Romance?

"...пополнился пятью женщинами. А это, насколько известно, треть от всего количества министров. Благодаря таким назначениям, которые поддержали 67% жителей страны, рейтинг доверия кабмину повысился..." Мори медленно открывает глаза. Это не сон. Просто легкая предрассветная дремота. Тайфун, накрывший город вчера после полудня, все еще заливает бесконечным потоком дождя лобовое стекло. Крупные капли, безостановочно глухо барабанящие по темно-серому кузову Toyota Mark II GX71 восемьдесят восьмого года выпуска, убаюкали Мори. Иначе такого бы не случилось. "...власти Японии готовы к обсуждению нового формата отношений с властями Северной Кореи. В обмен на подробную информацию о судьбе похищенных спецслужбами КНДР гражданах Японии Токио готов будет отменить некоторые..." Массивные наручные часы показывают четыре ноль две. Они спешат на три минуты. Красная пачка Cabin на мгновение застывает в пальцах. Мори останавливает взгляд на отражении в зеркале заднего вида. На секунду дольше, чем следовало. Шрам, протянувшийся от линии роста коротко стриженных волос через лоб, рассекший густую черную бровь на две неравные части и коснувшийся правого века - из-за чего теперь всегда кажется, что глаз полуприкрыт и вовсе неподвижен, - никуда не делся. Все также он сползает по щеке к подбородку, по чистой случайности обходя уголок рта. Мори вдыхает еще сохранившийся в салоне сладковато-навязчивый аромат женских Armani, хотя Ама вышел из машины три часа назад… "...на побережье выбросилось 149 дельфинов. По заявлению властей города спасатели работали до полуночи, все силы были направлены на спасение млекопитающих..." Яркое пламя опаляет самый кончик сигареты. Полувдох. Полувыдох. Затяжка. Зажигалка летит в бардачок. Телефон звонит, когда сигарета выкурена на треть. Пальцы прикручивают громкость радио до минимума, а после тянутся к лежащему на пассажирском сиденье мобильнику. - Да. - Закончили? Сухой голос не содержит заинтересованности или беспокойства. Мори стряхивает пепел и смотрит на циферблат. Четыре десять. - Еще нет. - Не спустится через две минуты – поднимись сам. Время вышло. - Хорошо. Мори опускает взгляд на зажатую в пальцах сигарету, а после медленно отнимает от уха уже молчащую трубку. Они не стали бы задерживать Аму дольше отведенного. Не в их интересах злить босса, который яростно следит за исполнением приказов. Касается ли это дел организации или наказания строптивой шлюхи. Впрочем, Ама всегда напрашивается сам. Пальцы дергают переключатель у руля. Пелена дождя, размывающая все находящееся по ту сторону лобового стекла, разбивается быстрым скользящим движением “дворников”. Через широко распахнутую водительскую дверь в салон врывается поток холодного влажного воздуха, вышибающий свежую горечь Cubin и последние ноты Armani. Холодные брызги разлетаются из-под подошвы. Черные кожаные туфли мгновенно промокают насквозь, а штанины жадно впитывают дождевую воду. Расстояние всего несколько метров. От машины до стены старого, посеревшего от времени и влаги дома. Шаг за шагом, один за другим, Мори приближается к цели. Порыв ветра дергает полы расстегнутого черного пиджака, а кончик ленты галстука скользит за стремительным потоком воздуха. - Ама. В шуме дождя низкий тяжелый голос Мори растворяется бесследно. Так же, как и ответное: - Чертова псина... Лежащий на асфальте блондинистый парик, намокший и грязный, производит жалкое впечатление. Но Ама не может выпустить его из рук. Тонкие пальцы с длинными накладными ногтями, большая часть из которых уже отклеилась, упрямо сжимают искусственные волосы. - Пойдем. Мори не приказывает. Не уговаривает. Он просто произносит слова. Холодные капли разбиваются о лицо. Ложатся тонкой влажной вуалью на светлую кожу, когда Ама поднимает голову. Ему хочется увидеть, изменилось ли сейчас хоть что-то в изуродованном лице Мори. Но мешает дождь. И тушь, попадающая в глаза. Пушистые накладные ресницы валяются где-то возле старого кожаного дивана в полупустой комнате, в которой нестерпимо громким эхом отдавались все звуки. Там же осталась маленькая сумочка на длинной позолоченной цепочке. Уже пустая. Мичиги, тщательно следивший за сборами Амы, заботливо забросил туда бутылочку смазки, а что еще туда можно положить - Ама не знал. Пиджак, хранящий тепло чужого тела, с шорохом опускается на обнаженные плечи. Три часа назад они были прикрыты изящным черным кружевом. Теперь оно рваное и мокрое, как и подол короткого платья-чехла, больше напоминающего обычную тряпку. - Можешь встать? Ама открывает рот, чтобы ответить в привычной манере что-то типа: «В моей заднице литр спермы, сам как думаешь?». Но поймав безразлично-пустой взгляд, лишь отрицательно качает головой. Широкие ладони Мори. Одна оказывается под грудью, другая сквозь тонкие чулки задевает кожу бедер и ложится под коленями. Ама ощущает неожиданный прилив неудержимо острой тошноты, когда его рывком поднимают с мокрой тротуарной плитки. Пальцы разжимаются, и мокрый парик, скользнув по брючине, падает под ноги Мори. Он перешагивает через него. Ама делает вдох. Глубокий и жадный, мгновенно наполняющий горло