Румянец

       — Думается мне, что отец крайне похож на Мириэля, хоть и был рождён на сотню лет позднее, — после продолжительного молчания начинает Элизабет. Что же, видать, Гюго и его "Отверженные" впрямь до одури поразили её, как и предсказывала Розалинда, ныне сидящая в зелёном кресле напротив девицы.        Лютес подпирает голову поставленной на подлокотник рукой и готовится с невозмутимым лицом выслушивать юную особу, хоть ей не особенно привлекательны размышления о жизни от той, кто за все годы жизни ни единого разу не выбирался за пределы золотого гнёздышка, однако учёная понимает, что это нужно особи. "Особь"... Розалинда давно уже не употребляла это словцо по отношению к мисс Комсток. Не из-за возвышенного отношения к её "отцу", но из соображений собственных. А вот Роберта название "особь" устраивало в полной мере, а его обладательница - ни капли. То-то в доме Комстока его любили куда меньше, нежели сестру. Или всё дело в половом различии? Но да неподходящее время сейчас думать о тоскующем дома, словно оставленном хозяйкой по причине нужны отправления на работу щенке, брате.        — Посудите сами: епископ безвозмездно отдал почти всё семейное серебро незнакомому человеку так же, как мой отец одаривает каждого из нас своей милостью и опекой, и-и... гм-м, — Лизз запинается, бормоча что-то неразборчиво в попытке подобрать нужные, подходящие слова.        — "И"? — не желая слушать мычание, подгоняет учёная, поднимая зелёные глаза на рассказчицу, будто недовольная работодатель на не выполнившего план работника, укоряюще так, но при всём этом интонация её остаётся спокойной. Стало быть, за такую "разъединённость эмоций" леди Комсток её и недолюбливает: никогда не понять точно, о чём размышляет на самом деле хитрая женщина. Да ещё рыжая ведь, а они по поверьям все ведьмы. Сомнительно, что жена пророка верит в те самые поверья, однако может быть всякое. Да и чем больше поводов вытурить Розалинду из дома, пущай даже самых что ни на есть пустых и бессмысленных.        Светлой комнатой вновь овладевает тишина, создавая в ней напряжённую атмосферу. Розалинда вымотана, ей хорошо бы вздремнуть после ночного мозгового штурма, тем более кресло попалось до черта мягкое, однако она перебарывает себя, продолжая взглядом таранить замявшуюся девицу. Лютес держится не из-за того, что их могут видеть через стекло или слышать, ведь во время своих визитов она отзывала всех учёных по их собственным делам, а из-за некоторого уважения к девочке, у которой помимо странной учёной и Соловья никого нет. А Элизабет ведь такая любопытная, сообразительная, тянется ко всему... Жаль, что у неё нет друзей. Но в этом они с Розалиндой похожи.        Женщина не может не отметить, что оттенок длинных, заплетённых в хвост волос Лизз всегда будто бы разный, не то он вправду ежечасно меняется, не то в освещении помещений столь громадная разница. Лютес уверена, что ни леди Комсток, ни её муж об этой особенности дочери не догадываются даже, хотя должны бы, родители, как-никак. Но, быть может, это вправду не так заметно для простаков. Не то чтобы пророка и возлюбленную его учёная считает за неотёсанную деревенщину или членов "Гласа", которые навряд ли хоть одну книгу в руках держали, совсем нет, только знает о своей крайней наблюдательности, без которой ни одному учёному на его поприще не обойтись. Стало быть, та же черта есть и в брате её, вот почему он всё с большим недоверием относится к походам к "особи": видит всё, понимает и давно сделал верные выводы. "Ревнивый", — про себя хмыкает Розалинда, закидывая ногу на ногу и не собираясь более ждать ответа, в чём объясняется Лизз, показательно покашливая.        — ...и-и-и... Отчего у нас не идёт дождь? Или снег? Я читала о них много раз, однако никак не удавалось увидеть живьём, — спрашивает полулежащая на постели девица, приподнимаясь на прямых руках и почему-то тихо посмеиваясь. Лютес понимает, что Лизз хочет сменить тему на более нейтральную, о погоде, но разве ж она интересна хоть одной из них?        "Глупая попытка", — чуть не говорит в слух Розалинда, вовремя останавливая себя. Не стоит язвить с Элизабет, она ведь до сих пор девочка, хоть и уверяет, что уже дева. Может ни с того ни с сего надуть губы, как надувает клюв поймавший чересчур много рыбы пеликан, и не пожелать продолжать беседу, а учёной не особенно хочется возвращаться домой, она ведь не так давно пришла. Час назад или около того, но всё это время хозяйка комнаты молчала. К тому же, пусть Роберт поволнуется подольше. От мысли о брате Лютес слабо улыбается, создавая трещину на своей маске абсолютной выдержки.        — Вы явно намеревались задать иной вопрос, дитя, — проговаривает Розалинда, сметая улыбку с лица. Ловко парируя попытку уже приоткрывшей рот Лизз оправдаться, она продолжает говорить: — По вашему лицу это легко понять.        Элизабет хочется ответить что-то, мол: "Нет, вы неправильно видите" или: "Нет, вы всё надумали сами", однако женщина оказывается абсолютно права, как и всегда. Девица лишь тяжело вздыхает, прикладывая ладонь к щеке и отворачивая голову. Розалинда ничего не произносит на это, продолжая наблюдать.        Некто другой, оказавшись на месте Лизз, наверняка отпирался бы до последнего, доказывал свою непредсказуемость или давно выгнал бы пыльной метлой неприветливую учёную, но то были бы другие, а это — Элизабет Комсток. Она в неисчислимое количество раз умнее всех, с кем Розалинда когда-либо имела дело, кроме, пожалуй, Роберта. Хотя, признаться честно, она порою подумывала о том, чтобы вместо брата ходила за ней мисс Комсток. Она бы быстро всему научилась, да и домашняя лаборатория Лютес наверняка пришлась бы юной особе по вкусу, а библиотека из всяческих научных книг, каких в доме Комстока держат мало, утолила бы на короткое время невиданную любознательность. Быть может, Розалинда даже пустила бы ученицу спать в самое тёплое место её дома, в собственную постель, однако... Однако на этой мысли все размышления о замене разом стирались и забывались. Элизабет совсем девочка, когда Розалинда — давно женщина. Леди Комсток наверняка была бы не против подобного союза на одну или пару ночей, было бы в чём ещё обвинить учёную, но что касается Роберта с Комстоком... Лучше забыть о каких-либо потехах с мисс Комсток, от слова "совсем".        — Видите ли, — продолжает учёная, перемещая подпиравшую голову руку на свою юбку, — из уст вашего отца я узнала, что этим утром вы изъявили острое желание о скорейшей личной встрече со мной. — Она делает кроткую паузу, вспоминая о недовольных выкриках леди Комсток, так же прознавшей об этом, и полной растерянности пророка. Впрочем, не обязательно рассказывать девочке обо всех деталях. — Собственно, для чего вам понадобилось моё внимание, дитя? - Окидывая взглядом помещение, стены которого повсеместно украшены рисунками "особи", Розалинда останавливается на лежащем на кремовой прикроватной тумбочке томе "Отверженных". — Коль прочтение принесённой мною книги успешно окончено, то стоило упомянуть об этом, дабы я доставила новую, или...        — Д-дело не в книге, — обрывает Лизз, оборачиваясь и садясь на самый край постели, будто готовая моментом спасть с неё на пол. Вот только зачем?        Розалинде любопытно дальнейшее развитие ситуации, и в доказательство она удосуживается вопросительно приподнять бровь, продолжая наблюдение. У женщины есть некоторые догадки, однако пока они остаются лишь в её голове. Сконфуживаясь под изучающим и нетерпеливым взглядом, девица обнимает себя руками и решает продолжить:        — У меня есть вопрос... Если вы, конечно, пожелаете на него ответить.        Розалинда слегка кивает, вновь придавая лицу спокойный вид: "Если вам угодно, дитя"        От этого ласково-уважительного обращения у Элизабет начинают болеть зубы. Ей слишком много лет для "дитятка", она слишком много знает и хорошо всё понимает, потому обращение это задевает девицу, тем более когда произносит его Розалинда, с присущим ей лёгким пренебрежением.        — Благодарю, — резко бросает девица, поднимаясь с места. Она, рассматривая половицы, приближается к креслу, где сидит гостья, и в горле начинает образовываться ком, но пути к отступлению уже нет. Элизабет понимает это, однако начинает издалека: — Заранее желаю извиниться за то, что вопрос мой может показаться выходящим за все известные рамки этики и приличия, однако мне очень хотелось бы узнать ответ... — Розалинде никогда не нравились долгие и совершенно бесполезные вступления, какие были у Комстока, например, и ей жаль, что дочь его, похоже, перенимала отцовскую любовь к ним, но Лютес была готова ждать до последнего, как бы Элизабет теперь не пыталась сбить её с толку. Выдохнув, казалось, весь воздух из лёгких и закрыв глаза, девица тихо вопросила: — Могу ли я надеяться?        Сей пароль хорошо известен Розалинде, более того, учёная даже знает на него ответ, однако ныне спрашивал её не молодой джентльмен с горячим сердцем, а непорочная кроха, не знавшая ничего, кроме своих книг. Женщина поднимает глаза на собеседницу, понимая, что соврать о незнании фразы навряд ли удастся. Что же, она решает ответить вопросом на вопрос: "Когда?"        — "Когда"? — удивлённо переспрашивает Лизз, с подозрением разглядывая женщину. — Это означает "нет"?        