притихших отпрысков, но те отвечают лишь что-то о глупой сказке на ночь, которую нашли в одной из сехуновских книг, и лениво размазывают кашу по тарелкам. Последний день так и проходит в смятении и натянутых улыбках младших. Тетка перестает окликать младшего и пытаться развести на озорство. Книги и игрушки свалены в коробку и задвинуты под кровать, рюкзак навевает неприятные мысли,свисая ремешком на спинке стула, а плед мрачным пятном скомкан в углу, у окна. Лухань чувствует вину отчетливо. Она грызет его и впивается когтистыми лапами во все еще детское наивное сознание, она пугает и заставляет молчать в страхе натворить что-нибудь еще. В какой-то момент маленькому Се надоедает наблюдать за хмурым и понурым хёном, и он притаскивает из кухни два стакана с молоком и песочное печенье. Так они и коротают последний вечер вдвоем - запивая сладость молоком, переговариваясь о скалах, чайках и, конечно же, звездах. Утро наступает отчаянно быстро, и Сехуну так же отчаянно не хочется прощаться со своим другом. Они с теткой выходят проводить гостей до остановки. Солнце немного слепит глаза, и малыш щурится, снова являя окружающим глаза-полумесяцы. Лухань чуть улыбается и взъерошивает пшеничные волосы донсэна. Узкая дорожка меж цветастых деревьев не позволяет идти "толпой", а потому младшие немного отстают. Лухань немного скованно озирается на плетущегося позади него Хуна и нервно теребит край синей футболки с изображенным на груди парусником. Он не решается заговорить. Наверное, просто слов подобрать не может. Ему бесконечно неловко и хочется попросить волшебника Времени перемотать все события. Перемотать до звезд в ночном небе и игр с роботами\динозаврами\приставкой. Очередной раз спотыкаясь, Сехун едва не падает, но его ловко придерживают руки хёна, и он смущенно бормочет шепелявое: - Фпафибо, хён. Лухань кивает и делает попытку улыбнуться. Сехун не знает, что такое прощаться, он еще слишком мал для этого, но ему почему-то очень грустно и хочется вцепиться в руку Ханя, не отпуская его, что он и делает. Хён обещает приехать в следующем году, а потом напоминает о телескопе. На мгновение Хун замирает, и уголки его губ тянутся вверх. Он будет ждать. И тогда хён обязательно приедет. Этого замешательства младшего хватает на то, чтобы Луханя впихнули в автобус, распрощались с теткой Се и его самого потрепали по волосам. А когда Хун отмирает, то видит закрывающиеся двери, и автобус плавно отъезжает. Его друг правда уехал. Сехун не знает, что такое прощаться, он еще слишком мал для этого, но ему почему-то очень грустно.

♥ ♥ ♥

Годы мчатся быстро и незаметно. Не успеваешь и глазом моргнуть, а ты уже вырос, кто-то даже создает собственные семьи, отделяясь от родителей, а кто-то оседает на месте и не стремится к таким разительным переменам. Кто-то такой, как ОСехун. Он лениво раскидывает руки в стороны и щурится от наглых солнечных лучей, что пробираются в комнату, обходя преграду в виде неброских занавесок. Зрение все еще нечеткое, а потому звездное небо, что висит на потолке огромным плакатом-картой, смотрится несколько размыто. Хун на мгновение возвращается памятью на двенадцать лет назад, когда так же рассматривал небо, только настоящее, со своим первым другом, со своим хёном. Хёном, который после отъезда с острова, совсем пропал, забыл малыша с пшеничными волосами, забыл их горе-приключение, их игры. Но сейчас Хун девятнадцатилетний практикант в местной газетенке, его волосы уже давно выжжены аммиаком и маячат в толпе прохожих белым пятном. На внутренней стороне запястья набита татуировка - Сириус. Сехун и звезды - это нормально. Снизу доносится окрик любимой тетушки - зовет завтракать, и парень нехотя скатывается с кровати, собирает телом дверные косяки по пути в ванную, не забывая нажать кнопку "Play" на стареньком магнитофоне, и комната тонет в томно-нежном голосе исполнительницы любимой песни: Ruru Chapeau – Everyonehas a littlestar. Поцеловав на