смесью сигаретной горечи и дешевого мужского одеколона. Сквозь завесу дождя Мори уверенно идет к машине. Черные туфли на десятисантиметровой шпильке остаются мокнуть у стены. Мори отпускает Аму у задней пассажирской двери, но тот, не устояв, опускается на четвереньки и глухо выдыхает: - Вонючая псина… Его рвет прямо под ноги Мори. Желтоватые брызги попадают на туфли. Полстакана виски, влитого в него парнями "на прощание", с легкостью и без сожалений покидает желудок. Рукава черного пиджака, безвольно свесившись, падают в лужу. Ама закашливается и запястьем утирает ноющие губы. С трудом встает на подгибающиеся, ослабевшие ноги, для надежности ухватившись за мокрый багажник. У этой модели большой багажник. Целый человек с легкостью умещается, а если по кускам - и того больше. Скользнувшая было улыбка отзывается болью в треснувших уголках рта. - Держи. Мори протягивает полупустую пластиковую бутылку с водой. И Ама берет ее, не касаясь своими холодными пальцами чужих. Сполоснув рот, сплевывает прямо между широко расставленных босых ступней. - Теперь могу и отсосать, - хриплый голос заметно дрожит, как и весь Ама. - Хочешь? Мори делает вид, что не слышит, и распахивает заднюю пассажирскую дверь. Ама в курсе - эта машина самое дорогое в жизни Мори, и поэтому невыразительно предупреждает: - Я изгажу весь салон. Из моей дырки подтекает, знаешь ли… - Подстели пиджак. Мори не помогает Аме устроиться с комфортом на заднем сиденье. Он просто садится на свое водительское место и ждет, пока хлопнет пассажирская дверь. Пиджак промок. Но так даже лучше. Ощущение грязи и влажной липкости притупляется. Только от запаха не так легко отмахнуться. Лежа на сиденье, Ама наблюдает, как Мори вытирает лицо салфеткой. Тонкая белая рубашка, промокшая насквозь, липнет к плечам. Щелкает ручка переключателя - и в салон с тихим гудением врывается поток теплого воздуха. Мори берет телефон. Дворники без остановки ползают по стеклу. - Да. Я забрал его, - звучит глухо, и Ама закрывает глаза. – Хорошо. Думаю, нет… Тебя били? - Нет, - отзывается Ама, не поднимая век. - Я просил, умолял и ползал на коленях, но они отказались… Так и скажи ему. - Нет, босс… Да. Я перезвоню, как доберемся. Рывком приподнявшись, Ама с легкостью вырывает телефон у ничего не подозревающего Мори и коротко бросает в динамик: - Отъебись! Сотовый, как ракушка устрицы, с треском разламывается надвое. Пальцы, крепко ухватившие Аму за горло, давят так сильно, что сглотнуть невозможно. Дело не в сломанном телефоне. Мобильник тут и вовсе не при чем. Ама это понимает. Босс. Никому не позволено в таком непочтительном тоне разговаривать с Мичиги Орусавой. Вот что заставляет Мори проявлять эмоции. Верный пес, жадно лижущий руки своего хозяина. Тяжелый взгляд глаза в глаза. И этот уродливый шрам на пол-лица… Ама чувствует подкатывающее возбуждение. Горячее и нетерпеливое, оно похотливой змеей ползет по нему. От кончиков пальцев Мори вниз - по груди, животу - скручивается в тугой клубок между ног. А ведь на Аме нет белья. Кружевные полупрозрачные трусики, которые почему-то в последний момент даже стыдно стало надевать, были разорваны нетерпеливыми руками. Чьими именно Ама не видел. Рук было слишком много. Только теперь из-за этого подол короткого платья рискует быть задран самым неприличным образом. - Хороший песик, - хрипло шепчет Ама, пытаясь унять собственный пульс. - Пока ты сидел на привязи, как и положено дрессированной болонке, свора бешеных дворняг трахала течную суку… Теперь хозяин обязательно потреплет тебя за ушами и даст сахарную кость… Растекшаяся по лицу косметика. Черные разводы туши и смазанная у губ помада. Мори не обращает на это внимания, он пристально смотрит в светло-карие глаза. Глаза, которые остались прежними. Грязные руки. У Амы очень грязные руки. Но он не умеет противостоять соблазнам. От них проще избавиться, если сразу поддаться. На подбородке Мори уже проступила колкая щетина. Она щекочет ладонь, когда Ама мягко касается теплой кожи. Горячее дыхание опаляет щеку, а кончик языка, за эту ночь перепробовавшего много всякого, оставляет влажный след вдоль шрама. Мори сжимает зубы и, отпихнув Аму, рывком разворачивается на сиденье. Ключ зажигания - на пол-оборота, и, выкрутив руль, он срывает машину с места. Педаль газа плавно уходит в пол. Мокрая дорога, на которой так легко потерять управление... Ама закрывает глаза, вслушиваясь в шорох шин по асфальту. Мори крепче сжимает пальцами руль. Когда-то давно… Целую вечность назад… «Спаси меня, Мори… Когда придет время, спаси меня». Toyota проносится по прямой на перекрёстке, где должна была свернуть направо. Она мчится сквозь просыпающийся город, утопающий в воде, все набирая и набирая скорость. Станет ли спасением путь, по которому сделан первый шаг? И действительно ли пришло то самое время? У Мори нет ответов. Есть только заряженный Walther, лежащий под сиденьем. Одной пули будет достаточно. Тихий надломленный голос Амы знакомой мелодией растекается за спиной: "Под белым парусом, на лодке Несет меня волной к волне… Но этот шторм не будет долгим, Как страх во мне… Как страх во мне…"