"Мне не нужна твоя жалость..."

Вся краска разом схлынула с лица Фила, делая его кожу ещё более бледной. Дэн же, наоборот, покраснел до кончиков ушей, продолжая сжимать небольшую вспотевшую ладошку в своей руке. Неужели... Неужели он сделал то, о чём изредка думал, смотря на Лестера в последние несколько дней? Коснулся его и признался в любви? Ладно, прикосновения друг к другу можно простить: они и так каждый день обнимаются с тех пор, как Дэниэл спит в комнате Филипа. Но... Он сказал три слова. Да, сейчас, в такое нелёгкое и жестокое время, они почти не имеют силы и такого сакрального значения, как раньше, но каждый звук голоса Дэна был пропитан искренностью и угасавшей надеждой, что Фил не чувствует к нему того же. Неужели... Нет? Совсем нет? Конечно, глупый-глупый Хауэлл... Какие могут быть чувства к грязному бродяге у радиоведущего? Да, они вели сегодня вместе передачу, но... Кажется, после сегодняшнего маленького откровения в следующую пятницу Фил опять останется один. Он медленно отпустил руку Филипа и грустно отвёл глаза, прикусывая губу. Опять стыдно. А на что он надеялся? Что Лестер в объятиях его задушит? Что он то же самое ответит? Глупости. Фантазии. Ребячество. Его никто никогда не полюбит. Какая досадная ошибка. Дэн готов был расплакаться от такого промаха. -Я... Пойду в свою комнату, пожалуй...-охрипшим голосом произнёс Хауэлл, заворачиваясь в своё одеяло и направляясь к двери побыстрее, чтобы Лестер не застал надвигающуюся истерику. -Постой,-к Филу вернулась способность говорить,-Куда же ты?-он поднялся с кровати и схватил Дэна за руку, увлекая за собой обратно. -Я, наверное, слишком поторопился... Или просто не подхожу тебе, потому что...-слабо проговорил Хауэлл, ощущая, как сильно щемит в груди. Хотелось выбежать из спальни, забиться в тёмный угол и сжаться в комочек, чтобы никто не мог его тронуть и сделать больнее, чем сейчас. -Прекрати. Да я же самый удачливый человек, потому что ты тогда не ударил меня и не сбежал из коридора!-он тихонько рассмеялся и накинул на плечи Дэниэла ещё одно одеяло,-Я так рад, что тебя встретил. Я уже несколько дней думаю о том, что... Наши отношения зашли за рамки дружбы, и никак не могу признаться тебе в том, что я к тебе чувствую, что больше не хочу терять, что хочу заботиться о тебе так, чтобы тебе не было больно или одиноко,-его ладонь погладила забинтованную коленку,-Ты потрясающий и чертовски милый, Дэн. Я боюсь, что слишком неидеален для того, чтобы быть с тобой... Но это не отменяет того, что я люблю тебя. И если ты захочешь, то мы будем вместе. -Х-хочу...-его горло всё ещё сводило от едва сдерживаемых слёз. -И я хочу,-улыбнулся Фил, обнимая Дэна за талию, прижимаясь губами к его щеке и оставляя лёгкие поцелуи на коже. Ком в горле отступал с каждым новым прикосновением, оставляя за собой чувство облегчения. Хауэлл наконец-то смог улыбнуться, так что холодный кончик носа Лестера уткнулся в ямочку на щеке, и накинул висевшие на нём два одеяла на плечи брюнета. Дэн повернул голову и прикрыл глаза, когда их с Филом губы соприкоснулись. Это был самый тёплый и уютный поцелуй, так что не хотелось большего: никаких переплетений языков, французских поцелуев или попыток зайти дальше. Они наслаждались друг другом, объятиями, молчанием, переставшим быть таким напряжённым или непонятным, как в те три дня, в которые Дэн не произнёс ни звука. Они вдвоём. Вдвоём против всего мира, против всех, кто ненавидел милого кареглазого мальчика, сидевшего с гитарой на тонкой фанерке, лежавшей на мокром асфальте; кто ненавидел голубоглазого парня за случайно выпавший ему шанс пробиться выше и стать радиоведущим. Они вместе... И им больше ничего не страшно: ни ночные кошмары, ни непонимающие люди, ни Рождество, проведённое в одиночестве в своей квартире или коробке. -Ты не устал?-спросил Фил, ненадолго оторвавшись от Дэна, но продолжая его обнимать. -Немного. Скажи мне честно, я запорол выпуск? -Что? Ты? Запорол? Дэн, даже я так не вёл первую передачу! Под конец было такое чувство, что ты довольно долго проработал на радио, а не пришёл после пятиминутного инструктажа! Я горжусь тобой!