прощание тетушку, Хун подхватывает со стола бутерброд, закидывает рюкзак на плечо и под возмущенное "мог бы и нормально поесть, негодник!" убегает в редакцию. Статья дописана, и блондин очень надеется, что ее одобрят. Ему бы писать о звездах, бескрайнем море и рыбах-летуньях, но задания лишь о новом школьном автобусе, презентации бульварной книженции какой-то расфуфыренной мадамы и, о, боже - вчера кто-то выиграл в лотерею, но потерял свой счастливый билет. Сехуну кажется, что он свой счастливый билет тоже где-то потерял. Но он больше не ребенок, а потому не позволяет себе распускать сопли, и ловко взбегает на крыльцо офиса, где проходит стажировку. Может когда-то он сможет писать о чем хочет, а пока... Недопитое какао летит в урну, расплескиваясь из пластикового стаканчика, а блондин хмурит брови, перечитывая, наверное, в пятый раз сообщение, пришедшее от тетки. Гости? Серьезно? Парень не любит гостей, хоть они и редко у них бывают. Особенно внезапных. Дом встречает включенным на кухне телевизором, готовящей салаты тетушкой и ароматом тушеных овощей. - О, уже вернулся? – женщина, не обращая на парнишку внимания, продолжает вещать. - Они приедут совсем скоро. В такую даль поехали, представляешь?! - Кто о... - но Сехуну не дают и слова вставить. А потом всё обрывается звонком телефона, и тетка, бросая готовку, бежит на улицу, зазывая и племянника. Там уже почти стемнело, ветер треплет выжженные пряди сехуновских волос и колет под ребрами. Привычно. Перед хозяевами вырастает два силуэта, мужской и тонкий, девичий. Хун неуклюже прокашливается и тянет собачку молнии вверх, словно желает спрятаться от глаз, что неотрывно смотрят на него. Смотрят будто в душу. Все так же озорно улыбаются чертиками в самой глубине зрачка и обещают новую порцию сехуновых страданий. - Ты же помнишь этого мальчишку? Тетка продолжает о чем-то щебетать уже с девушкой, стоящей рядом с другом детства Сехуна, а он сглатывает внезапный ком в горле и протягивает руку для приветствия. - Привет, хён. - Привет, Хунни. Сехун чуть морщится от детского прозвища, жмет теплую ладонь и впитывает в себя яркую улыбку Луханя. Он все такой же улыбчивый, все так же притягивает взгляд и по-прежнему мил. Волосы Ханя такие же белые, как у младшего, и Хун почему-то с этого смущается, а потом переводит взгляд и внимание на девушку. Лухань представляет шатенку своей женой, и младший невольно давится вздохом. Еще одна жертва нынешнего стадного инстинкта среди молодежи. Раньше окольцевать себя, вырастить дерево\куст и кого-то родить. Хун ковыряет носком кроссовка землю, а потом медленно плетется вслед за всеми. За поздним ужином, молодая парочка болтает без умолку, чем очень радует тетушку. Лухань передает приветы от своей мамы и говорит, что идея приехать сюда принадлежит Сянцзян, его жене, а та добавляет, что всегда хотела провести свадебное путешествие где-то за океаном, подальше от родины. Сехун корчит скептичную мину, что не ускользает от внимания хёна, и тот тыкает его пальцем под ребра. Больно. И неприятно. Девица не нравится Хуну с каждым днем все больше. Слишком манерная, слишком ванильная, слишком глупая и просто слишком. С Луханем они несколько раз о чем-то спорят, Сянцзян даже порывается топнуть ножкой, косится недовольно на Сехуна, но Хань заталкивает ее в комнату, подальше от посторонних глаз и, видимо, вправляет мозги на место, потому что шатенка снова скалится (читай - улыбается) и предлагает тетушке свою помощь перед тем, как они с мужем отправятся на море. Лухань зовет и донсэна с ними, но тот отнекивается работой, убегает в комнату и, завалившись на не застеленную кровать, пялится в звездный потолок. А Лухань немного грустно улыбается, каким-то своим воспоминаниям\мыслям и спускается вниз собираться. Сезон дождей в полном разгаре, а потому почти через день все заседают дома, смотрят все те же местные TV, или молодожены уезжают в центр городка, потому что Сянцзян хочет в торговый