Снова тишина. Элизабет пытается понять загадку учёной, которая обожает не говорить почти ничего прямо, только всяческими намёками. "Когда"... Быть может, это действительно часть остроумного отказа-анекдота, который известен всем, кроме девицы? Или Лютес пытается перевести тему? Либо она боится прихода посторонних или прослушки, а потому не отвечает о подобном прямо? "Когда"... Этим обычно пытаются спросить о дате, времени... Точно, время. Розалинда, быть может, хотела сказать: "Не в этой жизни"? Нет, не очень-то похоже. Время измеряется в секундах, часах, днях, годах... Годах? В чём между Лютес и Лизз наиболее заметная разница? В годах, возрасте. Одной около шестнадцати, второй где-то за тридцать, а то и больше... Она хотела сказать: "Когда вырастите, тогда и поговорим", или нечто вроде? Неужели девице удалось отгадать задачу? Она не уверена, однако молчать вечно — затея плохая и глупая, лучше говорить, хоть как-то развивать диалог, авось и проскочит что...        — Простите за бестактность, однако вы страшитесь разницы в возрасте? — В голосе Элизабет заметно нетерпение, возможно, даже        — Вы правы, мисс Комсток. Ваша собеседница давно не дева, и никто не просил её милости на протяжении последних лет пятнадцати, - неспешно отвечает учёная, поправляя складки на собственной юбке. Она переживает об излишней упрямости девочки, которая ныне может изрядно помешать и помочь данной встрече обрести неизгладимые последствия.        Розалинда предпочитает молчать и даже краем глаза не смотреть на девочку, ощущая на затылке её пристальный взор. Женщина начинает понемногу вспоминать о вчерашнем эксперименте с вещами из разрывов, забывая о том, где находится ныне, однако кроткий и неожиданный смешок заставляет её очнуться.        — Вы совершенно удивительны, госпожа Лютес, — со всей своей добродушностью объявляет Лизз, отводя дрожащие руки за спину. — Не сочтите за... нечто оскорбительное, однако я никогда не поверю, что последний вопрос, подобный моему, вам задавали лет эдак пятнадцать назад. Я... я не перестаю восхищаться вами.        — Вы краснеете, юная особа, — беззлобно замечает Розалинда; ей даже не нужно поднимать глаз, чтобы узнать это. Просто чувствует и всё. Лизз холодноватыми кончиками пальцев одной из рук бросается растирать такой лишний сейчас румянец на щеках. Учёная, замечая движение, легко дотрагивается до чужого локтя, заставляя убрать руку и недоумённо уставиться на Лютес. — Мне, признаться, это нравится.        Элизабет не понимает, пока ещё. Очередная головоломка? Так нет же, на сей раз всё сказано прямо, без единого намёка... Розалинда откровенно заявила о любви к пунцовому оттенку в меру пухловатых щёк своей собеседницы? Девице это кажется странноватым, несвойственным знакомой ей учёной заявлением, однако много ли она может знать о впавшем в состояние привязанности и, возможно, любви человеке? То не Соловей, не книжный герой, а реальный, самый настоящий человек, хоть и со своими "отклонениями". Лизз решает, что знает достаточно для того, чтобы сделать следующий шаг. Она более не собирается чего-то выжидать. Угадала — отлично, прогадала — скоро узнает об этом.        Склоняясь над женщиной, Элизабет кладёт тёплую, приятно пахнущую чем-то сладковатым, вызывающим одно лишь восхищение без примесей, ладонь на её щёку, большим пальцем медленно проводя по скуле. По спине Лютес от этого словно проходит заряд тока, сопровождаемый мурашками, а девицу же просто вовсю трясёт. Розалинда чувствует это, но сообщать не собирается.        Женщина, отрываясь от складок юбки, поднимает голову. Смотря Лютес прямо в лицо, девица беззлобно улыбается и чуть не бросается хихикать, однако перебарывает себя, понимая важность момента. Всё же в ней действительно ещё живёт девочка, которую нужно побороть. Возможно, прямо сейчас и происходит внутренняя борьба "дитятка" и "девушки", чем объясняется непривычно быстрое сердцебиение и непонятно откуда взявшееся свечение, затмевающее обзор.        — Вы покраснели, — зачем-то шепчет Лизз, хотя Розалинде это и так известно, притом довольно давно.        Учёная небольно сжимает локоть девицы рукой, словно за лестничные перила, и осторожно тянется ближе, страшась спугнуть настрой Лизз. Она не отдаёт себе отчёта в том, почему позволила себе быть столь сентиментальной, зачем делает это и что будет потом; в этот момент Лютес словно моментом позабыла всё, что знала, и ничто не беспокоило её. Элизабет, с чьих губ сползла миловидная улыбка, наклоняется ниже, чувствуя переместившуюся ей на спину руку женщины, и обе как будто задерживают дыхание, прикрывая глаза в блаженном ожидании. Всего миг, и Лизз робко касается губ Розалинды своими, и всё словно перестаёт существовать.