-Фил легко коснулся его лба губами,-Именно тебя мне не хватало всё это время. Хауэлл улыбнулся и вновь прильнул к губам Лестера, наконец ощущая себя любимым и нужным. *** Как ни странно, но вопреки ожиданиям Фила, что после такого глупого фокуса и прогулки под ливневым дождём Дэн обязательно простудится... Заболели они оба. Да-да, и Лестер, и Хауэлл проснулись с температурой, больным горлом, пропавшим или совсем слабым голосом, кашлем и насморком. От силы, Дэну было чуть хуже, чем Филу, но он пытался встать и принести брюнету какое-нибудь жаропонижающее. Всё остальное время он лежал, свернувшись калачиком возле Филипа и смотря на него воспалёнными лихорадочно блестевшими глазами. Лестера разбивало от температуры каждые два с половиной часа, так что он не мог подняться с кровати и беззвучно стонал в промежутках между провалами в самозабвенный сон. И поскольку ему было чуть лучше, чем шатену, температура которого не опускалась ниже тридцати восьми, Фил заставлял его принимать лекарства и делал горячее питьё, которое они делили потом на двоих. Всё остальное время они проводили молча, стискивая друг друга в объятиях, пусть руки ныли и едва могли двигаться. Иногда Фил касался горячего лба Дэна губами, используя свой "самый проверенный термометр, который точно не врал". Вечером Фил достал из ящика плеер, воткнул в ухо Дэна наушник и включил на невысокой громкости их любимых Muse, второй альбом. Они просто лежали на кровати, взявшись за руки и смотря друг другу в глаза. В голове Хауэлла, тяжёлой и болевшей, всё смешивалось и казалось нереальным, мысли были спутанными, но одно он знал точно в любом состоянии: эти глаза—самое прекрасное, что он видел в своей жизни. Такое смешение оттенков: холодный морской голубой, лёгкий налёт светло-зелёного и маленькие крапинки желтоватого... В итоге получалось два бездонных океана, затягивавших на дно. Дэн мог смотреть в них часами, не отрываясь и почти не дыша. Чёлка падала на глаза, но Фил перестал обращать на неё внимание. Для Хауэлла этот взгляд из-под чёрных прядей казался волшебным и притягательным, что он даже не потянулся заткнуть их за ухо, а только фыркнул и улыбнулся. Лестер сократил между ними расстояние и потёрся кончиком носа о нос своего любимого, дразня его обжигающим дыханием с примесью всевозможных лекарств от горла с ментолом. До тошноты хотелось поцеловаться ещё раз, но их останавливала болезнь. Хотя нет, останавливала она только Фила, потому что Дэн, расцепив их руки, осторожно взял лицо брюнета в ладони и впился в губы, слегка сминая их в поцелуе. Его вспотевшие руки были сцеплены в замок за спиной шатена, только шаловливые пальцы теребили край футболки и касались самыми кончиками горячей чувствительной спины. Дэн оторвался от губ и уткнулся в грудь Фила, заливаясь кашлем, брюнет гладил его между лопатками, с сожалением смотря на подрагивающие плечи: он хотел бы целоваться дольше, но в любой момент тоже мог начать кашлять; хотел бы сказать, как любит Дэна, но не знал, есть ли у него голос или совершенно пропал; хотел бы сделать что-то милое и романтичное, вылечить бродягу своей заботой, кастрюлями куриного бульона и чайниками горячих напитков, но не мог встать, оставаясь в противном состоянии разлитого киселя. Обидно, до слёз обидно! Только ночью поняли, что любовь взаимна, а тут нате вам—первая совместная болезнь! А ведь могли бы сейчас пойти в какой-нибудь уютный ресторанчик или приготовить что-нибудь дома, целый день провести в окружении тепла и романтики, не думая ни о чём... О еде думать тошно, тепло только друг от друга и уже четырёх найденных в квартире одеял, из романтики только плеер на двоих и неудавшийся поцелуй. И Дэна опять разбило температурой, так что он уснул, уткнувшись в грудь Фила и сжав в руках его футболку. Лестер вытащил наушники и, как-то изловчившись до боли в спине, чтобы не разбудить Хауэлла, кинул их на тумбочку. Он посмотрел на своего мальчика, нежно потрепал его по вернувшимся в своё обычное состояние волосам и тоже решил прикорнуть ещё часик, потому что почувствовал, как ослабевает.