центр\ресторан\бар\дискотеку. Хун правда не понимает, как хён ее терпит, и вообще, как он додумался на ней жениться? А потом вспоминает блондинистую голову и смеется в кулак. Хорошо, что ему аммиак еще мозги так не проел. За общим обедом разговоры склоняются то к спорам о религии\политике, то к сумасшедшему смеху Ханя. Сехун поглядывает на хёна из-под челки, любуется его улыбкой и живым блеском в глазах, а потом замечает ответный взгляд ореховых глаз. Лухань мягко улыбается и немного залипает взглядом на сехуновых губах, когда тот их облизывает. Их единение на кухне прерывается визгливым "Хань!", и Сехун ловит ревностный взгляд хёновой женушки. Вот же стерва. Девчонка по пятам следует за мужем, не дает парням поговорить и пяти минут наедине и вечно косит недовольный взгляд на младшего, уводя Ханя за локоть в другую комнату. Но вопреки этому бабьему идиотизму, Сехуну даже удается поболтать со старшим с глазу на глаз. Обычно это происходит вечером, когда капризная жена отмокает по часу в ванной. Тогда Хань без стука вваливается в чужую спальню, падает рядом на кровать и смотрит в потолок, а потом поворачивает голову к окну. - О, телескоп. Ты купил его! - Да. - Прости, что... - Да ладно тебе, хён. Мы же были детьми. Сехун улыбается искренне, и его глаза все так же напоминают полумесяцы, Лухань по привычке ерошит чужие волосы и получает легкий тычок в бок. С младшим хорошо, спокойно и, кажется, им и говорить не надо. Многое понятно без слов. Понятно улыбками. Касаниями, случайными и не очень, когда Хань задерживает руку на плече\шее младшего или когда сам Сехун тянется к нему. Понятно взглядами, которые вызывают улыбку на губах Луханя. Старшему почему-то отчаянно хочется ухватиться за Хуна и не отпускать. Ему страшно, что они снова потеряют друг друга из-за глупости и хитросплетений судьбы. С каждым разом их разговоры все больше напоминают прошлые, детские. Напоминают своей прямотой, искренностью и вечно ханевским громким смехом. Сехун зовет хёна сыграть в футбол, и они гоняют на соседней спортивной площадке до глубокой ночи под желтым светом фонарей. Хань счастливо смеется, радуясь победе, и обнимает уворачивающегося донсэна, который норовит залезть руками под футболку старшего и защекотать, ведь Хань жутко боится этого. Ночью Хун засыпает под всё ту же любимую песню: I guess my dream keep go on I guess we can't see it at all I just do not give up, won’t give up...no more Утро бьет по вискам женским визгом. Это явно не тетушка, думает Хун и выходит на шум. Увиденное заставляет блондина замереть и даже приоткрыть в шоке\удивлении рот: Сянцзян влепляет Ханю звонкую пощечину, кричит что-то вроде "ты настоящий олень" и вываливается из дома с чемоданом, где ее уже ждет такси. Китаец выбегает вслед за фурией, как мысленно окрестил ее Сехун, и что-то всё говорит\уговаривает, а потом слышится визг шин, и Лухань возвращается в дом. - Она ушла, - монотонно бормочет он, а Хуну немного неловко, но и радостно. - Ты ее любишь? - Не знаю. - Зачем тогда поженились? - младший аж подскакивает на месте и пялится на хёна, а тот усмехается и оседает у порога. - Она хоть и вспыльчивая. - ...заносчивая. - Обидчивая. - ... стервозная. - Черт, Сехун! Хун не выдерживает и смеется, а Хань подхватывает смех и заканчивает. - Она сказала, что беременна, а утром прокололась на сообщении подруге, что никакой беременности нет. - Стервозная сука! - не может не высказаться донсэн и уже готовится схлопотать по губам, но Лухань в ответ жмет плечами и согласно кивает. Сехуну нужно бежать на работу в издательство. Он отправляет хёна на кухню дожидаться тетушку, которая еще рано утром ушла по делам, а сам мчится наверх, в спальню, за рюкзаком. Уже собираясь выйти из дома, младший решается заглянуть на кухню и видит понурую голову Ханя. Сердце сжимается, и хочется оградить хёна от всего этого отрицательного и лживого. Но парень сдерживает порыв броситься и обнять старшего, вместо этого тихо притворяя за собой дверь. В голове тысяча и одна мысль о том, насколько люди подвержены окружающим раздражителям, насколько зависимы от них же и от себе подобных. Хун трясет головой, откидывая волосы со лба, поправляет проводки наушников и нажимает на «play», про себя напевая любимую песню. Уже вечером, по пути домой, Се получает сообщение от тетки, в котором та причитает о несчастном Лухане, сломанной ноге своей подруги и завершает эту тираду коротким "буду завтра". Хун вздыхает, ежится от колючих холодных капель и по пути заходит в магазинчик с яркой вывеской "24 часа". Дом встречает шипением телевизора из гостиной, лохматым Ханем и его несчастным, как у брошенной собаки, взглядом. Младший заносит пакеты на кухню, где они звонко стучат стеклом о столешницу, скидывает толстовку на стул и, достав пару бутылок пива и пакет чипсов, возвращается в гостиную. Лухань двигает свою тушку в сторону, уступая место рядом с собой донсэну, и на автомате принимает холодную зеленую бутылку. - Не чокаясь, - мрачно хрипит Хань и отпивает, невидящим взором уставившись в экран с яркой рекламой дешевых вентиляторов. Лухань не жалуется, не ноет, как половина брошенных сокурсников Сехуна. Лишь говорит, что по приезде в Пекин подпишет необходимые документы о разводе и купит новую квартиру. Сехун в шутку зовет хёна жить к себе, сюда. Зачем ему серый город, если есть такой дождливо-солнечный рай? А хён жует губы и снова отпивает пиво. Чипсы так и лежат нетронутые, рассыпанные по столу, а все потому, что О Сехун неуклюжий балбес. - Ты такой красивый, - Лухань придвигается ближе к пунцовеющему донсэну и вплетает пальцы в выбеленные точь-точь, как у себя самого, волосы. Младший, будто сжимается, неуверенно переводя взгляд на хёна. Китаец какое-то время перебирает жесткие пряди, а потом выдает предложение родом из детства - зовет снова к морю. Ночью. И Сехун, лишь бы избавиться от неловкости, витающей в воздухе, соглашается, подрываясь с места. Плед все тот же, фонарик все тот же. Вот только Лухань и Сехун другие. Уже не дети, но некоторые привычки не переводятся, а потому, уже на пляже, они всё бросают на песок и мчатся к воде наперегонки. Лухань звонко смеется, скидывая обувь, и вбегает по щиколотку. Волн - ни одной. - Ты же не боишься? - старший осторожно интересуется, смотря на донсэна, и возвращается на берег, раздеваясь. - Можно искупаться. Сехун не отвечает, топчется на берегу, а потом разувается, скидывает футболку и джинсы, чем повергает хёна в состояние легкого потрясения, и вбегает в воду. Лухань не может оторвать взгляд от фигуры младшего. Белая кожа Хуна переливается серебром в свете луны, и китаец, закусив губу, присоединяется к нему в воде. Плавать приятно, мышцы расслабляются, сознание отсеивает все лишние мысли. Уже на берегу, устроившись на пледе и подперев голову рукой, Хань пытается поймать смущенный взгляд донсэна, а тот все прикрывается рассказами о том, как учился плавать, как переборол свой страх воды и как скучал по хёну. На последних словах его ресницы дрожат, и Хань подается ближе, поднимает свободной рукой за подбородок, заставляя смотреть в глаза, и шепчет тихое с легкой хрипотцой: - Я тоже скучал. Но... Но ты сам знаешь, как оно бывает. Сехун жмурится, кивает понятливо и боится того урагана, что сейчас зарождается внутри него. Прикосновения хёна обжигающие, заставляющие смущаться. Хуну хочется сбежать, и он уже придумывает идеальную отговорку, открывает рот и тут же чувствует чужие губы на своих. Его целуют осторожно, боясь спугнуть. Хань поглаживает большим пальцем подбородок донсэна и пробует на вкус сехуновы губы, целуя все настойчивее, не получая отказа. Наверное, это все алкоголь, думает Хун, и почему-то становится по-детски обидно. Потому что утром хён ничего и не вспомнит, но тот, словно угадывая его переживания, отстраняется немного и, опаляя покрасневшие губы прерывающимся дыханием, шепчет: - Я не забуду этого, Хунни.